История Рима (с иллюстрациями) - Сергей Ковалёв

Плиний Младший описал извержение Везувия и гибель своего дяди знаменитого ученого Плиния Старшего в письме к Тациту (VI,16). Он рассказывает: «Дядя был в Мизене и лично командовал флотом. В девятый день до сентябрьских календ, часов около семи, мать моя показывает ему на облако, необычное по величине и по виду... Облако (глядевшие издали не могли определить, над какой горой оно возника­ло; что это был Везувий, признали позже) по своей форме больше всего походило на пинию: вверх поднимался как бы высокий ствол и от него во все стороны расходились как бы ветви. Я думаю, что его выбросило током воздуха, но потом ток ослабел, и облако от собствен­ной тяжести стало расходиться в ширину; местами оно было яркого белого цвета, местами в грязных пятнах, слово от земли и пепла, под­нятых кверху. Явление это показалось дяде, человеку ученому, зна­чительным и заслуживающим ближайшего ознакомления...» Панические известия из селений и вилл, расположенных у подно­жия Везувия, заставили Плиния Старшего отправиться с флотом на помощь терпящим бедствие. Он высадился в Стабиях. «Тем време­нем, — продолжает рассказ его племянник, — во многих местах из Везувия широко разлился, взметываясь кверху, огонь, особенно яр­кий в ночной темноте. Дядя твердил, стараясь успокоить перепуган­ных людей, что селяне впопыхах забыли погасить огонь, и в покину­тых усадьбах занялся пожар... Все советуются, оставаться ли в по­мещении или выйти на открытое место: от частых и сильных толч­ков здания шатались; их словно сдвинуло с мест, и они шли туда-сюда и возвращались обратно. Под открытым же небом было страш­но от падавших кусков пемзы, хотя легких и пористых; выбрали все-таки последнее, сравнив одну и другую опасность. У дяди один ра­зумный довод возобладал над другим, у остальных один страх над другим страхом. В защиту от падающих камней кладут на головы подушки и привязывают их полотенцами. По другим местам день, здесь ночь чернее и плотнее всех ночей, хотя темноту и разгоняли многочисленные факелы и разные огни. Решили выйти на берег и посмотреть вблизи, можно ли выйти в море: оно было по-прежнему бурным и враждебным. Дядя лег на подостланный парус, попросил раз-другой холодной воды и глотнул ее. Огонь и запах серы, возвещаюший о приближении огня, обращают других в бегство, а его по­дымают на ноги. Он встал, опираясь на двух рабов, и тут же упал, думаю, потому что от густых испарений ему перехватило дыхание и закрыло дыхательное горло: оно у него от природы было слабым, узким и часто побаливало. Когда вернулся дневной свет (на третий день после того, который он видел в последний раз), тело его нашли в полной сохранности, одетым как он был; походил он скорее на спя­щего, чем на умершего» (пер. М. Е. Сергеенко).

Домициан

Веспасиан не любил своего младшего сына и держал его вдали от серь­езных государственных дел. Причиной этого, по-видимому, являлись ог­ромное честолюбие Домициана и его властный характер, проявившиеся уже в момент падения Вителлия. Такую же второстепенную роль Домици­ан играл и при своем брате. Это развило в нем скрытность, недоверчи­вость и подозрительность. Он завидовал брату и ненавидел его. Когда Тит умер, Домициан, хотя и не был облечен никакими особыми полномочиями, фактически явился единственным кандидатом на престол. Преторианцы про­возгласили его императором, а сенат вотировал обычные титулы принцепса[424].

Из всех Флавиев Домициан бесспорно был самым крупным. Но ему, как и Тиберию[425], «не повезло» в исторической традиции. Слишком явно выраженные монархические тенденции, крутой и властный характер, энер­гичная борьба с оппозицией и с злоупотреблениями чиновников сделали Домициана весьма непопулярным среди высшего римского общества и ис­казили образ «лысого Нерона» (Ювенал) в изображении современников. Зато армия, простой народ и провинциалы любили Домициана.

При последнем Флавии монархическая сущность принципата высту­пила яснее, чем когда-либо раньше. Причиной этого был не столько лич­ный характер Домициана, сколько естественная эволюция военной монар­хии, нашедшей себе более прочную базу. Император был весьма высокого представления о своей особе и требовал, чтобы его называли dominus (гос­подин) и даже deus noster (наш бог). Пользуясь цензорской властью, он продолжал политику Веспасиана в смысле обновления сенаторского и всад­нического сословий, но зато смотрел на них как на простое орудие в своих руках, свысока третируя сенаторов и высших чиновников.

