Мы вернемся домой - Иар Эльтеррус

тяжело вздохнул инженер.

— Почему, Соломон Игоревич? — тут же спросила Машенька.

— Да потому, что они и сами могут не знать, — хмуро ответил тот. — Мы не раз сталкивались с теми, кого в древние времена назвали бы одержимыми. Люди не верили в свои идеи, а истово веровали в них, они с горящими глазами шли на смерть ради права пидоров пялить друг друга прилюдно, понимаете?!

— Нет… — отчаянно покраснела девушка. — Не понимаю, как можно за такую гадость умирать…

— Я тоже не понимаю, — криво усмехнулся Николай Александрович. — Никто из нас не понимает. Но умирали. Иногда мне казалось, что это психическая эпидемия. Нам удалось справиться с ней только жесточайшим карантином. Мы изолировали носителей идеи либерализма от остального человечества, не позволив им воспитывать детей и прилюдно говорить об их измышлениях. И да, им отказали в лечении и преобразовании тела по имперским технологиям, поэтому лет за пятьдесят-шестьдесят либералы попросту вымерли, унеся свои отвратительные идеи с собой в могилу. Но многие до самой смерти оставались безумными проповедниками так называемой «свободы» от всего человеческого — от совести, чести, любви и доброты. К счастью, им негде было проповедовать, только среди таких же сумасшедших — их всех содержали в специальных резервациях. Учтите, нам в этой реальности придется все повторить, и на куда более жестком уровне. Нас назовут жестокими. Нас назовут зверьми. Нас назовут чудовищами. Пусть называют. Наша задача снова создать страну героев, страну мечтателей, страну ученых. И мы ее создадим, как бы трудно нам ни пришлось!

— Создадим, товарищ капитан! — в один голос отозвалась молодежь. — Обязательно создадим!

Старшие с добрыми улыбками переглянулись, им приятно было видеть горящие стремлением вверх и вперед глаза этих чудесных, светлых детей. Им удалось вырастить новые поколения вот такими, настоящими, раскрывшими крылья и рвущимися в небо, а не к свиному корыту, как воспитанные либералами убогие полуживотные. Именно это они считали своей главной заслугой. Даже не победу в тридцатидвухлетней войне, а вот эти светящиеся верой и любовью глаза детей. И они были правы — более высоких достижений, чем вырастить молодых такими, не было и быть не могло.

* * *

Столицы четырех основных континентов Лейты — Васильегорск, Тихие Берега, Лунаморск и Геливадовск — заложили и начали быстро застраивать. С островом Ивария, невзирая на его курортный климат, решили пока погодить — не до курортов сейчас. Если бы человек двадцать первого века неожиданно оказался на стройплощадке, то он даже не понял бы, что это стройплощадка. Скорее всего бедняга решил бы, что у него галлюцинации и поспешил бы сбежать, увидев, как из земли сами собой лезут непонятные блоки, странного вида стены с оконными проемами, на глазах зарастающими стеклопластиком. Сами, без вмешательства людей!

Да, странная для непривычного глаза картина — медленный рост из зародышей целого города. Колдовская, невероятная всего век назад, а сейчас — самая обычная. Старыми способами в империи перестали строить лет восемьдесят назад, смысла не было. Ведь нанозародыши создавались на специальных автоматических заводах миллионами и миллиардами. И только от программы зависело, что из такого зародыша вырастет — завод, больница, жилой дом или укрепленный форпост в мире другой звездной системы. Только для строительства на безатмосферных планетах, лунах и астероидах использовались особые зародыши, создающие в дополнение к зданиям систему жизнеобеспечения и купола.

Также колонисты начали строительство тысяч поселков будущей агропромышленной агломерации. Предстояла большая война, после которой имперцам придется кормить несколько миллиардов человек, а эту еду еще требовалось вырастить.

— Миш, Рава, где вы?! — по кочкам, задыхаясь и размахивая руками на ходу, неслась Иринка Тихонова, биолог и агроном, напросившаяся в экспедицию по созданию агрокомплекса в излучине реки Адель. Пока что она была полностью бесполезна, ее работа начнется позже, когда комплекс вырастет, вот она и гуляла пока по окрестностям.

— Ну чего тебе? — повернулась к ней Рава Кусимаю, наноинженер, гуарани по происхождению, она как раз закладывала зародыш и была очень недовольна тем, что ее отвлекают от важного дела.

Второй инженер, Михаил Хардайн, тоже встал и направился к девушкам, он как раз закончил первичное программирование зародыша, похожего на многогранное металлическое яйцо, и запустил программу. Зародыш низко загудел, затрясся и быстро погрузился в почву.

— Ребята, там тако-о-о-е-е!.. — выдохнула Иринка, ее карие глаза чуть ли не лезли из орбит, она размахивала руками и вообще была крайне возбуждена. — Т-а-а-а-м-м…

— Да что там?! — рассердилась Рава. — Толком говори!

— Ой, сейчас! — резко остановилась и принялась делать дыхательные упражнения агроном. — Запыхалась. Ребят, я гуляла вон там в излучине, что-то на холме неподалеку показалось странным, я на него и полезла. Здоровенный холм, вон, его видно. А когда до вершины добралась, там круглую ямуувидела, а в ней обелиск с красной звездой! На каменной плите стоящий! Полированной. А на обелиске список имен с датами жизни и смерти шестнадцати человек! По-русски! И даты — это двадцать второй век! Вы понимаете?! Двадцать второй!!! Мы тогда только по системе летали! Как наши на Лейте оказались?!

— Ты не шутишь? — прищурился Михаил.

— Таким не шутят! — вспыхнула девушка.

— Извини, — развел руками инженер, — но в это трудно поверить. Мы здесь уже и «город» чужих обнаруживали, и колонию на Ирине. А тут еще чья-то могила? Как-то чересчур…

Обидевшаяся Иринка передала со своего импланта видеозапись, подтверждающую ее слова, перед ней еще раз извинились и без промедления связались со «Снегирем», сообщить о находке. Там сначала не поверили, однако получив видеозапись поняли, что молодежь говорит правду. После этого на планету без промедления отправили два челнока с учеными, от археологов до врачей, и исследовательским оборудованием.

После первого же сканирования стало ясно, что это не могила, а самый настоящий бункер с давно мертвой аппаратурой. Однако кое-что осталось рабочим, а именно шестнадцать морозильных камер, в которых находились тела людей. Видимо тех самых, чьи имена были указаны на обелиске. Вот только обнаруженные на аппаратуре надписи и шильдики привели исследователей в сугубое недоумение.

— Нет, я не шучу, товарищ капитан! — доложил через восемнадцать часов Николаю Александровичу начальник археологов Алехандро Михелевич Франческо. — Там действительно указано: СССР, город Кейптаун, две тысячи сто шестьдесят седьмой год. Меня это удивило не меньше, чем вас. Годы производства указаны разные, но в пределах двух десятилетий.

— Советский Союз и Кейптаун? — озадаченно покачал головой капитан. — Это однозначно не наша реальность. И не местная. Что-то меня все это начинает напрягать. Уже третья находка? Не верится мне в такого рода