Сгинувшие - Бентли Литтл

Брайан ничего не заметил, но теперь, когда он стал вспоминать их визит, ему показалось, что в помещении действительно было слишком много листьев. Хотя со всем этим открытым пространством и лампами на потолке это просто могла быть задумка дизайнера.

– А теперь посмотри на это фото…

Брайан посмотрел на фото спальни Стюартов. Фантазия фотографа поместила сцену в подобный антураж или нет, то, что спальня выглядит как джунгли, было очевидно.

– Вся усадьба Тома Лоури заросла экзотическими растениями.

– Считаешь, это что-то значит?

– Не знаю, – признался Уилсон. – Но если мы ищем нечто схожее, то нельзя не обратить на это внимание.

– Но растения…

– Здесь вообще ни в чем нет логики…

– И все-таки ты в это веришь?

Уилсон опять кивнул.

– А ну хватит, вы оба. Пора работать, – мимо них опять проплыл Спраг.

– Как продвигается опрос по поводу Чарли Брауна? – поинтересовался Уилсон.

Вместо ответа Спраг оскалился и показал средний палец. Брайан рассмеялся.

Уилсон направился к своему столу, жестом пригласив коллегу пойти с ним.

– У меня есть видеозапись, – сказал он после паузы.

– Самого убийства?

– Нет. Не совсем… но… – Уилсон замолчал, на лице у него промелькнуло выражение тревоги и мрачного предчувствия. Он вытащил из ящика ничем не примечательную черную видеокассету. – Это из офиса Девайна. Кое-кто из сотрудников «Оклатекса» незаметно передал ее мне. По идее, у меня ее не должно быть…

– А кто передал? Та секретарша?

– Не скажу. Но я хочу, чтобы ты посмотрел ее, а потом сказал, что ты об этом думаешь. Иди в конференц-зал. Там есть телевизор с видеомагнитофоном.

– А что…

– Просто посмотри, – повторил Уилсон.

С тяжелым чувством, но заинтригованный, Брайан сделал то, что сказал ему коллега. Он запер дверь конференц-зала, включил телевизор, вставил кассету в видеомагнитофон и стал смотреть.

Видео было черно-белым. Появилась надпись: Вот где все началось. После этого экран стал черным. Камера отъехала, и оказалось, что в темноте скрывается раневой канал в груди мертвого человека. Брайан был не совсем уверен, что это человек. Очертания головы и ног расплывались, в фокусе находилась только средняя часть туловища, а голова по своей форме казалась сильно измененной, слишком большой и неправильной, чтобы принадлежать человеческому существу. Потом сцена изменилась, и теперь Брайан видел то, что на первый взгляд показалось ему лесом, но вскоре выяснилось, что так выглядит обыкновенная лужайка глазами жука. Камера двигалась сквозь траву, и ее стебли становились все больше похожи на людей. Брайан не мог определить, есть ли здесь компьютерная графика или другие кинопримочки, такие как небольшое изменение освещения или угла объектива камеры.

В центре экрана стебель растения призывно изгибался и был похож на женщину – больше, чем может походить стебель; более всего он напоминал тело экзотической танцовщицы.

На экране промелькнуло тело настоящей танцовщицы. Она двигалась слишком быстро, чтобы ее можно было рассмотреть, и танцевала на грязной и плохо освещенной сцене, но ее расплывшаяся голова казалась слишком большой, и с руками явно было что-то не то.

Брайан почувствовал, как его охватил холод. На экране возникла внешняя стена здания и часть неоновой надписи на бетонной стене, прямо над ничем не примечательной дверью. После этого по экрану разлилась блестящая черная лужа – возможно, масло, а возможно, и кровь. В последнем кадре появился крупный план удивительно неэротичного влагалища, которое каким-то образом напоминало рану в груди мужчины, показанной в самом начале фильма. Видео шло без звука, так что в зале было слышно только собственное прерывистое дыхание Брайана, глуховатый шум кондиционера и еле слышное шуршание кассеты. Отсутствие звукового сопровождения добавило нервного напряжения и делало запись более реальной, как будто показанные вещи были не постановочными, а сняты кем-то, кто оказался в нужное время в нужном месте.

Или в неподходящем месте в неподходящее время.

В этом видео было что-то настолько тревожное, что после того, как запись кончилась, Брайан сидел в оцепенении и тупо смотрел на пустой экран. Через несколько минут он вышел из зала, более потрясенный, чем готов был в этом признаться, положил кассету на стол Уилсона и произнес:

– Автор – больной ублюдок.

