Хождение по трупам - Оранская Анна

Сажусь на большой кожаный диван в гостиной второго этажа, наполнившейся запахом кофе. Молодец Мэттьюз — сахарница на столе, и молочник, и коробка с сигарами рядом со мной, и обрезалка с зажигалкой, и даже пепельница. Делаю глоток, в последний момент вспоминая об американской привычке пить либо безкофеиновый кофе, либо варить предельно слабый, так что кажется, что воду пьешь. Для здоровья полезно, конечно, и я сама пила кофе без кофеина, когда все было нормально, но последние два месяца варю себе только жутко крепкий — и только колумбийский, потому что в разных ароматизированных сортах крепость не так чувствуется. Однако он, оказывается, сварил так, как мне нравится, — чувствуется, что не стал экономить мои запасы, и во рту привычная для колумбийского кофе кислинка и ощущение крепости.

Выпиваю не спеша чашку, выжидаю минуту, не соблаговолит ли он протянуть руку к кофейнику и налить мне еще — но он не двигается, развалился в кресле напротив, и смотрит на меня, и продолжает курить мою сигару. Что ж, придется самой себя обслужить — но как только чуть наклоняюсь вперед, он тут же поднимает кофейник, наполняя мою чашку.

— Вы очень заботливы, мистер Мэттьюз, — замечаю все в том же язвительном тоне. — Может, заодно смешаете мне “драй мартини” — и можете и за собой поухаживать.

Он вдруг качает отрицательно головой, говоря мне, что пить с утра не очень полезная привычка, и хотя в другой ситуации он бы не отказался, но сейчас не будет и мне не советует — а к тому же разговор у нас долгий, и, когда он закончится, мы вполне можем пропустить по стаканчику-другому.

С “утра”? Рехнулся он, что ли? В первый раз с момента пробуждения смотрю на большие часы у стены, сделанные в современной манере, но со старомодным маятником, на которые люблю смотреть, размышляя на всякие философские темы — о быстром и одновременно медленном течении времени, об относительности и бренности всего сущего. И с удивлением отмечаю, что стрелки застыли на десяти. Но десять вечера быть никак не может, слишком уж светло за окном, — неужели встали? Не забыть бы батарейки сменить, а то так и буду удивляться. И вдруг вижу, что маленькие настольные часы ровно столько же показывают, и даже в моем безумном состоянии понимаю, что двое часов одновременно встать не могут — если только инопланетяне не объявили Земле войну и не остановили каким-то образом все работающие от батареек приборы.

Значит, сейчас десять утра двадцать третьего февраля — это при том что последнее событие, которое я четко помню, а именно получение письма от Ленчика, имело место в полдень двадцать второго. Ничего себе — почти сутки выпали из жизни, а я даже не зафиксировала ничего. Неприятная новость — показывающая, что я не просто постепенно теряю контроль над собой и ситуацией, но уже потеряла его почти совсем.

Неудивительно, что я сейчас трезва — столько проспать! Хотя кто его знает, чем я вчера занималась — может, просидела полночи со стаканом и легла пару часов назад. Черт, у меня же встреча с Ленчиком через пять часов!

— Итак, мистер Мэттьюз, — поднимаю на него глаза, отвлекаясь от своих мыслей и зная, что должна выпроводить его как можно скорее и наедине с собой определиться с дальнейшим поведением в отношении Ленчика. — Что же вы от меня хотите? Я имела дело с вашим партнером, Джимом Ханли, но не имела дел с вами и не собираюсь. Я сказала вам по телефону, что мне нужен Джим — и я жду его звонка, как только он появится. Так что, в принципе, вы можете уйти — на меня голую посмотрели, сигарой я вас угостила, кофе вы выпили. А когда приедет Джим, мы с ним обсудим то, что мне надо с ним обсудить.

— Джим не приедет, Олли, — и наглые глаза его серьезнеют, и лицо застывает в гипсовой маске. — Он не приедет и вам не позвонит. Его убили…

— Как убили?! Кто, когда?! — выпаливаю, не в силах больше сдерживать эмоции, пораженная этими словами не меньше, чем известием о смерти Стэйси. И перед глазами появляется гигантская чугунная копилка, в которой лежат связанные со мной смерти и в которую весомой монетой падает еще одна.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Ночью первого февраля, как я полагаю. Труп нашли в багажнике его собственной машины около центрального госпиталя — прямо на стоянке. Обнаружили только пятого утром — с пулевым ранением в голову. Стреляли в упор. Видимо, заставили лечь в багажник, приставили пистолет к виску и…

Первое февраля, Лос-Анджелес, Сентрал Хоспитал. Та самая больница, в которую, по газетным сообщениям, привезли раненых Ленчиковых людей — их привезли тридцать первого: двоим оказали помощь и они уехали, а один остался. Что, черт возьми, делал там Ханли?! Неписаный наш с ним контракт давно истек, киллера он нашел — так что он делал там? Вертится какая-то мысль, но нельзя сейчас размышлять — иначе этот Мэттьюз поймет, что я что-то знаю.

