Бог любит смех - Уильям Сирз

Г Л А В А 18. "О-О-О-О-О-О!" ПОКУПКИ, ИЛИ КАК СТАТЬ МИЛЛИОНЕРОМ

"Чего мне больше всего не хватает с тех пор, как мы поженились, -- сказала мне однажды утром за завтраком Маргарет, -- так это покупок". "Я думал, ты собираешься сказать -- еды", -- сказал я, отправляя в рот последнюю булочку с корицей. Когда мы поженились, Маргарет сказала, что знала -- я старомодный тип мужа, который не любит жить на средства жены. Она добавила, что, тем не менее, надеется, что в этом плане я не буду совсем уж архаичным. Я сказал ей принужденно, что постараюсь не быть. "У меня их не так уж много, -- сказала она. -- Но, пожалуй, хватит, чтобы не допустить продажи нашего имущества с молотка". Я поблагодарил ее за храбрую попытку стать счастливой на мое жалованье. "Я не стараюсь быть счастливой, -- сказала она мне. -- Я стараюсь не быть несчастной". Я засмеялся. Вот тогда она и представила мне "О-о-о-о!" покупки. Хороший "О-о-о-о!" покупатель идет в центр города, когда магазины уже закрыты. Во всех витринах еще горят огни, и ты можешь поглазеть на все красивые вещи и повосклицать "О-о-о-о!", но, к счастью, нельзя войти и все это купить. Маргарет могла любоваться своей "любимой" блузкой и восклицать О-о-о-о!", но мне это ничего не стоило. Она никогда не выражала недовольства, хотя мы ходили "О-о-о-о!" покупать регулярно. Однажды мы делали покупки в рабочее время. "Я хочу купить подарки мальчикам, -- сказал я ей. -- Я бы хотел оставить им несколько подарков, прежде чем мы распрощаемся и уедем на Запад". "Распрощаемся?" "Да, я хотел бы навестить Майкла в больнице, а также убедиться, что у Билли все в порядке". "Они поедут с нами", -- сказала Маргарет. "Насовсем?" Она кивнула. "Видишь ли, -- объяснил я, -- врачи не отпустят Майкла из больницы, а Билли -- сущее наказание". Маргарет была решительна. "Мы поедем всей семьей. Я стану матерью двух сыновей, и никто не сможет этому помешать. Вы были в разлуке уже слишком долго". Я обнял ее. "Ты очень славная", -- сказал я. Она холодно посмотрела на меня. "А что ты представлял себе? Злую мачеху?" "Нет, -- ответил я честно, -- но я не представлял себе и Золушку. В конце концов, это -- романтическая поездка". "Они еще очень малы, -- сказала она. -- Им вряд ли вообще понадобится комната". Должен сказать, что когда мы приехали в Милуоки, Маргарет нервничала. Она до ужаса боялась, что не понравится мальчикам. У Билли, пяти с половиной лет, были глаза цвета спелых оливок и темно-каштановые волосы, короткие, как ворс на ковре. Я не мог посещать его слишком часто, пока он был мал. Когда его мать умерла, он стал жить с моими родителями. Когда умерла моя мать, он со своим дедом поселился у моей сестры Эллы. Отец и Билли были большими товарищами. Я был чужим для них. Когда я впервые появился дома после почти годового отсутствия, мы с ним весьма церемонно пожали друг другу руки. "Это твой отец", -- сказали ему. "Здравствуйте, сэр", -- сказал он. Я плакал в ту ночь. Я дал себе обещание приезжать чаще, даже если для этого мне придется занимать деньги. Теперь мы стали более близкими друзьями. Когда мы поднимались по ступенькам в квартиру, Маргарет сжала мою руку. "Молись за меня", -сказала она. Билли обнял меня радостно, просмотрел все подарки, которые мы принесли, а потом прошептал мне. "Кто эта милая леди?" Я сказал ему. "Это твоя новая мама". Он посмотрел на Маргарет очень внимательно, с особым интересом. Потом он улыбнулся и сказал: "Порядок". Втроем мы поехали в больницу, в Уоватоса, навестить