История Франции - Марк Ферро

должны были смягчать свой интернационализм, поскольку их страна являлась союзницей западной «демократии». После 1917 г. роли коренным образом изменились: при каждом сближении в советско-французских отношениях владельцы капиталов задавались вопросом: а есть ли надежда получить обратно средства, размещенные ими в России до Первой мировой войны? Рабочий класс Франции и ее коммунистическая партия, в свою очередь, ограничили свои требования и согласились (если не на деле, то на словах) с принципом сотрудничеста с буржуазным государством. Оно, в свою очередь, даже смирилось с присутствием в правительстве министров-коммунистов, правда, в силу необходимости союза с социалистами они были безвредны.

С тех пор времена изменились. Прежде всего менялись роли на международной арене: с 1789 по 1917 г. Франция находилась в авангарде европейской революции, а царская Россия — в арьергарде. С 1917 по 1956 г. на первый план мировой революции вышел СССР, а Франция из-за своих имперских амбиций отошла на задний план. Затем эти противоположные роли играли США и Китай. Непреодолимая сила сближала, таким образом, страны, находившиеся в «центре», такие, как Франция и СССР, но к сближению их подталкивала вновь возникшая необходимость.

Из-за ужесточения позиций во времена «холодной войны» и советского вторжения в Будапешт в 1956 г. и в Прагу в 1968 г. Советский Союз все больше предстает в глазах французов одновременно как экспансионистская держава и как новое воплощение тоталитарного режима. Французская коммунистическая партия теряет по этой причине свою привлекательность, а после разрыва Сталина с Тито, процессов, устроенных над венгром Ласло Райком в 1949 г. и чехом Рудольфом Сланским в 1952 г., новых примеров нарушения свобод внутри социалистического лагеря партию покинула вся интеллигенция. В то же время в СССР стал слышен голос диссидентов, особенно благодаря перу Солженицына, но также благодаря Сахарову и Александру Зиновьеву. Восточная Европа больше не являлась образцом для подражания, и, хотя СССР понемногу закрывал лагеря (так называемый ГУЛАГ), его экономическая несостоятельность переросла в катастрофу. Советский строй, разложившийся и потерявший уважение также и внутри страны, потерпел крах. Но к тому моменту он уже перестал играть роль во французской политике, которая была отлита в форму европейского строительства. Дело дошло до того, что французы начали задаваться вопросом о том, является ли Советский Союз, а после падения коммунистического строя — Россия Европой. Этот вопрос просто поражает тех, кто знает, какое важное культурное значение для Франции имеет Россия, страна, чьи произведения еще и сегодня лидируют по числу переводов. Нужно ли вспоминать, что Лев Толстой, Чехов, Достоевский значатся в списке самых читаемых европейских авторов и что после пьес Шекспира именно их произведения ставятся чаще всего в театрах? Что Россия, отсутствующая в дипломатии, присутствует на наших сценах (на театральном фестивале в Авиньоне), на наших стадионах, в наших концертных залах и показах мод знаменитых кутюрье? Чем более европейской становилась Россия — после знакомства с французскими авторами, затем с Марксом, — тем серьезнее ставился вопрос: является ли она действительно частью Европы? В царские времена такими вопросами не задавались…

Глава 2. ЕДИНСТВО ФРАНЦИИ

ВХОЖДЕНИЕ ПРОВИНЦИЙ В СОСТАВ ФРАНЦИИ

На гравюре, иллюстрирующей присоединение Фландрии к Французскому королевству в 1660 г., она представлена в облике обнаженной женщины, подобно французским королевам, которых по прибытии в страну, как правило, писали обнаженными и только затем одетыми в модное платье в традициях нового дома. Об этом сообщает историк Эммануэль Ле Руа Ладюри.

Как лучше подойти к вопросу о процессе унификации нравов и обычаев — процессе, который приводит к культурному единению страны, стирая ее различия? Этот вопрос спровоцировал настолько сильные реакции, что два-три века спустя они затрагивают темы защиты «привилегий», например в Эльзасе, сохранения местного языка — в Руссильоне, на Корсике, в Бретани и даже во Фландрии. Однако на сегодняшний день некоторым культурным меньшинствам все же удалось отстоять свои «права», одним для того, чтобы сохранить самобытность, другим, напротив, для того, чтобы не оказаться вне политического сообщества из-за своего происхождения…

В подобных условиях неудивительно, что французское правительство, внедрившее в 1981 г. программу децентрализации страны, также выступило за расширение прав иммигрантов в связи с тем, что положение, занимаемое региональной властью, связано с положением, занимаемым меньшинствами в этом регионе. Признание самобытности культуры выходцев из Северной Африки предполагает признание самобытности культуры басков и бретонцев…

От Окситании до Лангедока

Присоединение территорий Лангедока к землям, расположенным между Сеной и Луарой, является одним из самых решенных, но одновременно и одним из самым болезненных примеров присоединения новых провинций к Франции со времен Альбигойского крестового похода.

С самого начала помимо языкового барьера эти две части сегодняшней Франции разделяли культурные различия. К тому же наравне с психологическим шоком жителей юга и его последствиями экономический кризис отодвинул значение южных территорий на второй план, и лишь в последние десятилетия отношения между югом и севером страны начали немного меняться. Несмотря на это, в некоторых частях данного региона вновь возникают требования сторонников автономии, возрождая претензии прошлого.

Уже современники Григория Турского (жившего в VI в.) прекрасно ощущали противостояние между Северной Галлией, где формировалась цивилизация франков или германцев, и Южной Галлией, где обычаи и нравы оставались римскими. Даже в VIII в. франки называли аквитанцев Romani [284], и скорее аквитанцы ассимилировали германцев, чем наоборот. В дальнейшем обстановка изменяется, поскольку франкские короли, устремив свой взор в сторону Средиземноморья, продолжают продвижение на Восток, вплоть до Паннонии, находившейся на территории современной Венгрии. Тем самым они еще лучше сохранили и усилили самобытность своей цивилизации — до такой степени, что разрыв между этими регионами и ближайшей к Средиземноморью частью Галлии, где говорят на окситанском языке, будет лишь увеличиваться.

Такое положение сохраняется еще в течение нескольких веков, хотя оно и немного меняется в результате нашествий захватчиков с севера, востока и юга