Скажи пчелам, что меня больше нет - Диана Гэблдон

хотели мне что-то сказать. Я вас слушаю.

Бошан вытянул губы, будто собираясь присвистнуть, но потом вдруг расслабился. Не переставая улыбаться, он приглашающим жестом указал на обитые роскошной парчой кресла у пустого камина. Затем прошел к двери и, несмотря на отказ Фергуса, приказал принести напитки.

Когда подали целый поднос с пирожными и кувшин охлажденного негуса[204], хозяин попросил дворецкого наполнить бокалы и уселся напротив гостей. Мельком взглянув на Роджера, он сосредоточил все свое внимание на Фергусе.

— Месье, как я уже говорил во время нашей последней встречи, хочу сообщить вам некоторые сведения, касающиеся обстоятельств вашего рождения. Признаюсь, обстоятельства эти… весьма трагичны и могут вас расстроить. Заранее прошу прощения.

— Tais-toi![205] — рявкнул Фергус. Далее последовал поток незнакомых слов — насколько Роджер понял, Бошану предлагалось исторгнуть что-то (возможно, правду?) из отверстия пониже спины.

Персиваль Бошан слегка опешил. Потом откинулся на спинку кресла, глотнул вина и, вытерев губы, сказал:

— Вы сын графа Сен-Жермена. — Он сделал паузу, явно рассчитывая на реакцию. Однако Фергус лишь молча взирал на него исподлобья. Струйка пота стекала у Роджера по спине; он чувствовал себя тающим кубиком льда.

— А вашу мать звали Амели Элиза Левинь Бошан.

Фергус потрясенно охнул.

— Вам знакомо это имя? — спросил месье Бошан удивленно, но настойчиво. Он подался вперед, его напряженное лицо в свете лампы отливало перламутровым блеском.

— J’ai connu une jeune fille de ce nom Amélie, — ответил Фергус. — Mais elle est morte[206].

* * *

На мгновение воцарилось молчание, нарушаемое лишь отдаленными голосами прислуги.

— Это правда. Она мертва, — мягко произнес месье Бошан. Однако Фергус вздрогнул, словно его ужалила оса. Бошан издал протяжный тихий вздох и снова подался вперед. — Так, значит, вы ее знали?

Фергус нервно дернул головой в совершенно несвойственной ему манере.

— Только по имени. Я не знал, что она моя мать. — Заметив боковым зрением удивленный взгляд Роджера, он посмотрел на него, отвернувшись от глашатая печальных новостей. — Многие дети появляются на свет в борделях, mon frère, несмотря на все попытки это предотвратить. Малышей со смазливыми мордашками держат при заведении, чтобы через несколько лет начать на них зарабатывать.

— Что происходит с остальными? — Роджер не был уверен, что хочет услышать ответ.

— Моя мордашка показалась им достаточно смазливой, — продолжал Фергус. — К тому времени как меня перестали лупить, я научился добывать пропитание на улице.

Опустив взгляд, Роджер заметил, что Фергус зарылся носками туфель в ворс ковра.

— Шлюхи, недавно родившие — или потерявшие — ребенка, иногда кормили грудью чужих bébés. Если шлюху вызывали к клиенту, а ее малыш был голоден, она передавала его другой jeune fille[207]. Дети, росшие в борделе, называли всех шлюх Maman, — тихо добавил он, глядя в пол. — Всех, кто давал им еду.

Было видно, что он не настроен развивать тему. Роджер деликатно кашлянул, и месье Бошан посмотрел в его сторону, будто удивляясь, что он все еще здесь.

— От чего умерла Амели Бошан? И когда? — вежливо поинтересовался Роджер.

— От дифтерита во время эпидемии, — столь же вежливо ответил хозяин дома. — Я… то есть мы точно не знаем, когда это случилось.

— Понятно. — Роджер покосился на Фергуса, который все так же молча сверлил глазами причудливые узоры на ковре. — А… гм… месье граф?

Персиваль Бошан заметно расслабился.

— Этого мы тоже не знаем. Месье граф часто отлучался из Парижа: обычно на несколько дней или месяцев, порой на год, а то и больше. И никому не говорил, куда направляется. Но в последний раз его видели лет двадцать назад, причем обстоятельства его исчезновения позволяют утверждать, что на этот раз графу не удалось избежать смерти. Любой суд, несомненно, признал бы его погибшим, если бы наследник графа подал соответствующую петицию.

Взмокшие волоски на шее у Роджера слегка приподнялись. Услышав новость, Фергус вздернул голову.

— Насколько мне известно — если французское законодательство не поменялось за последние годы, — незаконнорожденные дети не могут претендовать на наследство. Или, говоря «наследник», вы имеете в виду кого-то другого?

Просияв, Бошан взял с подноса серебряный колокольчик и позвонил. Через мгновение дверь распахнулась, впуская долгожданные потоки воздуха и света, а также высокого джентльмена в дорогом сером костюме английского кроя. Под мышкой у незнакомца торчала кожаная папка, и выглядел он как типичный юрист.

— Мистер Бичем[208], — сказал вошедший, кивнув Персивалю. — А вы, сэр, должно быть, Клодель? Если, конечно, позволите называть вас настоящим именем.

— Не позволю. — Фергус резко выпрямился в кресле, явно собираясь уйти. Роджер мысленно одобрил эту идею и тоже привстал, но тут незнакомец примиряюще поднял ладонь, положил перед гостями папку и раскрыл ее.

Внутри лежал старинного вида документ на пожелтевшей, покрытой пятнами бумаге — с большой сургучной печатью и множеством затейливых подписей. Казалось, будто крошечный осьминог макнул все свои щупальца в чернила и пробежался по странице.

Однако надпись на французском вверху документа читалась довольно легко и была написана сухим канцелярским языком.

Брачный договор

Заключен сего дня, четырнадцатого августа, тысяча семьсот тридцать пятого года

От Рождества Христова, между девицей Амели Элизой Левинь Бошан

и Леопольдом Джорджем Симоном Жервазом Ракоци,

графом Сен-Жерменом

— Вы не бастард, сэр. — Персиваль Бошан тепло улыбнулся Фергусу. — Примите мои поздравления!

* * *

Нахмурив брови, Фергус уставился на документ, а затем покосился на Роджера. Тот издал деликатное «кхм», давая понять, что поддержит любое решение, однако не сдвинулся с места. Он смотрел на негус со льдом; графин и бокалы запотели, капельки воды скатывались по выпуклому стеклу. Как приятно было бы освежиться прохладным напитком в этой парилке!

Бошан с юристом держали в руках по бокалу подслащенного портвейна и выжидающе смотрели на потенциального наследника, готовые