Война за «Асгард» - Кирилл Бенедиктов

– Велите им выйти, – сказал Ки-Брас, когда они подключили датчики и опустили на голову пациента колпак из прозрачного спектрогласса.

– Для мнемохирургической операции требуются двое, – возразил Танака. – Я не смогу вести операцию без ассистента.

– Вашим ассистентом буду я. – Англичанин подошел к пульту медсканера и по-хозяйски пробежался пальцами по разноцветным сенсорам. – Нам преподавали базовый курс мнемохирургии.

Идзуми пожал плечами. Избранная им стратегия предполагала, что он должен соглашаться с требованиями противника, пусть даже самыми бессмысленными. Может быть, результатом самонадеянного решения англичанина станет смерть пациента. Будет ли виноват в этом он, Танака?

– Хорошо, – сказал он и обернулся к лаборантам: – Оставьте нас. Так, мистер Ки-Брас, мои команды следует выполнять быстро и четко. Не переспрашивайте: это бессмысленно, я все равно не отвечу. Если что-то испортите, пеняйте только на себя. Вам приходилось видеть пациентов после неудачных операций?

Англичанин кивнул.

– Не волнуйтесь, доктор. Не пора ли приводить нашего клиента в чувство?

Самоуверенный хлыщ, подумал Танака. Он протестировал все соединения и включил программу проверки сканера. Экран заволокло зеленоватым туманом. Бритый все еще находился в пограничном состоянии между ледяным сном и явью; функции коры головного мозга оставались заторможенными, но вспыхивавшие на периферии протуберанцы свидетельствовали о пробуждении реакции на внешние раздражители.

– Вводите сыворотку, – велел он Ки-Брасу – и сразу же возвращайтесь за пульт.

Англичанин расстегнул аптечку, которую Танака обнаружил у бритого на поясе, извлек иглу с термостабилизатором и склонился над распростертым на кушетке телом. Армейские инъекторы не требуют особой ловкости в обращении. Ки-Брас закатал рукав черного комбинезона, затянул предплечье диверсанта эластичным жгутом и воткнул блестящую иглу в ямку локтевого сгиба.

Спустя минуту зеленая муть на экране перед Танакой стала бледнеть, сквозь нее проступили очертания неправдоподобно огромного паука, на широко расставленных лапах которого тускло поблескивали красноватые и фиолетовые шарики стеклянистых глаз. Потом изображение снова заволокло рябью – сознание оперируемого пульсировало.Паук – полифункциональный гипноиндуктор – висел над самым его лицом; Танака видел его глазами своего пациента.

– Приготовьтесь включить стабилизаторы, – приказал он Ки-Брасу. Инъекция делала свое дело – датчики показывали, что температура, пульс и ритмы мозга бритого быстро нормализуются. Мнемохирурги не любят иметь дело с коматозниками и невменяемыми – слишком легко заблудиться в массивах подсознания, слишком сложны и извилисты структуры, хранящие крупицы действительно важной информации среди фантомных сокровищ больного разума. Спящие – другое дело; на пороге между сном и реальностью человек особенно беззащитен и поставить его сознание под контроль легче, чем в любом ином состоянии. Тут важно не пропустить момент синхронизации: тот самый зыбкий миг пробуждения, когда просыпающийся словно выныривает на поверхность бездонного и бескрайнего океана и попадает в иную, жесткую и плотную среду. Танака внимательно следил за меняющей цвет полоской на экране диагностического монитора: переход от лимонного оттенка к светло-салатовому означал начало синхронизации.

– Стабилизаторы готовы, – отозвался Ки-Брас. Мог бы и не говорить – Танака и сам видел, что в верхнем левом углу экрана загорелись пять теплых янтарных шариков. Полоска по-прежнему оставалась ярко-желтой: ледяной сон не желал отпускать своего пленника.

– Включить индуктор, – распорядился Танака. Токи высокой частоты растормаживали угнетенные длительным анабиозом центры коры головного мозга. Не слишком полезная процедура, надо признать, но англичанин вроде бы ни разу не обмолвился, что здоровье пациента его волнует.

Индуктор негромко замычал. Бритый дернулся, словно от легкой мышечной судороги, мигнул – зеленый туман на экране сменился бархатной темнотой – и сделал несколько судорожных вдохов.

– Два куба эйфорина.

Эйфорин повис под спектроглассовым колпаком легким полупрозрачным облачком. Дыхание пациента успокоилось, сердцебиение вошло в норму, на посветлевшем экране вновь обозначился разлапистый силуэт, напоминавший на этот раз не паука, а экстравагантную люстру. Танака осторожно попробовал закрепить эту ассоциацию, поочередно зажигая огоньки то на одной, то на другой «лапе». Бритый заулыбался, датчики показали повышение уровня эндорфинов на фоне устойчивой бета-волны. Обычная картина для позитивных воспоминаний, лежащих глубже верхнего слоя коры, – когда-то в прошлом оперируемому довелось пережить нечто весьма приятное: возможно, необычный сексуальный опыт в помещении с похожей люстрой. Сознание, разумеется, погребло люстру там же, где уже покоились миллионы иных, более или менее значащих деталей, – в безразмерной копилке пассивной памяти, огромном захламленном чулане, беспрепятственный доступ к которому имеют только фунетики и чудовища вроде Мнемона. Аппарат Танаки выловил ее из этого чулана подобно тому, как опущенный на дно морское магнит поднимается на поверхность, облепленный ржавыми консервными банками, обломками якорей, гигантскими допотопными гвоздями и старыми пиратскими шпагами. Что ж, сказал себе Идзуми, большая удача – с первого же захода наткнуться на то, что действительно небезразлично пациенту; попробуем слегка расширить нашу замочную скважину и заглянуть в его прошлое.

– Альфа-ритм в третьем диапазоне, – скомандовал он. – Стимуляция прямоугольными импульсами, длительность 300 микросекунд. – Ки-Брас отреагировал сразу же: на диагностическом мониторе доктора заплясали разноцветные огоньки, показывающие силу и интенсивность ультразвуковых колебаний. – Приготовиться к гипноиндукции.

Танака просмотрел результаты предварительного сканирования. Первый этап операции по вскрытию памяти напоминал простукивание монолитной внешней стены геологическим молоточком: то тут, то там глухой звук выдавал зияющие в породе пустоты, трещины, прогрызенные водой каверны, а звонкий сообщал о прячущихся в толще скалы рудных жилах. Основываясь на таком простукивании, несложно было определить, куда следует ударить посильнее, чтобы отвалился целый пласт камня, а где под невыразительной с виду серой коркой скрывается радующий глаз золотистый проблеск. Что ж, вроде бы все неплохо – пациент, скорее всего, до сих пор не понимает, где он находится и с кем общается. У него ярко выражена тяга к дому, к родным и близким, хотя сколько-нибудь определенного понятия «дом», а также портретов родных сканер пока не обнаружил. Странно, кстати, обычно такие базовые конструкты всегда лежат на поверхности...

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});