Брачный договор с герцогом - Милли Адамс

выглядела чрезвычайно польщенной.

Они закончили трапезу в тишине, потом появилась гувернантка и сообщила, что Уильяму пора возвращаться к занятиям.

Бриггс вышел из детской, Беатрис последовала за ним.

— Почему мальчик не может поехать с нами в Лондон?

— С чего это вы так заинтересовались жизнью моего сына? — спросил Бриггс вместо ответа.

— Мне больше нечем заняться, — призналась она. — И мне кажется, что у нас с Уильямом много общего. Я так же одинока, как и он, а это, уверяю вас, чистая правда.

— Вам он показался одиноким?

Сын почти не смотрел на людей, находящихся с ним в одном помещении, и уж точно не обращал на них внимания, когда был занят делом.

— Ведь он не обязательно должен быть таким, как мы с вами, его реакции могут быть отличны от наших. Но это не значит, что он ничего не чувствует.

Слова Беатрис ошеломили его, как и внезапная уверенность, что он всегда это знал.

— В этом вы правы, но это вовсе не значит, что ему одиноко и он хочет поехать в Лондон. Спасибо, что провели с ним время, очень любезно с вашей стороны. Доброе отношение, однако, не поможет вам получить детальное представление о том, каков характер моего сына.

— Я была в детской вчера ночью, когда ему снились кошмары.

Бриггс ощутил укол вины. Он не слышал криков Уильяма, хотя должен был находиться рядом, а вместо этого оставался в кабинете. С того дня, как Беатрис приехала в Мейнард-парк, он проводил там почти все время. Он счел разумным держаться подальше от нее и не подпитывать фантазии о том, как прекрасная девственница стоит на коленях перед ним, моля об удовлетворении…

— Да, подобные трудности случаются. Иногда ему становится плохо в течение дня, когда он не спит. Настроение его часто меняется, он может быть очень капризным. И я не всегда понимаю, что становится причиной. Он словно перемещается с другой мир, делается узником своего кошмара, я теряю с ним связь… Но Уильям никогда никому не причинил вреда, и я не думаю, что подобное случится. Мне сложно объяснить, но я уверен, что он не сможет насладиться поездкой в Лондон. Он найдет его слишком шумным, пугающим, а дорогу утомительной. К тому же я его отец, мне решать. Вы можете считать, что я поступаю так из прихоти, но это не так. Все намного сложнее, поверьте. Если бы я думал только о своем комфорте, сделал бы все, чтобы избежать чувства вины, и не разрывался между обязанностями перед сыном и палатой лордов.

А ведь еще была необходимость удовлетворить мужские потребности, что он так же добросовестно выполнял все годы. Еще и поэтому не был готов отказаться от поездок в столицу. Только там у него была возможность решить вопрос тихо и без огласки. Сейчас все усложнилось, ведь с ним будет Беатрис, которая понятия не имеет о существовании домов терпимости, не говоря уж о том, что происходило в их стенах.

Глаза ее сверкнули, и она посмотрела прямо на мужа.

— Я не собираюсь вмешиваться в ваши отношения с сыном, герцог, но у меня свое мнение на его счет. Он мечтает увидеть новые места, города, весь мир. Возможно, дорога будет непростой, но потом все будет иначе. К тому же, если, как вы говорите, жизнь его и дома нелегка, не понимаю, что вас удерживает.

— Что удерживает? Считаете, этого не стоило делать? Не забывайте, вы по собственной воле отказались от жизни в доме брата, хотели вырваться на свободу, теперь вы моя жена, вы живете в моем доме и будете поступать так, как я считаю нужным.

Он не давал позволения на вмешательство в жизнь его сына и, как выяснилось, относится к этому болезненно. Ради него он пойдет на все, даже на смерть или убийство.

Он не просил Беатрис приходить сюда, заставляя супруга находиться рядом и страдать от невозможности прикоснуться к ней, попробовать на вкус губы. Насладиться телом.

Она здесь по собственной вине, а не по его воле. Если ее что-то не устраивает, не следовало бросаться на него в библиотеке.

— Все так, герцог.

— И чем это я заслужил обращение «герцог»? Почему вы перестали называть меня «Бриггс»?

— Потому что вы перестали быть мне другом. Возможно, никогда и не были, мне просто хотелось в это верить. Вы всегда мне нравились. А вы… только и можете, что постоянно сидеть в кабинете.

— Такова моя жизнь, Беатрис. Вы всегда видели меня в моменты, когда я отдыхал, а не занимался делами, но в Мейнард-парке все иначе. Я обязан трудиться. У меня обязательства перед арендаторами, я должен управлять поместьем и делать это хорошо. У меня есть сын, и мне постоянно приходится думать о том, как… Я хочу, чтобы он был счастлив, Беатрис, но пока не знаю, как лучше поступить. Для родителей нельзя написать книгу с пошаговым руководством. Особенно в моем случае, когда ребенок отличается от большинства детей. Его приводят в восторг открытки с достопримечательностями, а не игрушки. В таком случае очень сложно понять, как поступить правильно. Не надо говорить со мной в таком тоне и смотреть свысока. Не я отталкиваю вас, вы сами поставили себя в такое положение. Вы всеми силами пытались меня разозлить, и у вас получилось. Вы добились своего, уехали из дома, проникли в мою жизнь. А я предупреждал, что ради вас ничего менять в ней не буду.

Беатрис выглядела обиженной, ему было очень жаль, но он обязан быть настойчивым, ибо она не имела права обсуждать с ним подобные вещи, да еще в таком тоне. Будучи внешне взрослой женщиной, она в душе оставалась ребенком. И очень упрямым ребенком.

— Я сама была в таком положении, — произнесла Беатрис. К его удивлению, голос ее не дрогнул. — Причины, возможно, у нас разные, но я была такой же. Мои родители тоже не знали, что делать. Хью никогда не понимал, как себя со мной вести. Я жила обособленно и очень одиноко из-за того, что была не похожа на остальных. Из страха, из боязни за меня родные контролировали каждый мой шаг. Вам известно, как живется ребенку, который смирился с тем, что скоро умрет? Я знала, что это значит, благодаря страху и ужасу, витавшим вокруг. Мне случалось просыпаться с удивлением, что я еще живу. И не раз, а очень часто. Много дней я терпела боль, взрослые мужчины плакали, глядя на меня. И я научилась жить без страха. Отличие от большинства не является