VIP значит вампир. (Трилогия) - Юлия Набокова

Пять слов — пять ступеней на эшафот, пять выстрелов в сердце, пять гвоздей в крышку гроба. Кто бы сомневался в отношении единогласного решения ищеек во главе с Андреем.

— А теперь ваше слово, господа старейшины.

— Виновна, — процедил Ипполит.

— Виновна, — сердито буркнул Эмиль.

— Виновна, — отрывисто произнес Громов.

— Виновна, — последним огласил свое решение Пьер. — Итак, единогласным решением Совета старейшин и Ордена Гончих подданная Московского Клуба Жанна Бессонова приговаривается парижским судом к смертной казни.

— Приговор окончательный и обжалованию не подлежит, — добил меня Ипполит ударом топора по плахе.

«Нет!» — завопило все во мне, но я крепко стиснула зубы, не давая крику вырваться наружу.

Но он все–таки вырвался — горестным воплем Аристарха:

— НЕТ!

Я уже слышала подобный крик — так кричал Громов над телом Лены. Я бросила взгляд на Василия и содрогнулась: на его лице было написано торжество. Моя смерть — единственный подарок, который может сделать ему судьба, отобрав дочь. И на этот подарок уже выписан чек за подписью старейшин. Осталось только обналичить его у самой Смерти.

— Обстоятельства расследования передаются в Высший суд для подтверждения приговора и назначения даты исполнения наказания, — добавил Пьер.

— Надежда еще есть, — сломленно шепнул Аристарх. — Я задействую все свои связи.

Ого, похоже, у меня появилась отсрочка.

— Но почему? — взвился Громов. — Ведь дело ясное, и ее вина подтверждена ментальным допросом.

— Такова процедура, Василь, — сдержанно ответил Пьер. — В деле задеты интересы двух отделений Клуба — московского и парижского. А такие вопросы всегда решаются Высшим судом.

Наверное, он хотел сказать, что Громову не стоит беспокоиться и меня рано или поздно прикончат, но вместо этого холодно посмотрел на меня и обронил:

— Однако не стоит обольщаться — это всего лишь формальность. Вина ваша доказана, и наказания вам не избежать. И последнее на сегодня, — он выразительно кашлянул, привлекая внимание. — В ходе открывшихся обстоятельств об участии Вацлава Волкова и Аристарха Алмазова в делах Жанны Бессоновой нами приняты следующие решения. Вацлав Волков за укрывательство Жанны Бессоновой отстраняется от руководства Московским Орденом Гончих. Аристарх Алмазов за укрывательство Жанны Бессоновой и передачу ей амулета особой ценности исключается из Совета старейшин Московского Клуба.

— Но вы не можете! — вырвалось у меня. — Как вы можете принимать такие решения за граждан другой страны?

— Все по правилам, Жанна, — остановил меня Вацлав. — При открывшихся обстоятельствах это дозволяется.

— Попрошу вас передать нам Серебряную Слезу, — обратился ко мне Пьер.

Не отводя от него взгляда, я задрала водолазку, на ощупь расстегнула застежку пирсинга–замочка и с хлопком положила его на стол перед старейшинами.

В машине по пути обратно Аристарх объяснил мне, что Высший суд — это тринадцать старейшин со всего мира, которых произвольно выбирает компьютер. Они должны ознакомиться с материалами дела и подтвердить или обжаловать приговор.

— Нам еще повезло, — повторял он, нервно теребя край перчатки. — Высший суд привлекают только для решения международных вопросов, когда затронуты интересы разных отделений Клуба. Если бы решение принималось одним Клубом…

Он не договорил, но все было понятно без слов. У меня перед глазами стояло бледное лицо Нэнси, которую осудили за один вечер, и приговор тогда привели в исполнение незамедлительно. Все улики были против нее, ее вина не вызывала сомнений, а Нэнси призналась во всем и без ментального допроса. Правда, она до последнего верила, что ее спасет заступничество Аристарха. Ведь ее вина была не такой сильной — всего лишь неудачное покушение, не убийство. Но в тот вечер я убедилась, что законы Клуба очень суровы к преступникам. Второго шанса Нэнси никто не дал. И я сама удивлялась, что до сих пор жива.

— Я добьюсь отсрочки, — как заведенный повторял Аристарх. — Вацлав найдет настоящего убийцу, и с тебя снимут эти чудовищные обвинения.

Я отрешенно смотрела в окно на полную луну. Я была еще жива, а головы уже полетели. Вероник исключили из старейшин за то, что не уследила за мной. Вацлава сняли с поста главы Гончих за то, что умолчал о совершенных мной преступлениях, записав их на свой счет. Аристарха временно отстранили от дел за то, что тайно передал мне Серебряную Слезу.

И хотя я, вопреки всем рискам, связанным с проведением ментального допроса, все еще была жива и даже не тронулась умом, оптимизма это не прибавляло. Какая мне теперь разница? Ночью раньше, ночью позже.

Правда, луна рисует такие восхитительные кружева на темной кромке сугробов, что ради этого стоит задержаться на свете одну лишнюю ночь.

Их было пять. Пять лун, не похожих одна на другую. Символично, что ментальный допрос и вынесение приговора пришлись на полнолуние. А уже со следующей ночи луна принялась таять. Каждую ночь голодная бездна жадно вгрызалась в серебряный диск, откусывая от него все большие и большие куски. Луна стремительно убывала, и чем меньше ее становилось, тем быстрее приближалась к бездне я.

Аристарху ничего не удалось добиться, несмотря на все свои связи. Пять дней после приговора я его почти не видела — он все время где–то пропадал, а когда появлялся, его телефон разрывался от звонков и он, нахмурив брови, то умолял, то ругался на всех языках мира. Вацлав тоже не радовал меня своими визитами — Аристарх обмолвился, что Гончий бросил все силы на расследование в надежде отыскать настоящего убийцу и оправдать меня.

Когда на небе появилась шестая луна, в мою темницу без стука вошел Андрей. Остановился у порога, смерил меня долгим, пронизывающим взглядом. Я выжидающе подняла глаза и, не выдержав его молчания, спросила:

— Чем обязана?

— Пришел ответ от Высшего суда.

И замолчал.

У меня хватило сил не сорваться, не подскочить к нему, не опуститься до мольбы сообщить мне решение.

Андрей молчал целую вечность, пока не понял, что я не пророню ни слова.

— Они одобрили решение Парижского суда, — скупо сообщил он. — Приговор будет приведен в исполнение через три дня.

Всем своим видом являя торжество правосудия, он повернулся, чтобы уйти.

Я окликнула его на пороге:

— Андрей, может, скажешь, почему ты меня так люто ненавидишь?

В лунном свете лицо Гончего было бледным, как маска Пьеро, а губы сложились в трагическую гримасу, которая совершенно не соответствовала сарказму ответной реплики:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});