1661 - Ив Жего

Мысленно обратясь к полученным сведениям, Кольбер вернулся за стол. Немного удачи — и если все пойдет, как он задумал. Фуке не выкрутится. Кольбер ухмыльнулся и, снова принявшись за работу, проговорил:

— О, да тут работы на всю ночь!

15

Венсенский замок — вторник 15 февраля, десять часов утра

Выпавший за ночь снег устилал белым покровом крыши главной башни венсенского замка и весь двор так, что едва можно было разглядеть купы аккуратно подстриженных деревьев и кустарников, столь милых сердцу Анны Австрийской. Стоя у окна своей спальни, кардинал Мазарини, в домашнем камзоле, отороченном пурпурным мехом, молча наблюдал, как к нему съезжаются посетители. Метрах в трех позади него Кольбер машинально теребил кожаную папку с депешами, подлежавшими рассмотрению нынешним утром на заседании совета министров.

— Прекрасно, Кольбер; вот Лионн пожаловал — как всегда спешит и как всегда опаздывает. А вот и Летелье…[21]

— Недостает только господина Фуке, — не отрывая глаз от бумаг, заметил Кольбер.

— О да! — со странной улыбкой проговорил Мазарини, отводя взор от окна. — Полноте, друг мой. Беспокоиться стоит только о наших с вами делах, — добавил он, поморщившись и шаря рукой в поисках кресла, чтобы опереться.

Жестом Мазарини остановил Кольбера, поспешившего ему на помощь.

— Оставьте, ступайте лучше вниз. Сундуки из библиотеки уже доставили? Да? В таком случае нас с вами ожидают куда более важные заботы, нежели те, что сегодня привели сюда всех этих господ.

Видя, что Кольбер, будто с сожалением, протягивает ему папку, Мазарини взял секретаря под руку и сказал:

— Здесь мы ведем текущие дела, повседневные. Внизу же вы поможете мне в деле куда более сложном и к тому же крайне важном для королевства.

При этих словах человечек в черном почувствовал, что кардинал сильно сжал ему руку.

— Вы славно потрудились, Кольбер. Вернее сказать, мы с вами сделали многое, да будет вам известно. Остается записать это в анналы истории, дабы удостовериться, что ни один прохвост не сможет переиначить то, за что мы боролись, и таким образом осквернить память обо мне. Ставка куда больше, чем вы думаете, — повторил он с тяжким вздохом.

— Я доверяю вам, — снова вздохнув, повторил он. — Но мы еще успеем обо всем поговорить. Вам придется ради меня встретиться со многими людьми… А пока потрудитесь привести в порядок все счета. Мне необходимо спокойствие, Кольбер, душевное спокойствие. Дайте мне это лекарство, и вы не пожалеете.

Поклонившись. Кольбер едва заметно вздрогнул.

Мазарини бессильно опустился в большое кресло, обшитое зеленым и красным бархатом, и оно почти целиком скрыло его согбенный силуэт.

Махнув Кольберу на прощание рукой, он удобно устроился в кресле и закрыл глаза.

Некоторое время спустя старик уже принимал одного за другим прибывших министров; они приветствовали его с напускной почтительностью, а он их — едва уловимым словом и жестом.

Министров было четверо, они разместились за ломберным столом. У Лионна, статс-секретаря и военного министра, вид был серьезный и торжественный. Летелье, королевский канцлер, испытывал странное ощущение превосходства, объяснявшееся, как он считал, его почтенным возрастом. Наконец, Никола Фуке, самый молодой и могущественный, едва сдерживался от нетерпения немедленно приступить к рассмотрению финансовых дел, занимавших его более всего остального. Мазарини же величественно хранил молчание, подавляя таким образом министров, чтобы ни один из них не посмел заговорить первым. Даже густые румяна на лице не могли скрыть его изможденный вид. В конце концов, он жестом показал Летелье, что тот может говорить. Началось нудное рассмотрение депеш.

* * *

— Англия! Англия! Только это от вас и слышу!

Не прошло и двадцати минут, как Мазарини вдруг повысил голос, пресекая спор, завязавшийся вокруг того, как следует относиться к новому монарху, взошедшему на английский престол.

— Создадим условия, чтобы содержать наши корабли в портах, обеспечим товарооборот и снабжение. Постараемся пресечь влияние Голландии на английский двор, напомнив их королю, что у нас он нашел хлеб и кров, когда был жалким изгнанником. Все остальное — пустые домыслы. Англия наш враг. Она поменяла властителя — чудесно! А что если негодяи, обезглавившие отца, сделают то же самое с сыном? Помолимся, чтобы это не послужило примером остальным странам. Ибо пример этот касается даже самого смирного охотничьего пса, отведавшего крови: вкусив ее хоть раз, он будет охоч до нее всегда. Народы, господа, все меньше боятся своих господ! Невзирая на страх гореть в аду за совершенные злодеяния, они лихо сокрушают престолы. Вспомните Равальяка, вспомните Клемана![22]

Мазарини ненадолго прервался, сделав вид, будто не заметил волнения, отразившегося после его слов на лице Фуке.

— Не будем растрачивать наши силы, — через какое-то время продолжал он. — Мы больше ни с кем не воюем, господа! Союзы, которые мы ищем, должны приносить доходы от торговли!

Голос кардинала помрачнел, когда он опять дал волю гневу:

— Враги, с которыми мы боремся, затаились внутри наших границ, в наших передних. Миновали благословенные времена, когда монархии сталкивались лоб в лоб, чтобы явить друг другу свое могущество: отныне враги наши, вскормленные химерами, поднимаются, чтобы уничтожить самое понятие монархии! Вольнодумцы считают нас чересчур благочестивыми, а святоши — чересчур вольнодумными, при этом и те и другие плетут все новые заговоры, из года в год, из века в век! Какое же это бремя, Боже мой, какое тяжкое бремя!

Выбившись из сил после такой тирады, первый министр с изможденным видом скрючился в кресле.

— Можем ли мы, по крайней мере, взять у Англии выгодный заем? — спросил Фуке, выдвигаясь вперед, словно для того, чтобы Мазарини его лучше расслышал. — Казна остро нуждается в пополнении, господин кардинал. К тому же так мы окажем давление на наших итальянских кредиторов, покажем, что можем обойтись и без них…

— Довольно, господин суперинтендант. Ни за что не поверю, будто в мирное время у нас будет меньше кредитов по сравнению с тем, что мы имели, когда воевали.

Глаза кардинала вновь полыхнули огнем, когда он обратился к Никола Фуке.

— Это ваша привилегия — изыскивать искусные ходы, дабы удовлетворять нужды короны, а они воистину немалые, тут я с вами согласен. К тому же у меня уже нет достаточно времени уделять этому должное внимание. Мне нужно незамедлительно, — сказал он, обращаясь, как бы между прочим, к Летелье, — обсудить с вами меры, которые необходимо срочно принять с тем, чтобы искоренить в иных религиозных кругах безрассудную злобу, граничащую с ересью и мятежом. А что до финансовых ухищрений, я знаю ваши способности, — в очередной раз понизив голос, продолжал Мазарини, обращаясь теперь к Фуке и пристально глядя ему в глаза. — Я жду только, чтобы лучшие из ваших талантов послужили во благо народу…