Домициан, подобно своему отцу, показал себя отличным администра­тором. Даже Светоний, вообще относящийся к нему отрицательно, вынуж­ден признать, что он «занимался прилежно и тщательно судопроизвод­ством... наказывая судей взяточников... а магистратов в столице и намест­ников в провинциях старался так обуздывать, что никогда не было таких честных и справедливых должностных лиц, как при нем»[426].

Домициан, как и его предшественники, старался бороться с аграрным кризисом в Италии. Одной из форм этого кризиса являлся рост виноград­ников за счет сокращения площади зерновых культур. В 91 г., когда уро­жай хлеба был особенно плох, а цены на вино благодаря прекрасному уро­жаю винограда стояли необычайно низко, Домициан издал эдикт, запре­щавший разводить новые виноградники в Италии и предписывавший вырубить половину виноградных насаждений в провинциях. Но эта реши­тельная мера, по словам Светония, не дала никаких результатов. По-види­мому, в большинстве областей эдикт фактически не выполнялся.

В провинциях при Домициане господствовал относительный порядок. Испанским общинам, получившим при Веспасиане латинские права, До­мициан дал муниципальное устройство[427]. Многочисленные постройки, пред­принятые им в провинциях (особенно в Греции), также говорят о внима­нии, которое он уделял благоустройству провинциальных городов.

Впрочем, крупная строительная деятельность Домициана (в Риме он продолжал постройки, начатые при его предшественниках) также объяс­няется автократическими тенденциями его правления и тесно с ними свя­занной демагогической политикой. В этом отношении Домициан отчасти вернулся к традициям императоров из дома Августа. Чувствуя вокруг себя недовольство знати, опасаясь заговоров, он старался привлечь к себе сим­патии широких слоев столичного и провинциального населения, а также армии. Для этого Домициан устраивал пышные зрелища[428], щедрые раздачи народу и сильно увеличил жалованье солдатам. Однако это имело и свою обратную сторону, так как вызвало увеличение налогов и привело к ста­рой «испытанной» системе конфискаций.

Во внешней политике Домициан следовал основным направлениям, намеченным Веспасианом. Конечной целью ее являлись не столько завое­вания, сколько укрепление границ. В Британии продолжались военные дей­ствия, начатые еще основателем династии. Полководец Гн. Юлий Агрикола (тесть историка Тацита) проник в Шотландию, причем римский флот, по-видимому, объехал весь остров (83 г.). Агрикола строил даже планы вторжения в Ирландию, но Домициан не дал на это согласия. В 84 г. Агри­кола был отозван, и дальнейшее продвижение в Британии остановилось. Тем не менее благодаря проникновению на север римские владения в Ан­глии были достаточны надежно защищены.

На Среднем Рейне возникла война с хаттами, которые своими набега­ми ставили под угрозу рейнскую границу. В результате двух кампаний под руководством самого императора (83 и 89 гг.) на Среднем и Верхнем Рейне римские владения были несколько расширены. На правом берегу Рейна Домициан положил начало той укрепленной полосе, которая получила на­звание limes (граница, рубеж) и в течение нескольких столетий сдерживала напор германских варваров. Она состояла из сложной системы военных ла­герей, укреплений (castella) и дорог, соединявших их друг с другом.

Гораздо сложнее и опаснее была обстановка на дунайской границе. Племена даков, жившие на территории нынешней Румынии и Трансильвании, объединились под руководством одного из своих вождей, талантливо­го Децебала. Он реформировал свое войско по римскому образцу и в 86 г. вторгся через Дунай в Мезию. Легат провинции был разбит и пал в сраже­нии. Тогда Домициан лично явился на театр военных действий. Чтобы от­влечь противника, префект преторианцев Корнелий Фуск с крупными си­лами вторгся в Дакию, но потерпел поражение и погиб. Два или три года спустя его преемник Теттий Юлиан снова вторгся в Дакию и наконец одер­жал победу над Децебалом.

Однако в этот самый момент Домициан был вынужден приостановить дакийскую войну. На Среднем Дунае коалиция германских и сарматских племен — свевов, квадов и маркоманнов, — подстрекаемая Децебалом, напала на римскую границу. Император направился на угрожаемый учас­ток, но потерпел поражение.