Майкла. Ему было около четырех лет. У него были длинные волнистые, светлые волосы и фарфорово-голубые глаза. После долгой консультации врачи все же отказались разрешить ему покинуть больницу. "Он не сможет получать необходимый уход на дому", -- твердо сказали они. Маргарет была столь же уверена, что он не останется. "Он не сможет получать необходимой ему любви в больнице", -- настаивала она. Это была настоящая битва. Я пытался успокоить ее, но она была непреклонна. Наконец, она взяла сумочку и собралась уходить. "Куда ты идешь?" -- спросил я. "Платить за проживание, -- сказала она мне жестко. -- Билли и я остаемся здесь с Майклом, а ты поедешь в Солт-Лейк-Сити один". "Не будь смешной". "Я не собираюсь оставлять его здесь одного, когда его родители находятся в двух тысячах миль отсюда. Он не столько нуждается в медицинской помощи, сколько нуждается в доме и чувстве защищенности". В дверях она заколебалась. "Они лишь врачи, -- сказала она. -- А ты отец. Если ты скажешь, что он покидает больницу, они не смогут остановить тебя". Я посмотрел на врачей, потом на Маргарет, потом на Билли, который держался за ее руку изо всех сил. Я вздохнул. "Он едет", -- сказал я. Я подписал необходимые документы, освобождающие врачей от ответственности, в то время как главный врач кудахтал осуждающе сквозь зубы, убежденный, что я обрек своего сына на верную смерть. Майкл познакомился с Маргарет в автомобиле. Я сказал ему, кто она. "У меня никогда не было матери", -- сказал он весело, гудя автомобильным клаксоном. Он оглядел Маргарет очень внимательно, прежде чем просигналить во второй раз. Маргарет крепко его обняла. "Нет, была, -- сказала она. -- У тебя была замечательная мать. Ты просто был слишком мал, чтобы запомнить. Я буду стараться, чтобы быть хотя бы наполовину такой же хорошей". Майкл, казалось, был весьма удовлетворен. Он сказал: "У некоторых ребят в больнице они толстые. Матери". Маргарет засмеялась. "Ты огорчен?" "Нет". -- сказал он неуверенно и указал на ее прическу. -- Твои волосы прямо как мои". Маргарет кивнула. "Твои глаза голубые -- тоже как мои". Он казался довольным. Неожиданно он показал ей язык. Маргарет в ответ тоже показала ему язык. Майкл повернулся ко мне и прошептал доверительно на ухо: "Я думаю, она будет милой и доброй". Потом гораздо более важный предмет привлек его внимание. Он возбужденно закричал: "Смотрите! Корова! Корова! Которая не в книжке! Это настоящая корова!" Не думаю, чтобы мне приходилось еще хоть раз в жизни видеть, чтобы еще какая-то гольштейнская корова вызвала такую бурю восторгов, как это ленивое создание, пасущееся вдоль Каунти-Луп-Роуд под Уоватосой. Мы вчетвером поехали в Миннесоту на "Форде В-8", который принадлежал Маргарет. Она решила, что на пути в Солт-Лейк-Сити, мы все должны повидать деда. "Мы проедем Миннесоту, Южную Дакоту, Монтану и Вайоминг, -- сказала она мальчикам. -- И вы увидите Старый гейзер в Йеллоустонском парке". "Я предпочел бы увидеть деда", -сказал Билли. Майкл не согласился. "Я лучше погляжу гейзер". Пришлось их разнять. Билли и Майкл отправились на две недели в Миннесоту. Дед водил их повсюду. Маргарет и старый джентльмен поладили, как два закадычных друга. "Что ты нашла такого в моем внуке?" -- спросил он Маргарет, не обращая на меня внимания. "Частицу вас", -- сказала она. Они везде ездили вместе в коляске. Он разрешал ей держать вожжи и даже пообещал, что она сможет оседлать Бьюти и покататься на ней, его радости и гордости, верхом. Прежде чем мы покинули Миннесоту, у меня