Весь Карл Май в одном томе - Карл Фридрих Май

преодолевать эти опасности?

— Да, до сих пор нам везло.

— И дальше так будет.

— Даже если меня не будет рядом? До сих пор мне удавалось избавлять тебя от врагов. А потом?

— Сиди, об этом я даже думать не хочу. Как только я с тобой расстанусь, считай, мы погибли.

— Это неизбежно: меня зовет моя родина, а тебя — твоя.

— Навсегда?

— Скорее всего.

— И ты никогда не вернешься в Аравию?

— Что такое наше желание? Ничто против воли Бога.

— Тогда я буду просить Аллаха, чтобы он позволил тебе вернуться. Что тебя ждет дома? Ни пустыни, ни верблюдов, ни одной фиги в округе и бездуховные сограждане, на которых даже шакал не покусился бы.

— У меня есть нечто большее, чем у тебя, — родители и братья с сестрами.

— А у меня моя Ханне, краса среди всех женщин и девушек. А где твоя Ханне? Разве ты сможешь обрести ее там, где стал чужим? А у бени-арабов ты можешь выбирать любую, кроме, конечно, моей Ханне. То, что можно у тебя на родине, нельзя здесь, и наоборот. Подумай. Там ты не можешь наказать плеткой человека, который тебя обидел. Тебя посадят в тюрьму по решению кади или назначат штраф. А здесь я могу наказать самого кади. Вот какие дела творятся под присмотром Аллаха! А какие вещи тебе приходится употреблять в пищу!

— Ты ведь об этом ничего не знаешь!

— О, кое-что ты мне рассказал, а многое я разузнал в Стамбуле. У вас есть картофелины, с которыми надо глотать маленькие куски рыбы, а ее может есть только тот, кто выпьет ракии. Дальше — красная морковь и грибы, от которых разъедает внутренности, потом устрицы, похожие на улиток. А разве нормальный человек станет есть улиток? И еще раки, которые питаются дохлыми кротами… Ужасная жизнь! А ездите вы в трамваях — таких ящиках, в которых и стоять-то как следует нельзя. А если видите друг друга, то должны снимать шляпу с головы и махать ею в воздухе. Если один живет у другого, то должен оплачивать жилье. А если кто-то прилежен и трудолюбив и обеспечивает — хвала Аллаху! — всех своих близких трудом своим, то должен платить промысловый налог. Если у вас холодно, вам приходится одеваться в собачьи шкуры, а если тепло, то вы все с себя снимаете за исключением кусочка ткани. Разве это помогает от жары? Если у женщины падает платок, все мужчины бросаются, чтобы его поднять, а если мужчина хочет раскурить трубку, то должен просить разрешения у женщины. Ваши женщины носят платья, которые сверху слишком короткие, а снизу чересчур длинные, а ваша молодежь натыкает на пальцы кольца, как женщины, и расчесывает головы, будто ищет там трещины. Когда ваши люди хотят узнать, который час, они смотрят на башни. Если кто-то чихает, что само собой является облегчением, то зовет Бога, а если покашливает, что может быть признаком чахотки, то, наоборот, молчит, хотя это опаснее насморка. Ваших детей укачивают в колыбели до морской болезни. Молодые люди вешают на нос очки из оконного стекла, а мужчины изучают карточную игру день за днем вместо Корана. Или танцуют до упаду в уморительных нарядах… Разве может быть хорошо в такой стране? Хочешь ли ты снова все это увидеть? Скажи честно, сиди!

Верный маленький хаджи имел смутное представление о жизни в Европе. Что мне было ему ответить?

— Ну, что скажешь? — повторил он, пока я раздумывал.

— Из того, что ты сказал, многое неверно. Кое-что относится к некоторым странам, но к моей — очень мало. Образование многое приносит, но не сразу все полюбишь и…

— Премного благодарен, зачем мне такое образование, которое не дает ничего хорошего? Мое образование состоит в том, что я демонстрирую свою плетку любому бандиту. Так что едва я доеду до местности, где начинается образование, как сразу же поверну обратно.

— И даже меня не будешь сопровождать?

— Тебя? Гм. Вот если бы я был при тебе, а при мне была моя Ханне… Я бы остался и не думал о другом. А сколько нам еще осталось до таких областей?

— Ну, если не будем останавливаться, то за неделю скачки доберемся до моря.

— А потом?

— Потом расстанемся.

— О, сиди, так быстро?

— Увы. Ты поедешь на корабле в Стамбул и Египет, чтобы потом добраться до племени твоей Ханне, а я отправлюсь на север, в страну, где условия жизни так тебе не по душе, что ты даже не хотел бы познакомиться с ней, если бы тебе представилась такая возможность…

— Так быстро я не могу все решить, думаю все же, что у нас будет одна задержка.

— Какая же?

— Такая, что мы не сразу двинемся вперед: эти четверо, что скачут перед нами, еще зададут нам задачек.

— Ты имеешь в виду, что нам еще надо посчитаться с аладжи?

— Ты что-нибудь узнал о них?

Я рассказал ему, что узнал у поселкового головы, не утаил и историю о пуленепробиваемом Халефе.

— Сиди, — озаботился хаджи, — это становится опасным!

— Вовсе нет.

— Как же нет, когда этот дурень возьмет и пальнет мне в голову!

— Не пальнет. Он боится твоего ножа.

— Это верно, а потом, мы ведь здесь не задержимся…

— Я тоже об этом подумал. Кроме того, наш обман позволит получить преимущество перед ними.

— Думаешь?

— Наши враги насторожатся, посчитав одного-двух из нас пуленепробиваемыми.

— Ты серьезно, эфенди?

Бедный Халеф так разволновался, что сел на своей койке.

— Гм. Да, пожалуй.

— Не говори «пожалуй». Если ты говоришь таким тоном, значит, что-то уже решил.

— Да, кое-что придумал. Можно зарядить оружие поддельным патроном, но они могут проверить.

— Далее?

— Далее, можно приготовить броню, но это вызовет характерный звук при попадании, да и броня может быть плохо подогнана.

— О Аллах, скорее бы все это кончилось, сиди!

— Да, это может плохо кончиться.

— Я вижу, у тебя есть средство, по глазам вижу, что есть.

— Есть, но не знаю, как оно здесь подойдет… Есть два металла, которые, если их смешать в правильных пропорциях, дают крепкие пули, выглядящие как свинцовые и такие же тяжелые. Но при выстреле эта смесь летит только за два шага от дула и рассыпается на атомы.

— А что это за металлы?

— Ртуть и висмут. Последний тебе не известен, он дорог и здесь его не достать.

— А как ты его добудешь?

— Только в аптеке. Сразу, как встанем, я займусь этим делом.

— Ты думаешь, с пулей все получится? Не случится ли беда с твоим маленьким хаджи?

— Не беспокойся. Я уже