Вам решать, комиссар! - Ханс Кирст

— Сузанна, ты сейчас выглядишь просто изумительно!

— Если это правда, то тебе пора взяться за ум и решить жить впредь только ради меня, ради нас двоих. Подумай как следует. Если не решишься, мне придется решать самой. Может быть, не в твою пользу. Но только для того, чтобы ты взялся за ум.

* * *

Из беседы ассистента фон Готы во время командировки в Грецию с заместителем начальника афинской полиции майором Никосом К.:

«Никос К.: Прежде всего я вас хотел бы уверить, что греческая полиция старается всем возможным содействовать своим иностранным партнерам и вообще всем иностранцам. К сожалению, мы встречаемся и с тем, что некоторые из них злоупотребляют нашим гостеприимством. Одним из таких людей оказался Хорстман.

У нас он появился с рекомендательным письмом от своего шеф-редактора, который известен как просвещенный любитель и ценитель греческой культуры. Поэтому мы, ничего не заподозрив, позволили Хорстману ознакомиться с жизнью нашей армии, с нашими тюрьмами. Представьте, как мы были поражены, когда, вернувшись домой, наше доброжелательное отношение он обернул против нас. И более того, он попытался проникнуть в личную жизнь некоторых наших уважаемых граждан. К счастью, наши сотрудники вовремя его задержали в тот самый момент, когда он пытался проникнуть в некую виллу.

Фон Гота: Чья это была вилла? Как долго он был под арестом и каким образом его выпустили?

Никос К.: Хозяйка виллы — Мария К., одна из любимейших наших актрис. Хорстман был под арестом всего сутки — минимальный срок, чтоб мы могли произвести предварительное расследование. Вам мы приготовили копию протокола о задержании. Тут же — и решение о его депортации из страны. И его заявление, которым подтверждается, что обращались с ним вполне по закону».

* * *

Из отчета о предварительном допросе пострадавшей, проведенном комиссаром Кребсом на Малингерштрассе:

«Кребс: Так вы нам вообще ничего не хотите сказать? Пострадавшая: Нет!

Инспектор Михельсдорф: Ее зовут Хелен Фоглер, ей двадцать пять лет. Уже два года состоит на учете как особа без постоянной работы и без законных источников доходов. Остальные данные найдем в архиве.

Кребс: Это правда?

Хелен Фоглер (с трудом приподнялась; врач «скорой помощи» поддерживал ее; на Кребса она и не взглянула): Я обязана отвечать?

Врач: Вы ничего не обязаны — только дать обследовать себя. В таком состоянии вы не обязаны отвечать ни на какие вопросы».

* * *

— Доктор прав, — признал Кребс. Он снова взглянул на пострадавшую, и то, что увидел, глубоко врезалось ему в память.

На грязной улице перед ним лежала раненая женщина с измазанным кровью лицом и в порванном платье. Но все-таки было в ней что-то удивительно привлекательное. Огромные грустные глаза словно молили о помощи. Она всхлипнула:

— У меня нет сил…

Тем временем вахмистр Хубер III, остававшийся в машине, сообщил:

— Комиссар Кребс, депеша из полицай-президиума! Кребс оставил Хелен Фоглер врачу, который слишком уж вокруг нее суетился, и, сев в машину, услышал в трубке голос своего друга Циммермана:

— Всего один вопрос. В котором заведении ты последний раз сцапал моего сына?

— Хочешь найти его там?

— Да, вот хочу взглянуть. А то уже забыл, как он выглядит.

— Знаешь, заведение, где его задержали вчера, не то место, где он обычно крутится… — заколебался Кребс.

Циммерман отреагировал не сразу.

— Мне кажется, ты знаешь о нем гораздо больше, чем сказал мне. Но это мы еще обсудим. Теперь бы я хотел знать, где он обычно встречается со своими дружками.

— В дискотеке «Зеро». Мне пойти с тобой?

— Не надо. Я загляну потихоньку.

* * *

— Ты меня разочаровала. — Вальдемар Вольрих довольно резко освободился из объятий Хельги Хорстман.

А та, нагая и распаленная, возмущенно сев в супружеской постели, заявила:

— Такого мне еще никто не говорил!

— Но я не имел в виду твою квалификацию в постели, там ты была, как всегда, неповторима! — Вольрих снова нырнул в ее груди. — И говоря, что ты разочаровала, я имею в виду совсем другое.

— Разве не обещала я, что достану все заметки Хорстмана о спекуляциях участками? А если обещала, то сделаю, — уверяла Хельга. — Достаточно, чтобы твоя фирма отвалила побольше денег. Что ты еще от меня хочешь? — Она снова тесно прижалась к нему.