был долгий разговор с дедом. Мы сидели на том же старом ящике для овса. Он опять оцарапал меня бакенбардами, но только теперь мне пришлось для этого наклониться. "Твои письма становятся все реже и короче", -сказал он мне. Я извинился. "Я не жалуюсь, -- сказал он. -- Только я заметил , что ты начал писать крупными каракулями, чтобы побыстрее заполнить лист бумаги. Не пиши, покуда у тебя не появится, что сказать, сынок; между тобой и мной нет никаких других обязательств, кроме любви. И не надо делать этот искусственно". "Знаешь, в чем дело, -- сказал я ему. -- Я был занят своей работой". "Может быть, -- сказал он. -- Я не заметил, чтобы в последнее время в твоих письмах слишком часто упоминалось о Боге. Ты и Он были довольно большими друзьями". "По радио о Нем много не говорят", -- пояснил я. "Полагаю, нет". "Но я все еще продолжаю искать разгадку своего видения". "Нашего видения, -- напомнил он мне. -- Я первым получил здесь права на землю, я был первым, кто беседовал с тобой о Боге и выслушал тебя с сочувствием". Конечно, он был прав. Он дал мне тычка под ребра. -- "Не бросай это". "Иногда все кажется недостижимым, но потом, когда я уже готов все бросить, что-то происходит, и видение становится ближе". Дед очень огорчился. "Недостижимым!" -- фыркнул он. Волосы деда выглядели гораздо белее, чем когда я его видел последний раз. Иногда казалось, как будто он вообще не живет в собственном доме. Он видимо, понял, о чем я думаю. "Да, -- сказал он, оглядываясь, -старый амбар совсем развалился. Крыша течет, и ветер задувает снег и дождь в окна. Может быть, теперь придется перебираться в любой день. Надеяться на то, что все будет продолжаться вечно, нельзя, я так полагаю". "Ты -- будешь", -доверительно сказал я ему. "Надеюсь, что нет, -- сказал он. -- Давно жду, когда они придут и заберут меня. Должно быть, адская путаница у них там наверху в документах. Все, кого я знал, ушли уже давно, и большинство их сыновей -- тоже. Да ведь я старше, чем ратуша!" "Из-за тебя я чувствую себя молодым, дед", -- сказал я. "Верно, но ты всегда был беспокойным человеком. Рядом с тобой я чувствую себя младенцем". Он протянул руку и взял мою. Рука была совсем маленькая и морщинистая. "Мы не говорили много об этом, сынок, но мы оба знаем, что в последний раз мы сидим вместе на этом ларе для овса". Он крепко сжимал мою руку. Вошла Маргарет, пощелкивая хлыстом по своим сапогам. Она улыбнулась нам обоим. "Я много слышала про этот знаменитый ларь для овса", -- сказала она. Дед помог ей оседлать Бьюти. Когда она выводила лоснящуюся кобылу из амбара, он сказал: "С Бьюти тебе не понадобится этот хлыст". Она бросила хлыст ему. "Он может вам понадобиться для Билла". Она легко вскочила в седло. Мальчики стояли, наблюдая за ней большими глазами. Их мать казалась им первой леди-шерифом Великого Запада. Она пообещала, что вернется и возьмет покататься верхом каждого из них. Она помахала нам и ускакала. Дед следил за ней смеющимися глазами. Когда он снова взглянул на меня, то сказал: "Я немного волновался за тебя, но, думаю, больше не буду. Мне кажется, мы приобрели нового компаньона". "Хочешь кое-что посмотреть?" -- спросил я. Он кивнул. Я открыл свой бумажник и достал медаль за первое место, которую он с Дакаром выиграл на ярмарочных скачках. Я начистил ее до блеска. Он был очень доволен. Поток воспоминаний увлек нас обоих, пока мы разглядывали ее. Потом он вернул ее мне. "Держись впереди, сынок, -- сказал он мне. -- Не позволяй никому на свете прибрать тебя к рукам".