— Это ужасно, мистер Мэттьюз. Это и вправду ужасно. Мне очень жаль — Джим был приятным человеком. Но чем я могу вам помочь? Он действительно выполнил одно мое задание в начале января — но восемнадцатого или девятнадцатого числа мы произвели окончательный расчет и расстались…

Кажется, он не верит мне. Да, я же и в самом деле встречалась с ним еще один раз после того, как рассчиталась, — звонила ему в офис, он мне перезвонил, и я попросила о встрече, веря в то, что он поможет мне найти киллера. И мы встретились на следующий день после встречи с Ленчиком, двадцать первого, — и все, больше никаких контактов.

— Я вспомнила, мистер Мэттьюз, — в последний раз я видела Джима двадцать первого. Мы посидели днем в ресторане, я получила консультацию, которую хотела от него получить, и уехала. Больше я ему не звонила, и он мне тоже. Наше дело закончилось. Джим предлагал еще поработать на меня, но мне это не требовалось, о чем я ему и сообщила. Больше я ничего вам сказать не могу.

— А чем занимался Джим по вашей просьбе, Олли? Кстати, зовите меня Рэй — а то я зову вас по имени, а вы меня так официально. Чем именно он занимался?

— Ну, во-первых, вы, наверное, уже об этом знаете — коль были партнерами. А если нет — я не могу ответить на ваш вопрос, потому что это мое личное дело и я не собираюсь о нем рассказывать. К тому же Джима убили через две недели после того, как он выполнил ту работу, которую я ему поручила, — какое это убийство может иметь к ней отношение?

— Самое прямое, Олли, — после той работы, которую он делал для вас, Джим ничем серьезным не занимался. Так, копался в бумажках, помогая мне в одном расследовании. И до вас ничего такого не было — обычная мелкая работа, да и та весьма нечастая. Он не сказал мне ничего конкретного — только то, что обратилась молодая красивая и очень богатая женщина с просьбой проследить за какими-то ее знакомыми и кое-что о них узнать. И в Нью-Йорк, по его словам, он летал за этим же — потому что эти ваши знакомые, к которым вы проявили столь пристальный интерес, были из Нью-Йорка. Восемнадцатого января он сказал, что вы с ним рассчитались — и отказались от дальнейшего сотрудничества, но Джим полагал, что с вашей проблемой работы хватило бы для нас двоих.

А двадцатого вы позвонили в наш офис, оставили сообщение на автоответчике — я прослушал его потом, голос у вас был такой странный, не слишком трезвый и, мне показалось, взволнованный. Вы очень хотели, чтобы он вам перезвонил. После встречи с вами он мне ничего не сказал — он умел хранить секреты, Джим, хотя я бы все вытянул из него, если бы знал, чем это может кончиться. Но у меня хватало своих дел, как раз подвернулась непыльная, но хлопотливая работенка: одна женщина просила проследить за ее мужем, справедливо подозревая, что у того есть постоянная любовница, и собрать достаточно доказательств, чтобы их хватило для подачи на развод с отсуживанием солидной суммы…

— Это очень познавательно, Рэй, но ко мне не имеет никакого отношения…

Но он непробиваем — и так же размеренно и методично излагает дальше.

— …и Джим мне помогал. После вашего звонка в наш офис — и после вашей встречи с ним — он вел себя непонятно, нервно, суетливо. А тридцать первого позвонил мне на мобильный — я не приехал в контору, был занят в городе — и, кажется, был взволнован, но мне было некогда, и я не обратил внимания. Он сказал только, что, кажется, подвернулась работа с прежним клиентом — имея в виду вас — и завтра нам надо поговорить, как убедить вас в том, что вам необходимо, чтобы мы на вас работали. Джиму очень нужны были деньги: у него сын в этом году собирается поступать в университет, а значит, надо иметь деньги для взноса минимум за пару семестров — и он был счастлив, что можно заработать. Но мне было не до него. Если бы я знал, я бы бросил все дела и примчался в офис… А потом уже было поздно…