— Откровенности! — заорал под весом ее тела Вольрих. И начал декламировать: — Доверия! Абсолютной и неограниченной преданности!

— А я согласна. Не ограничивайся и продолжай!

Но Вольрих вновь прервал свои ласки и начал уговаривать Хельгу:

— Ведь у тебя после Хорстмана осталось гораздо больше. Кроме этих бумаг, должны были остаться и его личные, секретные заметки.

— Вполне возможно. — Хельга вновь притянула его к себе.

— Что тебе все-таки известно?

— И это нужно именно сейчас?

— Хотелось бы. О чем эти заметки и о ком, насколько обстоятельны и где они?

— Потом, Вальдемар, потом, — часто задышала Хельга.

* * *

Анатоль Шмельц вытянулся на постели в своем шикарном номере, закрыв глаза и тяжело дыша. Хесслер заботливо склонился над ним.

— Вам все еще плохо, хозяин?

— Воды! — простонал Анатоль.

Хансик проверил бутылки из-под минеральной, но все были пусты; Тогда, взяв стакан, набрал воды в ванной. Шмельц немного выпил. Потом начал:

— Я почти не сплю. Чем дальше, тем хуже. Меня преследуют кошмары. Все меня эксплуатируют, никто меня не любит, даже жена меня не понимает!

— Но я-то вас люблю, хозяин!

— Ты — да, Хансик! — Шмельц схватил Хесслера за руку, тот так и растаял. — И я не забыл тебя в завещании. Пойми, временами я чувствую, что скоро умру. Словно каждый день я на шаг ближе к смерти…

Домашний врач доктор Флойденрайх не разделял, однако, убеждений Шмельца и полагал, что лишний вес, избыток гемоглобина и обильный пот — не признаки смертельной болезни, а результат частого и чрезмерного потребления алкоголя. Жену он успокоил:

— Ваш уважаемый муж, фрау Шмельц, нас всех еще переживет. Здоровье его в полном порядке, хоть он и разыгрывает тяжелобольного. Пожалуй, это доставляет ему удовольствие. Что ж, можно без опасений подыграть…

* * *

Когда комиссар Циммерман вошел в дискотеку «Зеро», выглядел он не официально, а скорее — неуверенно. В сером старомодном шерстяном пальто и шляпе того же цвета и фасона он разительно отличался от завсегдатаев заведения. И неудивительно, что уже в дверях его остановил здоровенный тип и не слишком вежливо спросил:

— Куда? Что вам здесь надо?

— Я только взгляну, — сказал Циммерман.

— Это заведение не для вас, приятель.

— Откуда вы знаете?

— Да уж знаю, — категорически заявил вышибала, загородив вход.

Циммерман заглянул в зал, в котором плавали клубы густого сладковатого дыма. На стенах с дешевой деревянной обшивкой висели кованые фонари в якобы староанглийском стиле, которые создавали скорее полумрак, чем свет.

По мускулистому вышибале было заметно, что его терпение вот-вот лопнет и тогда он займется Циммерманом. Тот уже приготовился, с удовольствием ожидая событий. Но тут примчался толстячок с пухлым приветливым личиком, в вытянутых на коленях брюках и поношенном красно-синем лыжном свитере и разыграл маленький спектакль о том, как он сердит на вышибалу:

— Лучше бы ты занялся теми парнями, глаза бы мои их не видели. За пятым столом явно курят марихуану. Вышвырни их! — К Циммерману — с деланым радушием: — Входите-входите. Я тут главный, меня зовут Рикки. Чем могу служить?

— Пиво! — Циммерман отошел к бару.

— Один «пильзенер», срочно! — подогнал Рикки барменшу. — За счет заведения!

Циммерман уважительно смерил хозяина взглядом.

— Вижу, вы специалист!

— А как же иначе. — Рикки постарался ухмыльнуться подружелюбнее. — Вы же из полиции?

— Я тут по личному делу, — буркнул Циммерман. — Так что не нужно мне демонстрировать, как вы разбираетесь в людях.

— Ну что вы! — уверял его Рикки. — Я только имею в виду, что мое заведение — все что угодно, только не место для порядочной чистой публики. Но и такие нужны. Правда, и клиент соответствующий. Люди вроде вас сюда никогда не ходят. Ну разве кто из налоговой службы, из городских властей и из полиции. По делам. Но все вы можете рассчитывать на меня. Только скажите толком, что я могу для вас сделать.

* * *

Хелен Фоглер, пострадавшая на Малингерштрассе, лежала с открытыми глазами в «скорой помощи», которая везла ее домой. Как констатировал доктор Вильд, все еще опекавший ее, худшее было уже позади. Шок постепенно проходил.