Она. Аэша. Ледяные боги. Дитя бури. Нада - Генри Хаггард

Балека совершенно права. Умнаиди ни на что не подбить, он живет тихо, больше молчит, как слабоумный. Но Динган и Умбланган из другого теста, их при случае можно вооружить таким ассегаем, который разнесет по ветру мозги Чаки. Время действовать еще не настало, чаша Чаки не наполнилась до краев.

Обдумав все это, я пошел в крааль своего друга, чтобы полечить обожженную руку. Пока я с ней возился, ко мне пришел посланный от царя. Я предстал перед ним и припал к его ногам, называя его царскими именами. Но он протянул руку и, подняв меня, ласково сказал:

— Встань, Мопо, слуга мой, ты много перенес горя от колдовства твоих врагов. Я потерял мать, а ты — жен и детей. Плачьте же, наперсники мои, оплакивайте мою мать, плачьте над горем Мопо, лишенного семьи колдовством наших врагов!

Тоща приближенные громко завопили, а Чака сверкал на них очами.

— Слушай, Мопо, — сказал царь, когда вопли прекратились. — Никто не возвратит мне матери, но тебе я дам новых жен, и ты обретешь детей. Пойди, выбери себе шесть девушек из предназначенных царю. Также возьми из царского скота лучших его волов, созови царских слуг и повели им выстроить тебе новый крааль больше, красивее прежнего. Все это даю тебе с радостью, Мопо, тебя ждет еще большая милость: я разрешаю тебе месть. В первый день новолуния я созову большой совет Бандла из всех зулусских племен. Твое родное племя лангени также тут будет. Мы все вместе станем оплакивать свои потери и тут же узнаем, кто виновник их. Иди теперь, Мопо, иди. Идите и вы, мои приближенные, оставьте меня одного горевать по матери!

Так, отец мой, оправдались слова Балеки, так, благодаря коварной политике Чаки, я еще больше возвысился в стране. Я выбрал себе крупный скот, выбрал прекрасных жен, но это не доставило мне радости. Сердце мое высохло, радость, сила исчезли из него, погибли в огне Чакиного пожара, утонули в горе по тем, кого я раньше любил.

Глава XII

Рассказ про Галаци-волка

Я расскажу тебе о том, что случилось с Умелопогасом после того, как львица схватила его, расскажу так, как узнал от него самого много лет спустя.

Львица, отскочив, побежала, держа в зубах Умелопогаса. Он попробовал вырваться, но она так больно укусила его, что юноша уже не двигался в ее пасти. Однако он видел, как Нада отбежала от колючей изгороди и громко закричала: «Спасите его!» Он видел ее лицо, слышал крик, а потом перестал что-либо видеть и слышать.

Немного погодя Умелопогас очнулся от боли в боку, где львица укусила его, и до него долетели какие-то окрики. Он осмотрелся: над ним стояла львица, только что выпустившая его из пасти. Она хрипела от ярости, а перед ней стоял юноша, высокий, сильный, с угрюмым видом и серовато-черной шкурой волка, положенной на плечи таким образом, что верхняя челюсть с зубами лежала на его голове. Он стоял, покрикивая, перед львицей, держа в одной руке воинский щит, а в другой сжимая тяжелую, оправленную в железо, дубину.

Львица, раздраженно рыча, присела, готовясь прыгнуть, но юноша не стал дожидаться ее нападения. Он подбежал к ней и ударил ее по голове сильно, метко, но не убил. Она приподнялась на задние ноги и тяжело набросилась на юношу. Он принял ее на щит, но, придавленный страшной тяжестью, не удержался на ногах и упал, громко воя, как раненый волк. Тогда львица, прыгнув на него, стала его теребить. Благодаря щиту, ей не удавалось покончить с ним, но Умелопогас видел, что долго так не может продолжаться, щит будет отброшен в сторону и незнакомца загрызет львица. Тогда Умелопогас вспомнил, что в груди зверя осталась часть его сломанного копья и решил или еще глубже вонзить его, или умереть. Юноша вскочил, силы вернулись к нему в трудную минуту. Он подбежал к тому месту, где львица нападала на человека, прикрывавшегося щитом. Он бросился на колени и, схватив за рукоятку сломанного копья, повернул копье в ране. Тогда львица увидела Умелопогаса, обернулась к нему и, выпустив когти, стала рвать ему грудь и руки. Лежа под ней, он услыхал невдалеке могучий вой. И что же он увидел?!

Множество волков, серых и черных, бросилось на львицу и стали рвать ее, пока не растерзали на куски.

Умелопогас лишился чувств. Очнулся в пещере, на сеннике. Стены ее были увешаны шкурами зверей, возле него стояла кружка с водой. Он протянул к воде руку и заметил, что рука его исхудала, как после тяжелой болезни, а грудь покрыта чуть зажившими рубцами.

Пока он лежал, раздумывая, у входа в пещеру показался тот самый юноша, которого подмяла под себя львица. Он сбросил с плеча мертвую лань и подошел к Умелопогасу.

— Ага, — вгляделся он в него, — глаза смотрят! Незнакомец, ты жив?

— Жив, — отвечал Умелопогас, — и голоден!

— Пора и проголодаться! — сказал тот. — С того дня, как я с трудом нес тебя сюда через лес, прошло двадцать суток, а ты все лежал без сознания, глотая одну воду. Я думал, что львиные когти прикончили тебя. Два раза я хотел тебя убить, чтобы прекратить твои страдания и самому с тобой развязаться. Но меня остановили слова, сказанные кем-то, кого уже нет в живых. Набирайся сил, потом поговорим!

Умелопогас стал есть и с того дня начал поправляться. Как-то, сидя у огня, они разговорились.

— Как тебя зовут? — спросил Умелопогас.

— Мое имя — Галаци-волк, — ответил тот, — я зулусской крови, из рода царя Чаки. Отец Сензангакона, отца Чаки, приходится мне прадедом.

— Откуда же ты, Галаци?

— Я пришел из страны Сваци, из племени галакази, которым должен был управлять. История моя такова: Сигуяна, дед мой, приходился младшим братом Сензангакону, но, поссорившись с ним, ушел и стал странником. С некоторыми людьми из племени умтетва он кочевал по стране Сваци, жил в больших пещерах племени галакази. В конце концов, он убил предводителя племени и занял его место. После его смерти управлял мой отец, но образовалась целая враждебная партия, ненавидящая его за зулусское происхождение и стремящаяся иметь правителя из древнего рода Сваци. Но осуществить это не решались, так как боялись моего отца. Я же родился от его старшей жены, так что в будущем мне предстояло стать вождем, и потому представители враждебной партии ненавидели и меня.

Так обстояло дело до прошлой зимы. Мой отец задумал во что бы то ни стало лишить жизни двадцать военачальников с их женами и детьми, узнав о их заговоре. Но военачальники пронюхали, что им готовилось, и убедили одну из жен отца отравить его. Поутру я нашел его в корчах.

— Что случилось, отец? — воскликнул я. — Кто виновник злодейства?

— Я отравлен, сын мой, — проговорил он, задыхаясь, — вот мой убийца! — Он указал на женщину, дрожащую у дверей с опущенной головой, наблюдающую плоды своего преступления.