Мэрилин Монро - Дональд Спото

Однако, невзирая на множество сплетен, долгие годы распускавшихся журналистами по поводу этой связи, после 1961 года актрису и певца связывала только дружба: мужчиной Мэрилин был Джо, а Фрэнк, как всем было известно, связался, в частности, с актрисой Джульет Проус.

Весной хроническая боль, которую Мэрилин ощущала в правом боку, значительно обострилась, все чаще наблюдались и случаи несварения. В третью неделю июня она попросила Ральфа Робертса сопровождать ее в Нью-Йорк, где 28 числа, испытывая страшные мучения из-за какого-то неясного пока заболевания пищеварительного тракта, актриса была принята в многофункциональную клинику, расположенную на Манхэттене в районе западных пятидесятых улиц. Таким образом, уже в пятый раз на протяжении последних десяти месяцев Мэрилин очутилась в больнице. Врачи констатировали закупорку желчных протоков, а также воспаление желчного пузыря (холецистит), которые и были причиной систематических болей и «несварения» и которые (что было совершенно нормальным в подобном состоянии) докучали ей по ночам и, к несчастью, становились еще одной причиной приема все больших доз барбитуратов.

29 июня была проведена удачная двухчасовая операция, состоявшая в удалении желчного пузыря; когда после общего наркоза Мэрилин проснулась в своей палате, то увидела Джо, бывшего рядом с ней во время поступления в больницу и позднее не расстававшегося с ней вплоть до момента, когда ее на каталке завезли в операционную. Каждый день на протяжении недели экс-супруг бывал с ней, пока семейные дела не вынудили его возвратиться в Сан-Франциско; потом с августа по ноябрь Джо по служебным делам находился за границей. Мэрилин поддерживала с ним постоянный контакт.

11 июля Мэрилин — после того как ее причесал знаменитый нью-йоркский визажист Кеннет — вышла из больницы. Двести почитателей и сотня журналистов и фоторепортеров, поджидавших ее снаружи, забросали актрису вопросами, а также просьбами дать автограф; многие пытались также прикоснуться к ней, потянуть за свитер или просто придвинуться как можно ближе к наиболее часто фотографируемой женщине на земном шаре. «Это было страшно, — призналась Мэрилин позже. — На мгновение мне показалось, что меня хотят разорвать в клочья. Мне сделалось немного дурно. То есть я ценю их внимание, обожание и все такое прочее, но — не знаю — я чувствовала себя так, словно переживаю какой-то кошмар. У меня не было уверенности в том, что удастся целой и невредимой сесть в машину и уехать!»

На подмогу из Лос-Анджелеса прибыла Пат Ньюкомб, привезя с собой в подарок полного темперамента щенка. Восхищенная подарком, Мэрилин сказала: «Пожалуй, назову его Мафиком в честь Фрэнка» — шутка относилась к якобы имеющим место связям Синатры с разными темными личностями.

В том же месяце Мэрилин съездила с Ральфом в дом Миллера в Роксбери, откуда забрала оставшиеся принадлежащие ей вещи. Ральф вспоминал этот день так. Мэрилин, поднеся к лицу старое зимнее пальто, сказала, словно Мама-медведица, надеющаяся подловить златовласую Машеньку: «Он сейчас с женщиной, которая пользуется другими духами и надевала мое пальто», — после чего немедленно вышвырнула его в ящик для мусора. (Этой женщиной была, как они оба знали, Инге Морат, которой вскоре предстояло стать третьей женой Артура Миллера.)

Позднее Мэрилин так признавалась Норману Ростену:

Я дала знать [Артуру], когда приеду, но его дома не было. Мне сделалось грустно. Я думала, он пригласит меня на кофе или что-то в этом духе. Мы ведь провели в этом доме пару счастливых лет. Но его не было, и тогда я подумала: «Может, он и прав: что кончилось, то кончилось, зачем мучить себя воспоминаниями». И все-таки, разве ты не думаешь, что с его стороны было бы вежливее, если бы он приветствовал меня в доме? Хватило бы единственной улыбки.

Однако Мэрилин все же довелось приятно провести время с человеком, связанным с ее прошлым, хоть с совершенно другим и, разумеется, не таким близким актрисе. Речь идет о ее сводной сестре Бернис Бейкер Миракль, приехавшей с визитом в Нью-Йорк и сопровождавшей Мэрилин и Ральфа во второй поездке за вещами в Роксбери. Родственницы встречались друг с другом, пожалуй, в третий раз в жизни, и у них было мало общих тем для разговора, да и связывало их немногое. Но Мэрилин была весьма оживлена и, как вспоминал Ральф, не жалела Бернис комплиментов: «Взгляни, какие у нее великолепные волосы, какой у них чудесный рыжий цвет — ну прямо в точности как у нашей матери».

В начале августа Мэрилин приняла решение вернуться в Лос-Анджелес. Поскольку в Нью-Йорке она не могла найти психиатра, который бы ее устраивал, а возможность возвращения к Марианне Крис изначально исключалась, то актриса решила постоянно подвергаться психотерапии у Гринсона. В то время как Мэрилин летела в Калифорнию самолетом, Ральф Робертс пересекал страну на своем автомобиле, чтобы в течение нескольких последующих месяцев быть ее спутником, шофером (после операции она испытывала некоторые затруднения при управлении машиной) и массажистом. Ральф с радостью исполнял для своей близкой приятельницы все эти функции. Мэрилин сняла ему номер в отеле «Шато-Мармон», расположенном в десяти минутах пути от Доухени-драйв, и с августа по ноябрь они ежедневно бывали вместе (выглядя, по словам Пат и Сьюзен, как очень близкие друг другу брат и сестра). Ральф помог Мэрилин заново обустроиться в ее апартаментах, они вместе отправлялись за покупками, он отвозил ее на массаж лица к мадам Ренна на бульвар Сансет и каждый день в четыре часа дня подвозил на сеансы психоанализа к дому Гринсона. По вечерам они большей частью устраивали в квартире Мэрилин ужин. Она называла его «братик»[441]. Первой просьбой, с которой Мэрилин обратилась к Ральфу, было повесить тяжелые шторы, похожие на те, какие у нее были в 1956 году в доме на Беверли-Глен, — темной материей была затянута почти вся стена, так что в помещение не пронккал ни малейший лучик света.

Мэрилин, по мнению Ральфа, поначалу пыталась воспринимать все происходящее со спокойствием; к ней вернулись здоровье и бодрость, и она производила впечатление человека счастливого и полного оптимизма. Однако Ральф, Пат, Сьюзен Страсберг, Аллан Снайдер, а также посещавший время от времени Лос-Анджелес Руперт Аллан заметили, что чем больше Мэрилин погружалась в психотерапию, тем более несчастной она становилась. «Вначале она восхищалась Гринсоном, — вспоминал Робертс, — но никто из нас не думал, что он хорошо влияет на нее. Этот человек все более контролировал жизнь актрисы, указывая, кто должен быть ее другом, кого она может посещать и так далее. Но она считала, что должна претворять его волю в жизнь».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});