Царская Русь - Дмитрий Иванович Иловайский

У Герберштейна это имя пишется Schtale. Не знаем, хорошо ли сохранилась надпись, верно ли она разобрана и насколько сама она не подвержена ошибке. Почему слово шиг в этом случае должно означать шаха, а не шейха, когда имелось несколько и других шигов, напр., Шиг-Мамай, Шиг-Авлияр (отец Шиг-Алея) и проч.? Летописи наши постоянно упоминают шихов в числе высших ордынских чинов. Напр., в Царств, кн. 178 стр.: «и вся земля Казанская, молны, и сеиты, и шихы, и шихзады, и молзады, имамы, азеи, афазы, князи, и уланы, и мурзы» и т. д. Почти то же в Степей, кн. стр. 254. Значение этих татарско-мусульманских титулов большей частью объяснено у Вельямин. — Зернова. (Исслед. о Касим. цар. П. 460 и далее.) Бек или бий соответствует нашему «князь»; беки главных родов или вообще приближенные к хану лица назывались карачии; аталыки — воспитатели или дядьки царевичей, имильдаши — молочные братья царевичей, сеиды— потомки Магомета, а главный сеид — верховн. духовн. лицо; Муллы или молны — священники; хафизы — тоже духовные лица и пр. Афазы летописи, конечно, суть хафизы, а азеи, вероятно, «хаджи», т. е. ходившие в Мекку. По вопросу о характере и племенном составе Казанского царства см. также монографию Н. А. Фирсова — «Обзор внутренней жизни инородцев пред вступлением их в состав Москов. государства». (Ученые запис. Казан, универ. 1864. Вып. I). Относительно произношения татарских имен мы также оставляем старое Гирей вместо Герай, которое встречаем у В. Д. Смирнова — «Крымское ханство под верховен. Оттоман. Порты». Спб. 1887 г. По сему поводу см. замечание Н. И. Веселовского в его обстоятельной рецензии названного сочинения (Ж. М. Н. пр. 1889 г. Январь. Стр. 176).

33

Самый подробный, наиболее достоверный и ближайший к событию рассказ о Казанском взятии находится в Царствен, книге. Преимущественно отсюда он заимствован в Никонов. Лет. T. VII. Сказания кн. Курбского Ч. I, гл. 2. Курбский также ссылается на Царств, книгу; при всей краткости своей он дает важные свидетельства как очевидец и участник осады; хотя показания его не всегда точны. (Напр., см. замечание кн. Щербатова о числе татарского войска, сделавшего первую вылазку. T. V. стр. 362.) Отрывок из Рус. Летописи, где описано Казанск. взятие, имеет характер особого сказания. (П. С. Р. Л. VI). В Степенной книге событие передается кратко. Далее помянутая выше «История о Казанском царстве», не отличающаяся обстоятельностью. В том же роде рассказ в «Скифской истории» Лызлова и в «Опыте Казанской Истории» Рычкова. Спб. 1767. Довольно обстоятельно передано все событие в «Истории Российской» кн. Щербатова. T. V. Спб. 1786. Еще более обстоятельный свод известий в «Повествовании о России» Арцыбашева. T. II. Описание осады у Карамзина весьма полно и красноречиво; но он недостаточно критично относится к своим источникам. План татарской Казани и ее осады помещен Устряловым при Сказаниях кн. Курбского. Критический разбор этого плана (принадлежащего Каницу, директору Казан, гимназии времен Пугачева) см. у С. М. Шпилевского — «Древние города и другие булгаро-татарские памятники в Казан, губ.». Казань. 1877 г. Каниц основывал свои очертания древней Казани по направлению крестных ходов вокруг древней городской стены. Шпилевский считает это основание не вполне верным; причем ссылается на статьи о Казани XVI столетия неизвестного автора в Казан. Губ. Вед. 1856 г. По вопросу о так наз. Сумбекиной башне г. Шпилевский склоняется к тому мнению, что это был татарский минарет при Муралеевой мечети (обращенной в дворцовую церковь). Стр. 431–478. Одновременно с названным трудом явились «Очерки древней Казани» с планом города— протоиерея Заринского. Казань. 1877 г. Благочестивые легенды приведены большей частью в Степенной книге и Царств, летописи. Например, один из русских воинов видел на воздухе апостолов Петра и Павла и святителя Николая, благословляющих град Казань как будущее православное место; другому является св. Никола и посылает его возвестить царю о близком падении Казани; сам Иоанн слышит несущийся от Казани звон как будто от большого колокола Симонова монастыря и пр. «История о Казанском царстве» передает легенды о знамениях, являвшихся самим казанцам; напр., городские стражи видят ночью калугера, ходящего по стенам осеняющего город крестом и кропящего на четыре стороны и т. п. Эта История о Казанском царстве приписывается обыкновенно священнику Иоанну Глазатому, на основании указания Татищева (Истор. Рос. кн. I. Предъизвещение XII. М. 1768). К. Н. Бестужев-Рюмин указал на замеченное студентом Аквилоновым сходство сей Казанской истории отчасти с Рус. летописью в П. С. Р. Л. T. VI. («Рус. Ист.» стр. 43 в примеч.). Г. Шпилевский в означенном выше своем труде «о древних городах Каз. губ.» второе приложение посвящает рассмотрению вопроса об авторе Казанской истории и приходит к тому заключению, что «Отрывок из Рус. летописи», помещенный в П. С. P. Л. T. VI, почти весь вошедший в эту историю, и есть произведение Иоанна Глазатого, а что другие части истории заимствованы преимущественно из Степенной книги неизвестным компилятором. Впрочем, вопрос сей еще остается открытым.

34

О болезни царя и споре бояр в Царств, книге и неизданной летописи Александро-Невской, на которую ссылается Карамз., прим. 380 к T. VIII, и Соловьев пр. 69 к T. VI. Курбский слегка упоминает о болезни. Сказан. I. 48. Но Иоанн в письме к Курбскому прямо обвиняет советников своих в том, что они хотели возвести на царство Владимира Андреевича. Сказан. II. 60. Вот еще некоторые подробности этого дела по Царствен, книге. Боярин князь Димитрий Федорович Палецкий, тесть Юрия, Иоаннова брата, хотя и принес требуемую присягу, однако после того посылал зятя своего Василия Бороздина к княгине Евфросинии, урожденной Хованской, и к ее сыну Владимиру Андреевичу, и предлагал ему свои услуги для достижения престола, если они пожалуют удел его дочери и князю Юрию Васильевичу по духовной грамоте Василия III. Далее, окольничий Лев Салтыков рассказывал, что когда он ехал по площади с князем Димитрием Немого, то последний говорил ему: «Бог знает, зачем бояре нас приводят к целованию, а сами креста не целуют; а как служить малому мимо старого; а ведь владеть нами Захарьиным». Князь Дмитрий Курлятев и казначей Никита Фуников под предлогом болезни не явились во дворец и принесли присягу уже после; а во время боярских пререканий они будто ссылались с княгиней Евфросинией и ее сыном, желая их видеть на государстве. Впоследствии Иоанн в письме к Курбскому жаловался на то, что этого князя Дмитрия Курлятева Сильвестр как своего единомышленника в синклитию (т. е. в боярскую думу) припустил». О поездке Иоанна по монастырям см. в Никон, лет. Беседу с Максимом Греком и Вассианом Топорковым передает Курбский. (Сказан. I. Глава 3). Хотя Иоанн по выздоровлению никого не преследовал, однако между боярами, не хотевшими присягать,