– Не буду спорить, – согласился Уилсон, прекратив печатать.

– Это здание на пленке… Я узнал его, – заметил Брайан. – Это в округе Ориндж. В Санта-Ана. Там работает один мой приятель. Раньше он был ночным уборщиком в «Реджистер».

– Мне кажется, это не так уж важно…

– Это единственная узнаваемая деталь на пленке.

– Хочешь позвонить приятелю и выяснить, что ему об этом известно?

– Они еще не открылись, – пояснил Брайан, посмотрев на часы. – Я заеду туда по дороге домой и попробую с ним поговорить. Или попытаюсь выяснить, кто и что может знать об этом.

– Так что же мы будем делать? – спросил Уилсон, глубоко вздохнув.

– Что ты имеешь в виду? – посмотрел на него Брайан.

– У меня есть реальный материал, над которым я должен работать, – махнул Уилсон в сторону компьютера. – Думаю, у тебя тоже.

– И что?

– Так чего же мы лезем еще и сюда?

– Потому что ты не мог сюда не влезть, после того как Билл Девайн оставил послание на твоем автоответчике. – Брайан не стал ничего говорить о письме своего отца и собственной заинтересованности в этом деле.

– Но в один прекрасный момент нам придется рассказать репортерам, которые работают над этим материалом, о том, что мы делаем. Да и с редактором переговорить не мешает.

– Это точно, – согласился Брайан.

Уилсон замолчал. Когда он снова заговорил, голос его звучал задумчиво:

– Дело не в том, что потенциально это настоящая бомба. Во всем этом есть еще кое-что. По крайней мере, мне так кажется. У меня прямо зуд в мозгу. Можно, конечно, сказать, что это мой репортерский инстинкт, но поверь, это что-то более личное. Дело в том, что я не жажду написать об этом статью. Однако мне необходимо выяснить, что произошло. Почему-то мне кажется… что это важно.

Брайан думал точно так же, хотя не смог бы так четко сформулировать свои мысли.

– Кроме того, – продолжил Уилсон, – я совсем не уверен, что кто-то из нас в состоянии написать статью о том, что здесь происходит. По крайней мере, пока мы не влезем туда, куда лезть на самом деле совсем не хочется.

Брайан кивнул. У него тоже было неотступное чувство, что искать в первую очередь надо там, куда лезть на самом деле совсем не хочется. Простого рационального объяснения тому, что происходит, не было. Эти убийства не были преступлениями в состоянии аффекта или мафиозными разборками, а самоубийство Девайна не имело отношения к депрессии, связанной с бизнесом или сексом, да и отец его…

Какое отношение ко всему этому имеет его отец?

Брайан вспомнил видео и зияющую рану в груди мертвого…

существа

Он был действительно сильно испуган. Как Пандора, которая боится открыть ящик и в то же время умирает от любопытства. Это любопытство, или как там его назвать, укоренилось где-то глубоко в нем, и было ясно, что ничем хорошим это не закончится. Тем не менее Уилсон прав. Мозг зудит. Они должны продолжать.

– Мне надо работать, – сказал Брайан. – Ты совершенно прав: у меня куча дел.

– Я сделаю для тебя копию этой записи, – предложил Уилсон.

– А я по дороге домой заеду к Мэнни и поговорю с ним.

* * *

Мэнни пятнадцать лет своей жизни убирал по ночам в «Реджистер», но сейчас он работал одним из дежурных менеджеров в «Раззаматазз» – раньше такие места называли забегаловками со стриптизом, а теперь они носили гордое имя «клуб для джентльменов». За последние десять лет такой вид деятельности стал абсолютно легальным, и вместо одиноких лузеров в плащах свободного покроя в заведении появилась своя публика, состоящая из порядка двадцати пар и групп пожилых мужчин, имеющих постоянную работу. Поэтому Мэнни говорил, что ничуть не колебался, когда ему предложили эту работу.

– Черт побери, – сказал он однажды Брайану, – в наше время надо стыдиться работы в газете, а не в «клубе для джентльменов». Да и зарплата здесь несравненно лучше.

Хотя были, конечно, и свои недостатки. Все, что происходило за кулисами клуба, было прикрыто легким флером респектабельности, но ненамного отличалось от того, что Мэнни видел раньше. Имен он не называл, но кокаин, физическое насилие и алкоголизм оставались неотъемлемой частью жизни некоторых танцовщиц. У двух из них были дети. Одна подрабатывала проституткой. Некоторые посетители почти ничем не отличались от навязчивых приставал, а один действительно преследовал женщин и сейчас находился из-за этого под надзором полиции.