Компасу надо верить - Владимир Степаненко

Я услышал звон падающих пузырьков. Протяжно загудела упавшая гильза. Мои солдаты несли потери.

Я отыскал закатившуюся гильзу и поставил ее на прежнее место.

Кочерга снова показала мне пальцем на голову. Подошла к Настиной маме и что-то сказала ей на ухо.

— Настя, приглашай к столу! Садитесь, ребята!

Тишина взорвалась. Загремели стулья, поднялся галдеж. Взвизгнула Маша Шустикова.

Настя двигалась по комнате и рассаживала. Мне никак не удавалось посмотреть ей в глаза.

На столе появились тарелки с бутербродами. Потом выросли бутылки с фруктовой водой.

Настина мама посадила Баскета и Кольку Силантьева на первое место. А нас с Федей Зайцевым — с самого края стола. Наверное, это место мне было отведено сразу, как только я достал гильзу.

Я осмотрелся. Справа от меня Маша Шустикова, а за Зайцем устроилась Кочерга.

— Как тебе не стыдно! — прошептала Маша. — Без подарка пришел. Всех опозорил!

— Кочерга научила?

— Кочерга? — набросилась Зинка. — Сам ты Кочерга! Поучился бы у Тарлыкова, что надо дарить! Торт купил!

— Выпей воды, — сказал я. — Тебе какой: клюквенной или апельсиновой? Остынешь!

— Юр, видел, сколько у Настиного отца Почетных грамот? — спросил Федя Зайцев.

Я повернулся. Хорошо так сидеть: можно не смотреть на Кочергу. Не видеть противных физиономий Баскета и Кольки Силантьева.

В позолоченной рамке большой портрет. На лице мужчины довольная улыбка победителя. Под портретом веером прибиты Почетные грамоты.

— Как в музее собрали, — сказал я Зайцу. — Хвалятся. Десять грамот!

— Дочка, поздравляю тебя! — сказала Настина мама. — Расти здоровой. Хорошо учись. Ирина Капитоновна хвалила тебя. Жалко, что она не пришла!

Девчонки наперебой целовали Настю и поздравляли ее.

Я не особенно слушал, что говорили за столом, и уплетал за обе щеки колбасу и сыр. Запивал клюквенной водой.

Стол скоро опустел.

— Девочки, давайте танцевать! — сказала Маша Шустикова. — Помогайте убирать! Тарлыков, тащи тарелки!

Мимо меня прошел Баскет. Подмигнул мне. Я едва сдержался, чтобы не влепить ему. Почему Настя до сих пор не подошла и не объяснила, зачем пригласила Баскета и Кольку?

Включили радиолу. Закружились пары. Мелькают довольные лица. Большой бант порхает среди танцующих.

Настина мама подошла к Баскету.

— Вова, а ты почему не танцуешь?

— Не умею.

— Пойду, надо готовить вам чай! — Настина мама прошла мимо меня. Улыбнулась, но разговаривать не стала.

Я угрюмо посмотрел ей вслед. «Не понравилась гильза. Разве можно сравнить ее с тортом! Какой я дурак! Кочерга правильно сказала!»

Я не попрощался и выбежал на улицу. Было темно. Зеленоватые звезды рассыпались по небу. Я споткнулся и упал. Раздался звон металла. Я нагнулся. В руках у меня знакомая гильза от противотанкового ружья.

«Выбросили!» — в ярости я погрозил кулаком освещенным окнам. Если бы я ворвался туда, то разбил бы радиолу. Царапнул ногтем по стенке стакана. Я не забыл. Записку красноармейца Виноградова нашли в старой стреляной гильзе. А этот неизвестный бронебойщик не смог написать свою записку! Сколько он уничтожил фашистских танков? Гильза с поля боя! Ей нет цены! Кто посмел ее выбросить? Настя хороша! Почему не спрятала?

— Юра!

Меня догнала Настя. В темноте белело лицо. Глаза широко раскрыты. Задыхаясь, я стряхнул ее руку с плеча, повернулся и бросился вниз к реке.

Без числа

Ничего не могу поделать со своей дурацкой физиономией. На всех уроках голова, как компас, поворачивается в сторону Н. Я не хочу ее видеть и разговаривать с ней. Я не могу простить! Бронебойщик, ты знаешь, я еще не был в Короче.

Без числа

Нашел проект решения Совета Труда и Обороны о нашем карьере. Написал его сам Ленин. «Признать все работы, связанные с разведкой Курской магнитной аномалии, имеющими особо важное государственное значение».

Н. теперь не говорит, чья стройка знаменитее!

Железные руды бывают богатые и бедные. Богатая руда должна содержать от 45 до 65 процентов железа. У нас будет 65! Это точно!

Без числа

Хорошо, что у меня есть Алешка Звездин! Друг познается в беде. Пятьдесят километров Алешка берет на себя — домчит на своем ЯАЗе. Даст денег на автобус.

