Черный человек - Василий Головачев

– Иди, – кивнула комиссар. – Не понимаю, мы все время опаздываем.

– Ты имеешь в виду Шаламова?

– Как ты думаешь, у нас есть шансы задержать его силой?

Шевчук покачал головой.

– Шансы задержать Шаламова силой колеблются между невероятным и невозможным. Наш неведомый противник уже пытался это сделать дважды. С Даниилом нужно говорить на его языке, а не на языке силы. Кажется, Железовскому это удавалось.

– Вот и отыщите его с Рене и спросите, как он это делал. Остановить Шаламова необходимо, пока он не натворил бед. Зачем он им, Алекс?

– Кто, Шаламов?

– Железовский. Ведь он уже не опасен для «хирургов», вернее, для тех, кто стоит за их спиной, он сделал свое дело.

Заместитель комиссара погладил бородку.

– Значит, он выяснил что-то еще, что должно остаться тайной. Где находится Центр и кто им руководит, например.

– Если так, то Аристарх… погиб.

– Вряд ли. Если бы они хотели его убить, нам достался бы только его труп.

– Успокоил. – Боянова включила запись финала схватки бывшего курьера с людьми в форме пограничников, сделанную одним из киберов. Жуткое бегство Шаламова действовало угнетающе. Однако определить, кто и как вынес с поля боя Железовского, видеозапись не позволяла. Помолчав, Власта прочитала четверостишие:

Какою ты стихией порожден?Все по одной отбрасывают тени,А за тобою вьется миллионТвоих теней, подобий, отражений.[151]

Шевчук бесшумно вышел, но комиссар недолго оставалась одна (не считая молча работавших операторов), в зале один за другим появились Джума Хан, Ромашин и председатель СЭКОНа.

– Мне сообщили, что служба безопасности снова попала впросак, – заявил Ландсберг с тонкой усмешкой. – Шаламов ушел, Железовский похищен, завод ничего противозаконного не производит. А?

– Как быстро распространяются слухи, – недобро сощурилась Боянова. – Такое впечатление, что вы, Казимир, узнаете об операциях отдела намного раньше, чем их планирует сам отдел. Кто вам сообщил, что Железовский похищен? А тем более о том, что мы интересуемся заводом и его продукцией?

Ландсберг понял, что допустил промах, но не показал виду.

– У меня свои источники информации, не криминогенного характера. Или вы допускаете, что СЭКОН получает сведения от антисоциальных элементов?

В зале повисла хрупкая тишина, которую нарушил Ромашин:

– Почему бы и нет, Казимир? На месте комиссара я бы тоже удивился. Завод объявлен зоной ЧП всего полчаса назад, а вы уже тут как тут.

Краска бросилась в лицо Ландсбергу, глаза его метнули молнии, но тон остался дружеским.

– Просто я дежурил в центре координации над «сферой Сабатини» и услышал объявление по «треку». Вот и все загадки моего появления. К сожалению, вам оправдаться перед ВКС будет труднее: служба упустила Шаламова и не предотвратила самодеятельность Железовского. Комиссар, неужели и после этого инцидента вы будете утверждать, что Шаламов не представляет большой опасности для людей?

– Для обычных людей – нет, – негромко сказал Джума Хан. – Для тех, кто попытается его задержать силой, – да.

Ландсберг окинул безопасника насмешливым взглядом.

– Вы переводчик мыслей комиссара, молодой человек? Держитесь поскромнее, не вам судить о безвредности действий псинеура, да еще такого масштаба, как Шаламов.

– Почему бы и нет? – все так же спокойно произнес Ромашин. – Джума в свое время лечил Даниила и кое-что смыслит в этом деле. Кстати, наши мнения совпадают: Шаламова нельзя трогать вообще, разве что попытаться поговорить с ним, выяснить цель его шатаний по Земле.

– У меня другое мнение. – Ландсберг некоторое время смотрел на молчавшую женщину с неопределенным сожалением и скрытым превосходством. – Боюсь, ваш «сын сумерек» преподнесет еще не один сюрприз… если его не остановить. На Совете я потребую его захвата с последующим ограничением свободы. Он опасен. До скорой встречи.

Председатель СЭКОНа коротко поклонился Бояновой, небрежно кивнул Ромашину и вышел.

– Жуир, – пробормотал ему вслед Джума Хан.

– Что вы сказали? – очнулась Боянова.

– Человек живет в свое удовольствие. Вернее, получает удовольствие не только от того, что он делает, но и как делает.

– Да, – согласился Ромашин, – я тоже почувствовал нотки самолюбования, превосходства и… неискренности. Казимир изменился, раньше я знал его другим.

– Утоление рангового голода, – сказал Джума, и оба посмотрели на комиссара.

– У вас есть ко мне вопросы? – спросила Власта.

– Мы хотим предложить помощь в поисках Железовского, – сказал Ромашин. – Есть кое-какие идеи.

– Какие?

– Например, привлечь к поиску вашу сестру, она интрасенс, а также других интрасенсов.

– Хорошо, поехали ко мне.

Боянова направилась к выходу из зала, и в это время по сети «спрута» пришло сообщение о появлении возле «сферы Сабатини» «мыльного пузыря» с «миллионом глаз» внутри.

– Богоид! – воскликнул Джума Хан, переглядываясь с Ромашиным.

– Что? – оглянулась Боянова.

– Где появляется богоид – «тысячеглазый» орилоунский автомат или кто он там на самом деле, – почти всегда рядом Шаламов.

Джума хотел что-то добавить, но в этот момент пришло еще одно сообщение по «треку»: в доме, в котором жил Аристарх Железовский, произошел странный взрыв, разрушивший дом и необыкновенным образом изменивший весь квартал города. При этом свидетели перед взрывом видели тот же необычный объект с «миллионом глаз».

– По их заверениям, объект будто бы соткал вокруг дома черную паутину, а уж потом дом взорвался, – добавил дежурный. – Что интересно – жертв среди населения квартала нет.

– А Шаламова там не видели? – спросила Боянова.

– Следственная обойма еще работает, сведений нет.

– Кокон входа, – медленно проговорил Ромашин. – У Аристарха в квартире был кокон входа в трансфер.

Джума побледнел.

– Ты думаешь, он… свернулся?

– Похоже.

– Как же теперь Мальгину удастся выйти на Землю?

Боянова, наклонив голову, думала о своем, потом решительно шагнула в коридор. Джума и Ромашин, переглянувшись, последовали за ней, услышав по своим рациям знакомый, звенящий, заставляющий сильнее биться сердце сигнал тревоги.

Часть III

КОЛДУН

ГЛАВА 1

Любое движение в этом желто-зеленом желейном мире отзывалось перестройкой прозрачных, пересекающихся, изломанных, отсвечивающих кое-где зеркалами слоев воздуха, больше похожих на зыбкие пласты липкого, рыхлого, вздрагивающего желатина. Пейзаж менялся не только от движения рук и ног, но даже от дыхания или взмахов ресниц, и привыкнуть к этому было непросто. Единственное, что здесь оставалось незыблемым, – скелет орилоуна, в котором машина «струнного» перемещения все еще работала.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});