У восточного порога России. Эскизы корейской политики начала XXI века - Георгий Давидович Толорая

вызов безопасности), – в возникновении которой США, РК, Россия, Китай и Япония принимали непосредственное участие.

Можно ли, потянув за ниточку корейского урегулирования, размотать клубок региональных противоречий? Во всяком случае, есть шанс для этого. Вряд ли в этих условиях стоит смиренно ждать, пока, наконец, урегулирование состоится, однако уже сейчас многосторонний подход к безопасности и сотрудничеству стал реальностью.

Западные эксперты считают, что цели подобного механизма могут включать:

• предотвращение взаимного непонимания и ошибок в расчетах;

• поощрение транспарентности в отношениях между участниками;

• стимулирование отказа от применения силы или угрозы ее применения;

• развитие экономического сотрудничества; способствование мирному разрешению конфликтов; содействие повышению уровня жизни населения; содействие свободному передвижению людей, информации и идей;

• содействие лучшему взаимному пониманию культуры и истории стран-участниц.

Конечно, во многом такой подход, с одной стороны, грешит наивностью, с другой – отражает эгоистические интересы Запада. При этом теоретики часто апеллируют к европейскому опыту, который помог Западу, с их точки зрения, победить в холодной войне. ОБСЕ, возникшая в эту эпоху, определяла правила игры противостоящих друг другу равновеликих партнеров. Именно поэтому опыт ОБСЕ и других европейских структур в СВ А вряд ли применим, во всяком случае, в полном объеме. В КНДР, особенно после роли, сыгранной (или не сыгранной) ОБСЕ в допущении войны в Югославии, относятся к этому эталону весьма критически. Другие международные образцы также пока не способны ответить на вопрос, каким может быть механизм обеспечения безопасности в СВ А. Научные поиски в этом направлении, проводимые в последние годы, по сути, зашли в тупик. Именно в такой ситуации интеллектуальный вклад и дипломатическое искусство России могут быть востребованы.

С одной стороны, механизм нужен, хотя и в неприоритетном порядке, а с другой – ясно, что если торопиться с организацией в СВА, занимающейся вопросами именно безопасности, есть опасность перегрузить корабль и потопить его, еще не выйдя из порта. Однако не использовать сложившийся шестисторонний механизм было бы расточительно, даже если прогресс в решении ядерной проблемы КНДР затормозится.

Думается, ответ можно найти в том, чтобы развести вопросы безопасности и вопросы сотрудничества. С точки зрения решения проблемы денуклеаризации КНДР – это нонсенс, однако с точки зрения продвижения северотихоокеанского проекта – полезное перспективное дело. Накопить опыт принятия согласованных решений в многостороннем формате стоит, начиная с относительно неконфронтационных вопросов кооперации в различных неконфликтных областях. Что немаловажно, в решении таких вопросов могли бы принять участие только заинтересованные страны; КНДР, таким образом, потеряла бы право вето на продвижение процессов принятия и реализации согласованных многосторонних решений, хотя на треке решения ядерной проблемы Корейского полуострова (ЯКПП) ее роль оставалась бы решающей. И только после череды этапов, постепенной институализации механизмов и роста взаимного доверия можно будет прийти к обсуждению проблем обеспечения безопасности.

Региональная архитектура может включать как зонтичные организации, так и структуры обсуждения специфических вопросов в увязке с деятельностью других региональных и международных организаций (системы ООН, в области морского права, образования и т. п.).

Каковы могли бы быть модальности формирования структуры сотрудничества и роль России в этом процессе?

Для начала следовало бы адаптировать общие принципы международных отношений к специфике Северо-Восточной Азии. Такая работа уже ведется в рамках рабочей группы, но почти без интеллектуальной подпитки со стороны академического сообщества. Стоило бы подготовить доклад на эту тему силами российских ученых в кооперации со специалистами “шестерки” с точки зрения не удушения северокорейского режима (именно таков настрой нынешнего многостороннего обсуждения под эгидой американцев), а нашего понимания дела, в том числе перспектив северотихоокеанского проекта.

С практической точки зрения можно было бы сформировать отдельную подгруппу (а также структуры “второй дорожки”) по вопросам доверия с включением КНДР в качестве участника или наблюдателя или без такового. Предметом обсуждения могли бы стать предотвращение инцидентов на море и в воздушном пространстве, обеспечение безопасности морских коммуникаций, а также оповещение о военных маневрах и возможное приглашение наблюдателей, “белые” книги о военных доктринах и т. д.

В дальнейшем под эгидой “шестерки” стоило бы обсудить вопросы координации борьбы с новыми вызовами и угрозами в рамках региона (помощь при стихийных бедствиях, эпидемиях, проблемы экологии, трансграничная преступность, наркотрафик, нелегальные миграции и др.). К таким консультациям можно привлекать (для начала в качестве наблюдателей) и другие заинтересованные страны (наиболее естественным было бы участие Монголии, можно аккуратно привлекать и потенциальные страны-спонсоры). При этом страны могут сами выбирать, в каких программах им участвовать (в кооперации со специализированными международными организациями), а о результатах лишь информировать других участников.

В случае продолжения программ экономического содействия КНДР данная рабочая группа может стать ядром региональной экономической интеграции (в противовес уже формирующимся “тройкам” и зонам свободной торговли). Пилотными проектами могли бы стать железнодорожный транзит из СВ А в Европу, энергетические сети, включая слабо представимые пока идеи о транскорейском газопроводе и более реалистичные – о ЛЭП.

Важным направлением многосторонней кооперации может стать создание инфраструктуры межцивилизационного обмена и взаимодействия. С учетом непростой истории отношений среди народов, населяющих этот регион, полезны были бы многосторонние программы (с привлечением НПО) в области молодежных обменов, образования, науки, например, “год страны”, шестисторонние музыкальные и кинофестивали, естественно, с включением уже имеющихся каналов обменов.

Институализация структур сотрудничества в рамках относительно автономных подгрупп может развиваться отдельно от основного политического трека и потенциально может помочь прогрессу на нем. Даже в случае тупика в ядерном направлении сохранится дипломатический механизм взаимного общения и взаимодействия, имеющий собственную инерцию, ведь в многостороннем процессе организационно-процедурные вопросы не менее важны, чем существо дела. И уже одно это явилось бы для СВА благом, а для российской дипломатии – историческим завоеванием, позволяющим гарантировать России место в “концерте держав” Северо-Тихоокеанского региона. Если же удастся со временем довести дело до формирования структуры обеспечения безопасности, то переход к ней от структуры сотрудничества был бы более плавным и естественным.

Супержесткостью на жесткость[42]

С начала 2008 г. ситуация в Корее изменилась к худшему. США стали проявлять недовольство темпами переговорного процесса, понимая, что до конца президентского срока Буша завершить денуклеаризацию КНДР (и записать это в актив администрации), конечно же, не удастся (хотя на это и надеяться не стоило). Не добавила стабильности и смена президента у южного соседа. Приход к власти в Республике Корея в результате президентских выборов 19 декабря 2007 г. кандидата от консервативной оппозиции Ли Мён-бака стал водоразделом, ознаменовав собой очередной виток обострения ситуации на полуострове, сворачивания сотрудничества между Севером и Югом. Таким образом, появилась угроза не только для дипломатического процесса, но и для перспективы позитивных изменений