История Франции - Марк Ферро

сразу же вновь направился в Москву (советско-французский договор 1944 г. о союзе и взаимопомощи).

Итак, на протяжении двух веков с защитой французской земли, видимо, связаны особенно драматичные события. Союз с Россией, на тот момент жизненно необходимый, заставил французскую дипломатию делать выбор и идти на жертвы, часто мучительные и даже «безнравственные», в ущерб своим традиционным союзникам. И каждый раз русские были несговорчивы, так как ддя них Турция, Швеция и Польша были наследственными врагами, равно как и позже Германия, ассоциирующаяся с тевтонскими рыцарями. Франция неоднократно приносила в жертву союзу с Россией турок, при этом доходила до того, что поддержала намерения русских касательно Константинополя в 1914 г. При этом она все же неоднократно пыталась отстаивать интересы Турции — своего традиционного союзника, и это происходило всякий раз, когда германские державы в своем противостоянии уравновешивали друг друга и союз с Россией уже не был так уж необходим. Дружба с Польшей была еще более дорога Франции. Тем не менее она пала жертвой союза с русскими, когда само существование французской нации оказалось в опасности. Таким образом, когда в самый критический момент битвы под Верденом французское правительство испугалось, как бы Николай II не подписал сепаратный мир, Бриан, дабы предупредить подобный исход, уступил ему Польшу (секретные соглашения февраля 1917 г.).

Однако после победы над Германией представился случай спасти Польшу от большевизма. Франция, игравшая ведущую роль в борьбе против советского строя, помогла католической и реакционной Польше дать отпор Красной армии. Накануне мировой войны слепая ненависть к большевизму французских руководителей вынудила их взвесить все «за» и «против» союза с Польшей, впрочем, очень ненадежного, и союза с СССР. В 1944 г. разногласия де Голля со Сталиным касались именно польского вопроса; тем самым старая традиция снова ожила. Распря эта оказалась серьезной, хотя она и не могла оказать непосредственное влияние на будущее Польши.

К этим закономерностям, действовавшим долгое время, добавились и другие, что объясняется различным развитием двух стран с той поры, как История свела их друг с другом. Действительно, вплоть до конца XVIII в. «превосходство» Франции над Россией не имело никакого значения, оно не затрагивало ни отношения между государствами, ни отношения между народами — то была пора европейского космополитизма. Однако этот космополитизм не касался других жизненно важных сфер. Так, философы, будучи космополитами и пацифистами, каждый раз осуждали вступление Франции в войну, но не протестовали, когда Россия напала на Турцию. Они даже поздравили Екатерину II, когда она приняла участие в разделе Польши. Возможно ли это? Да, поскольку все, что способствует упадку католицизма и ислама, ведет к прогрессу, а следовательно, к прогрессу ведет и ослабление Польши и Турции. Философы постоянно заигрывали с царицей, хотя прекрасно осознавали, каким был ее либерализм. Союз с деспотичной страной не казался противоестественным «просвещенным» умам: ведь идеологическая позиция рассматривалась ими только в связи с религией.

После 1789 г. положение изменилось. Став родиной Революции, Франция в глазах царей и их советников, подозревавших даже Людовика XVIII в симпатиях к новым идеям, оказалась объектом ненависти. Так развивались отношения между правительствами Франции и России на протяжении XIX столетия. Пока безопасности и процветанию двух стран ничто не угрожало, они отдалялись друг от друга. Народы же и оппозиция, напротив, испытывали друг к другу дружеские чувства, особенно после революции 1848 г., когда Республика, а затем и Империя преследовали республиканцев так же, как царская полиция преследовала нигилистов. И все же по традиции французы теплее относились к польским беженцам, которых также преследовал царизм.

Французские социалисты, окруженные ореолом успеха своих предшественников, проявляли к русским революционерам, которые дважды потерпели неудачу (в 1825, а затем в 1905 г.) и являлись в их глазах символом трагической судьбы, чувство полной сочувствия симпатии. В то время они гораздо больше верили в будущее немецкой социал-демократии.

Аналогичное отношение к России формируется и у буржуазной Франции, технически развитой, процветающей и ведущей завоевательную политику: русского союзника плохо знают, его немного презирают, но он необходим. Разве не должен он всему учиться у Запада? Именно там Петр Великий получил первые уроки. Дидро учил Екатерину II, и, конечно же, Наполеона победила не русская армия, а русские морозы. А если в 1854 г. Севастополь смог оказать сопротивление натиску франко-английских сил, то это исключительно потому, что все фортификационные работы в городе велись под руководством Тотлебена, пруссака по происхождению. Экономические соглашения, заключенные с Россией в конце XIX в., усилили это обобщенное представление о русских, которое приводилось во всех школьных учебниках того времени. То были неравные соглашения, сходные с теми, которые Запад подписывал с Китаем или Аргентиной, — договоры колонизаторов с жертвами колонизации. Франция обосновалась в южной части России, на Украине, на берегу Черного моря. Ее давняя мечта стала реальностью, наступило время презрения.

Положение круто изменилось после 1917 г.: триумфаторы Октябрьской революции не признают никакого будущего за французским рабочим движением. Стоит лишь вспомнить, что в Коминтерне французские коммунисты играли второстепенную роль. На смену «развязному» отношению французского правительства к русскому союзнику пришло точно такое же беззастенчивое отношение большевиков к Франции: вплоть до недавнего времени Москва оставляла Французскую коммунистическую партию в полном неведении относительно своих планов. Еще одна рокировка: в XIX в. революция 1789 г. и история Франции были для России примером, если не образцом для подражания, каждая мельчайшая деталь которого была известна. После 1917 г. роли полностью изменились. Мало-помалу создается положение, при котором социалисты и коммунисты знают об СССР только то, что они хотят знать, копируя методы большевистской партии и мечтая действовать, как она. С другой стороны, у советских руководителей и общественности создался очень туманный образ реальной Франции. Никогда еще расхождения и непонимание между русскими и французами не были столь значительны, даже несмотря на то, что лояльность французских коммунистов в отношении Москвы была абсолютной и искренней, а дружба Советского Союза к несчастному союзнику была столь сильна в сердцах и запечатлена в памятниках воинам, погибшим в боях против гитлеровской Германии.

Ни с каким другим партнером Франции также не приходилось идти на такие мучительные жертвы, как с Россией, поскольку из изменения ролей на протяжении мировой истории вытекали особые последствия. До 1917 г. царская бюрократия была союзником республиканской Франции, и ей приходилось воздерживаться от открытой стрельбы по демонстрантам, «дабы не шокировать наших союзников». Русские революционеры, со своей стороны,