Допеть до победы! Роль песни в советском обществе во время Второй мировой войны - Сюзанн Амент

признанием в любви к советской родине: «День и ночь все на запад шагая, / до берлинских ворот я дошел, / но милее родимого края / я нигде ничего на нашел» [Бирюков 1984: 231].

Песня «Далеко родные осины» (музыка Соловьева-Седого, слова Фатьянова) также написана в самом конце войны и поднимает тему возвращения на родину, но в более личностном аспекте: «Там в доме нас ждет и горюет / родимая мать у дверей, / солдатское сердце тоскует / о родине милой своей. / Россия, Россия, Россия, / мы в сердце тебя пронесли. / Прошли мы дороги большие, / но краше страны не нашли». Песня была исполнена Государственным хором имени Свечникова вскоре после войны [Бирюков 1984: 222–223]. В лирических песнях этого периода повторяются те же темы, что и раньше, но под новым углом зрения. Фатьянов написал стихи «Пришла и к нам на фронт весна», по всей видимости в начале 1942 года, и сопроводил их мелодией собственного сочинения. В конце 1944 года он приехал с фронта в Москву и в гостинице встретился с композитором Соловьевым-Седым, совместно с которым ранее написал несколько произведений. Композитор взял любительскую мелодию Фатьянова за основу для своего варианта. Название песни заменили на «Соловьи», а в тексте песни слово «ребята» – на «солдаты», как предложил генерал Соколов, который заметил: «Почему у вас поется “пусть ребята немного поспят”? Речь ведь идет о солдатах! Это очень хорошее русское слово – “солдат”, и не надо его стесняться. Оно овеяно славой, это слово». Двое певцов, Георгий Виноградов и Иван Козловский, немедленно включили песню в свой репертуар. В ней, в отличие от мобилизующих песен, призывающих солдат идти в бой, речь идет о том, что солдаты нуждаются в отдыхе: «Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат. / Пусть солдаты немного поспят». Далее рассказывается о том, что солдат вспоминает родной дом, где его ждут, и сад, в котором соловьи поют всю ночь. В конце говорится что, хоть война и продолжается, но победа ближе с каждым боем: «А завтра снова будет бой… / Уж так назначено судьбой, / чтоб нам уйти, недолюбив, / от наших жен, от наших нив. / Но с каждым шагом в том бою / нам ближе дом в родном краю. / Соловьи, соловьи, не тревожьте солдат. / Пусть солдаты немного поспят» [Луковников 1975: 218–219; Бирюков 1984: 205–206; Бирюков 1988: 229–231].

Соловьи в поздних военных песнях фигурируют как символ мирной жизни и возвращения домой. В этой песне эпитет «шальные» по отношению к соловьям имеет двойной смысл: буквальный, который означает «неугомонный», и переносный, который отсылает к выражению «шальная пуля». (Это пояснение дал мне Андрей Плансон в телефонном разговоре в сентябре 1994 года.) В этой песне, как и во многих других песнях военного времени, темы любви, войны, жизни и смерти проникают друг в друга и за счет игры слов, и за счет сочетания куплетов разного содержания.

Весной 1945 года, когда советские солдаты сражались с врагом на его территории, Соловьев-Седой и Фатьянов приступили к работе над песней «Давно мы дома не были». Они присоединились к концертной бригаде, которая направлялась в Восточную Пруссию, и в пути, чтобы не терять времени понапрасну, сочиняли песню, сидя в тряском автобусе, захваченном у немцев. Песню решили посвятить морякам-балтийцам. Она начинается с того, что двое солдат наливают по чарочке и заводят разговор о доме: «Где елки осыпаются, / где елочки стоят, / который год красавицы / гуляют без ребят. / Зачем им зорьки ранние, / коль парни на войне, / в Германии, в Германии, / в проклятой стороне. / Лети, мечта солдатская, / к дивчине самой ласковой, / напомни обо мне» [Луковников 1975: 248–250; Бирюков 1984: 222]. Здесь опять наблюдается взаимопроникновение тем: солдат все еще воюет, находится с друзьями на фронте, но уже думает о возвращении домой и надеется, что его встретят любовью и лаской.

«Эх, дороги» (музыка Новикова, слова Ошанина) – очень лиричная, но не слишком жизнерадостная песня – была заказана С. И. Юткевичем, руководителем Ансамбля песни и пляски НКВД, для театрализованного представления под названием «Победная весна», которое готовилось к празднованию 7 ноября 1945 года. Юткевич хотел, чтобы в песне говорилось о возвращении солдат домой. Новиков использовал мелодию народной песни «Эх ты, ноченька». Поэт Ошанин много раз бывал в командировках на Западном, 3-м Белорусском, Карельском фронтах и был хорошо знаком с бесконечными дорогами войны, поэтому слова ему подсказал личный опыт. Интонация у песни скорее усталая и печальная, чем победная: «Эх, дороги, / пыль да туман, / холода, тревоги / да степной бурьян. / Знать ты не можешь / доли своей. / Может, крылья сложишь / посреди степей. / Вьется пыль под сапогами, / степями, полями, / а кругом бушует пламя / да пули свистят». В песне говорится и о том, что мать напрасно ждет убитого сына: «Край сосновый, / солнце встает… / У крыльца родного / мать сыночка ждет. / И бескрайними путями, / степями, полями / всё глядят вослед за нами / родные глаза!» Завершается песня утверждением: «Нам дороги эти забывать нельзя» [Луковников 1975:235–237; Бирюков 1984:208; Бирюков 1988:257–259]. (Относительно происхождения этой песни Андрей Плансон сообщил мне, что в Сан-Франциско в среде эмигрантов, а также в прессе высказывалось мнение, что эта песня была написана для армии Власова, солдаты и командиры которой сражались на стороне Гитлера в надежде свергнуть Сталина и власть большевиков, и исполнялась ими[5]. У меня пока не имеется доказательств, подтверждающих эту версию, однако она в какой-то мере объясняет меланхолический характер песни в то время, когда преобладали более жизнерадостные песни, обязательно упоминавшие о победе. Хотя тем фактом, что песня была заказана для конкретной концертной программы, также можно объяснить отсутствие упоминаний о победе. Песня относилась к числу произведений, призванных показать трудности войны, а не к числу сугубо победных песен.)

Интересно отметить, что песни, которые появились в самом конце войны и заняли постоянное место в советской культуре, являются в высшей степени лирическими и отнюдь не всегда празднично-ликующими. Возможно, страдания, лишения и трудности четырех лет войны требовали осмысления и тихой, скорее печальной интонации, а не жизнерадостной и праздничной манеры. Из этого не следует, что праздничность отсутствовала вообще или жизнерадостных песен избегали. В ротах и полках пели собственные песни, рапорты о победах побуждали людей в Берлине, Москве, в других городах и поселках танцевать на улицах, по радио музыка играла целый день, люди радовались, что вернулась мирная жизнь.

Пример жизнерадостной песни, созданной в