Селфи - Каат де Кок

побудем вместе.

Он вздыхает.

— Но ничего не изменилось. Тем временем я страшно тосковал по вам. Но когда я сказал ей, что выбираю вас, что ухожу от нее, разорвалась бомба: она сама забеременела. От меня. Передо мной встал невозможный выбор: вы или Лоранс. И я оказался таким трусом, что выбрал самый легкий путь.

— Почему ты не попытался по крайней мере хотя бы позвонить нам?

— Я тебе звонил. К тому времени я уже примерно полгода не жил с вами. Твоя мать была в ванной, ты сняла трубку. И знаешь что? Оказалось, что ты уже забыла меня. Да, ты помнила, кто я такой, но я был для тебя уже чужой, ведь так случается, когда долго отсутствуешь.

— И ты так быстро сдался?

— Да. Я ведь сказал уже: я трус. Что да, то да. Мне нет прощения. Я не тайный агент. Я не свидетель убийства под прикрытием полиции. Я не летал вокруг Земли в течение десяти лет в целях научного исследования.

Что же, тут по крайней мере он честен.

— А почему в последние дни ты все-таки пытался до меня дозвониться?

— Мари-Софи…

— Бросила тебя ради другого, — немедленно договариваю я. Ну-ну, этого можно было ожидать.

— Карма, не иначе, — говорит он с горькой усмешкой.

— А то, — подхватываю я. Он что, думает, я стану ему возражать?

— Она скоро переезжает в Брюссель. С Лоранс. Так что я подумал: а что, если мне подыскать квартирку где-нибудь на полпути отсюда до Брюсселя? И, может быть, Арне тоже захочет разок повидаться со мной?

Он с надеждой глядит на меня.

Чего он сейчас от меня ждет? Что я брошусь ему на шею и заору: «Да! Наконец-то! Я ждала этого одиннадцать лет!»?

— Посмотрим, папа. Мы ведь не знаем друг друга. Мы ничего друг о друге не знаем. Может быть, мы совсем друг другу не понравимся.

— Как же я рад, что ты опять называешь меня папой, — говорит он.

О господи, да он сейчас слезу пустит, думаю я.

— Если бы ты мне время от времени звонил, ты бы чаще это слышал, — огрызаюсь я.

Нет, легкой жизни он от меня не дождется.

Он прокашливается.

— Ладно, так давай расскажи, почему ты в конце концов решила все-таки позвонить мне? — спрашивает он.

— Ты мне карманные деньги за одиннадцать лет задолжал, — говорю я.

ГЛАВА 18

— Карманные деньги? Что ты имеешь в виду?

— Пап, мне срочно нужны деньги, а с мамой не разгуляешься. Ты понимаешь, почему так?

— Но для чего тебе нужны деньги? И сколько?

— Две тысячи евро.

Он чуть ли не захлебывается лимонадом.

— Две… Почему? У тебя что, какие-то проблемы?

Я киваю.

— Но ты же не употребляешь наркотики? — озабоченно спрашивает он.

— Да ты чего!

Он в панике глядит на мой живот.

— О боже, но ты ведь не…

— Беременна? Нет. Для этого сперва нужно позаниматься сексом. Так, по крайней мере, меня учили в школе.

— Рад это слышать. Но, Линда, я правда не могу дать тебе денег, если ты не расскажешь мне, для чего они тебе.

Тут только я внезапно чувствую, как разочарование и горькая обида, которые уже многие годы сидят во мне, собираются выплеснуться наружу. А еще злость. Унижение.

— Ну да, теперь ты будешь изображать из себя заботливого родителя? — кричу я так громко, что даже бухарик у стойки вздрагивает и просыпается. — У тебя ведь нет ни малейшего представления, как я все эти годы барахталась. Я могла бы угодить в девочки по вызову! Валяться в канаве, как наркошка! Меня могли продать в сексуальное рабство!

В кафе такая тишина, что слышно, как муха пролетает. Все взгляды обращены к нам.

Бармен, обладающий чувством юмора, которое я в любой другой момент сочла бы потрясающим, инстинктивно ставит Papa Don’t Preach[25] Мадонны. Смешно. Не смешно.

— Мне нужна твоя помощь. В первый раз я что-то прошу и, если хочешь, в последний. И кстати: две тысячи евро? Это ничто в сравнении с тем, сколько ты сэкономил, бросив меня.

Папа встает и пытается обнять меня. Я отталкиваю его.

— Пожалуйста, успокойся, — шепчет он. — Остынь и послушай. Дело не в деньгах. Что-то случилось. Позволь мне помочь тебе. Дай мне возможность помочь тебе. Раз ты позвонила мне, значит, где-то глубоко в душе тебе нужна моя помощь, разве нет?

Я пожимаю плечами.

— Расскажи мне всё. Так, словно я чужой человек. Психолог. Или полицейский агент.

— Ты и есть чужой, — говорю я.

— Touché.

Но я все-таки начинаю говорить. И господи, какое же это облегчение.

* * *

— Вау, — говорит папа.

— Не то слово.

— То есть «влюбиться-не-в-того-в-кого-надо» у нас наследственное. Могу только надеяться, что ты теперь лучше понимаешь мою ситуацию.

— Не-а, — говорю я.

— Ах да, — отвечает он.

Мы смеемся.

— Могу я у тебя занять денег? В конце августа смогу вернуть, и честное слово, верну.

— Линда, ты не должна платить этим людям. Тебе нужно идти в полицию.

— Ты с ума сошел? Тогда они точно запостят фото в интернет! Ну, мое-то ладно. Но фотографию Жюли… — Я качаю головой. — К тому же я ничего не могу доказать. Я сама отправила это фото Браму. Они специально заманили меня в кафе, чтобы шантажировать, так, чтобы мейлов не осталось. На каком основании полиция станет мне помогать?

— Они будут продолжать шантажировать тебя, ты это понимаешь?

— Это риск, на который я должна пойти.

— Нет, Линда, этих денег я тебе не дам. Но охотно пойду с тобой в полицию. И ты всегда можешь пожить у меня, если вдруг захочешь уехать отсюда.

— Знаешь что? — вскрикиваю я. — Найду я эти бабки где-нибудь в другом месте. Какая я была дура, когда надеялась, что ты можешь измениться!

И я хлопаю дверью.

* * *

— Круто, — говорит Жюли, когда я позже набираю ее, чтобы все рассказать. — Но у тебя есть какие-то идеи, где нам взять денег?

— Мы должны изобрести какую-нибудь мощную причину, чтобы попросить у родаков столько бабла. Например, мы типа вместе едем на каникулы!

— На каникулы за две тонны? Да они со смеху помрут. А потом скажут, что дадут мне максимум стольник, чтобы недельку в палатке пожила.

— А что… классная идея, кстати. Давай так и сделаем!

— Эх, Линда, думаю, что в этом году не сложится. И потом, нам сперва надо другие вещи уладить.

— Ну давай тогда думать по отдельности. А потом в школе перетрем и решим,