5 ноября

Дома война! Мама узнала, что я собираюсь ехать в Корочу. Плачет и отговаривает. Вспомнила все аварии с машинами. Да что со мной случится? Я не маленький. Дядя Макарий за меня. Молодец! Молоток! Хорошее подкрепление. «Посмотри, хате Юрка вымахал, — сказал он маме. — До плеча достает. Солдат. Пусть едет. Должен знать, где воевал его отец!»

Получил на дорогу от дяди десять рублей. Мама достала вещевой мешок. Бронебойщик, я хотел бы в бою быть у тебя подносчиком патронов!

ГЛАВА 14

Страница биографии

Как странно устроена наша память: одно из нее совсем выпадает, а другое врезается намертво. Сначала я забыл весну, а сейчас забываю лето.

Осень пришла неожиданно. Трудно привыкнуть к ней. К дождям, грязи. С гор то и дело налетал холодный ветер. Отряхивал с деревьев желтые листья и гонял их по деревне.

А выдавался солнечный день — все сразу менялось. Кажется, что снова возвращалось лето. Берега реки белели от одуванчиков, а по воде хлопали широкие листья кувшинок.

Сухой треск камыша возвращал к действительности. Некогда предаваться мечтам. Надо торопиться в школу.

Стоило мне войти в класс, как сваливалась масса дел. Пока засовывал в парту папину полевую сумку, вспоминал, что надо проверить и что списать.

Чаще всего приходилось срисовывать задачи. Будь у меня больше усидчивости, я бы щелкал их, как орехи. Но прилипать к столу не умею. Делать уроки дома — наказание!

— Зайцев!

Федя подлетел с открытой тетрадкой.

— Кочерга!

Списанную задачу надо проверить. Зина Кочергина у нас признанный математик. Один раз она выболтала, что, когда ела пирожное, вспомнила формулу прямоугольника. А у меня чердак совсем другой. Пирожное есть пирожное! Яблоко не круг, а яблоко! Формулы бы я не вспоминал, а решал, как бы слопать пять «наполеонов»!

Так же легко разделывалась с задачами и разными заковыристыми примерами Настя Вяткина. Но перед ней я никогда не унижался и не просил ее тетрадь. А теперь и подавно не буду! Больше она не существует для меня. Дневник порву! Пусть не останется ни одной странички с ее именем!

Была пятница — с шестью долгими и надоедливыми уроками. Я завозился дома и пришел в школу перед самым звонком. Класс встревоженно гудел.

«Математик заболел!» — подумал я и чуть не бросился плясать. Но вовремя удержался.

— Я видела спутник! — радостно закричала Кочерга.

— Ври.

— Спутник большой?

— Звездочка маленькая. Летела.

Я тяжело вздохнул. Почему я уродился такой невезучий? Сколько раз выходил ночью во двор и пялил глаза на черное небо! Научился находить Большую. Медведицу, созвездия Гончих Псов. Лебедя и Аиры.

— Какого цвета?

— Звездочка красная! — перебил Кочергу Заяц. Он горячился и доказывал, что раньше всех увидел спутник. Ровно месяц тому назад. И требовал к себе особого внимания.

Касьянов хлопал ладонью по крышке парты и громко басил:

— Зеленая, зеленая!

Ирина Капитоновна сразу успокоила спорщиков.

— Ирина Капитоновна, вы видели спутник? — неожиданно спросила Кочерга.

— Нет, — Ириша покраснела и стала рыться в классном журнале.

«Учительнице и то стало стыдно, — подумал я. — А я летчиком хочу быть. А спутник еще не видел. Зайцу повезло, Кочерга хвалится!»

На перемене отыскал в коридоре газету. Нашел сообщение о полете спутника. Каждую строчку прочитал несколько раз, чтобы хорошо запомнить.

«Четвертого ноября спутник можно наблюдать ночью с двенадцати до пятидесяти одного градуса южной широты».

— Стихи учишь? — останавливаясь около меня, спросил Касьянов и глупо улыбнулся.

— Учу.

Каждый урок я подгонял учителей: «Скорей объясняйте, скорей. Почему так долго нет звонка?» Додумался до ерунды: стрелки зацепились, и школьные часы стоят.

Но вот последний звонок.

Дома я быстро поужинал. Обжигаясь, выпил стакан чаю. Пока не было дяди Макария, отыскал атлас звездного неба. Выбежал с ним на улицу. Во многих домах включили электрический свет. Желтые квадраты потеснили темноту.

В саду я устроился на старом ящике. По дороге то и дело проносились самосвалы. Гремели пустые коробки кузовов.

Я легко отыскал карьер: он лежал за лугом, скрытый горами, но небо над ним светлое — горели тысячи электрических ламп и прожекторов.