Последняя любовь - Элиза Ожешко

Регину окружали молодые дамы и мужчины, ищущие с ней знакомства. Стефан же не подошел к ней ни разу, и взгляд его, встречаясь со взглядом Регины, был серьезен и, казалось, безразличен.

Изабелла подсела к Генрику и громко щебетала, стараясь привлечь внимание молодого человека, поводя красивыми обнаженными плечами.

Между тем стемнело, комнаты ярко осветились, в саду заиграла музыка.

— Messieurs et mesdames, не хотите ли танцевать? — предложила графиня и обратилась к Регине: — Вы, конечно, любите танцевать?

— Я уже несколько лет не танцую.

— Est-ce possible! Mon Dieu![81] — воскликнула графиня. — В ваши годы!

— Не танцуете? Возможно ли это? — со всех сторон посыпались возгласы.

Граф Август напыжился и величественнее, чем всегда, просил Регину изменить своему обыкновению. Фрычо, грациозно кланяясь, умолял хотя бы об одном туре польки. Януш с горестным вздохом заметил, что, если Регина не будет танцевать, вечер уподобится цветам без солнца и небу без звезд. Регина не поддавалась уговорам и на вопросы, почему она не танцует, отвечала:

— Танцы вредны для моего здоровья.

Увидя, что уломать красавицу невозможно, все наконец отступились и начали готовиться к контрдансу. Огорченный Вевюрский пригласил Клементину, граф Август с кислой миной подал руку Констанции, Януш избрал некое бледное и воздушное создание.

Изабелла подошла к Генрику и коснулась веером его руки.

— А вы танцуете?

— Разумеется, но я не знаком ни с одной дамой.

— Eh bien! Может, вы пригласите меня? — Изабелла улыбнулась.

Начался контрданс. Генрик и изабелла танцевали неподалеку от Регины. Красавица поминутно наклонялась к Тарковскому, что-то шептала ему, заслоняясь веером, белыми точеными руками то и дело поправляла жемчуг на шее и розу в волосах.

Женское кокетство, как и прочие человеческие достоинства и недостатки бывают разных видов, и женщины, жаждущие триумфа и преклонения, идут к цели разными путями. Для одних приманкой служит физическое недомогание, часто при этом напускное. Они укладываются в трогательной позе на мягкой кушетке и желанным свидетелям своих страданий подают дрожащую, словно от боли, руку, закатывая затуманенные и подернутые слезой глаза. На эту удочку попадаются люди чувствительные и слабые, которых тянет к существам слабым и беспомощным. Они верят в нелепое утверждение Мишле: «La femme est une malade» — «женщина — существо болезненное».

Другие прикидываются набожными, ангельски добрыми, даже учеными. Они часами стоят на коленях перед алтарем, перебирают четки, возводят очи горе, а когда полагают, что на них смотрят, — подают милостыню нищим. Если надо, они садятся с ученым видом за книгу, вставляют в разговор заумные слова, вычитанные или подхваченные случайно. Эти нравятся ханжам, филантропам и литераторам.

Третьи завоевывают сердца неотразимым оружием — женскими уловками, — кидают пылкие взгляды, обольстительные улыбки, обнажают плечи и принимают позы, которые в выгодном свете выставляют их формы. Эти впрягают в свою колесницу пылких, страстных, еще не искушенных молодых людей или людей, преждевременно состарившихся, которые, выпив до последней капли напиток жизни, ищут, как наркотика, сильных впечатлений.

К числу тех, для кого на авантюрных блужданиях по свету ставкой является женское обаяние, принадлежала Изабелла. Но игра с огнем опасна, и Изабелла порой сама загоралась от своего фейерверка, и люди говорили о ней разное. Однако эти пересуды не вредили ее доброму имени и общественному положению. Скандал грозит женщинам, если они не таят своих чувств и, не дай Бог, вознамерились порвать узы брака. Подобный поступок признают безнравственным, с негодованием отвернутся от несчастной и призовут кидать в эту женщину камнями — чем большими, тем лучше.

Но если все шито-крыто, тот, кому провидение поручило опеку над женщиной, в довольстве и покое без забот и подозрений съедает свой обед, хозяйствует, играет в карты и засыпает сном праведника. Дети здоровы, в доме порядок, стоит ли обращать внимание на какие-то мелкие прегрешения? Внешние приличия соблюдены, и все довольны. А если кто-то в слово «приличие», вкладывает иной смысл и осуждает про себя ветреницу — кому до этого дело?

Ложь, фальшь, притворство ежеминутно, всю жизнь!

Кто-то там снова печется об истине, о правде поступать согласно своим взглядам. Но ведь главное в обществе — это соблюдение приличий, — разве они покоятся не на правде и праве?

Этим летом Изабелла отчаянно скучала в Д. Вевюрский, граф Август и даже слезливый Януш — давно испытали огонь ее батарей; на других не стоило тратить пороха.

В глазах Тарковского полыхал знойный юг, отражалась жизнелюбивая натура украинца. Он был красив, благороден, обаятелен. Изабелла оценила это еще в тот раз, когда, сидя на террасе у графини, увидела его в парке. Что влекло ее к молодому человеку? Суетность? Безотчетный порыв? Или то и другое, смешанное с капелькой более благородного чувства, более глубокого волнения?.. Она не отдавала себе в этом отчета, изучая приемы внешнего обаяния, она разучилась заглядывать в свое сердце.

Как бы то ни было, Регина с беспокойством наблюдала за атакой, предпринятой красавицей на ее брата. Она знала, что Генрик умен и благороден и прежде всего ценит в людях сердце, но человек невольно поддается пагубным страстям, а Изабелла так красива, Генрик же молод… Волнение за любимого брата охватило ее с такой силой потому, что ей было известно, какое несчастье для умного человека полюбить бездушную красавицу и испытать нравственное падение и унижение.

Шелковое платье Изабеллы шелестело по сверкающему паркету, в ее волосах ярким пламенем горела роза, жемчужное ожерелье вздрагивало на груди от учащенного дыхания, глаза лучились и сверкали, губы торжествующе улыбались.

Регина взглянула на брата, — она знала его, как самое себя, — и заметила, что он слегка возбужден, хотя скрывает это под напускным равнодушием.

Контрданс кончился, послышались мелодичные звуки вальса. Несколько пар, то сходясь, то расходясь, кружились по залу, и среди них Регина видела брата, державшего в объятиях Изабеллу. Она склонилась к нему на плечо, и они неслись в вихре танца.

Немного спустя обольстительница, оставив партнера, медленно проходила по залу.

— Вам не кажется, — подойдя к ней, сказал граф Август, — что сегодня здесь собралось очень смешанное общество?

— Разве? — рассеянно спросила она.

— Кого тут только нет. Инженер, доктор, какой-то бедный шляхтич.

Изабелла не слушала, мысли ее были далеко.

— Отчего вы так рассеянны? — снова зашептал граф Август. — Даже не слышите, что я говорю. Раньше вы были другой, — добавил он тише.