Атомный аврал - Михаил Грабовский

Министерство вооруженных сил СССР (т. Булганин) обязано было передать для стройуправления «300 лошадей из числа подлежащих передаче в народное хозяйство… 300 штук исправных одноконных повозок и упряжь к ним».

Министерство заготовок должно было подыскать два района на территории Украинской ССР «для ведения заготовок незерновых сельскохозяйственных продуктов, в том числе мясомолочных, и разрешить вывоз заготовленных продуктов в пункты потребления» (на объект № 550).

Министерству животноводства в июне-июле 1946 года поручалось выделить для стройки 50 коров, 2 быков-производителей и 15 свиноматок.

Стройуправлению разрешалось организовать подсобное хозяйство и собственный улов рыбы «для улучшения питания вольнонаемного состава и спецконтингентов сверх установленных норм без зачета в централизованное снабжение».

Выполнение всех строительно-монтажных работ по КБ-11 возлагалось на Главпромстрой МВД СССР, для чего было организовано специальное строительное Управление № 880 во главе с В.В. Волковым.

Выполнение работ разрешалось «без утвержденных проектов и смет, с оплатой работ по фактическим затратам».

Все снабжение и финансирование работ производилось через ПГУ. Отчетность по КБ-11 представлялась только лично Ванникову. Только он имел право утверждать сметы и фактические расходы по КБ-11.

Приложения № 5 и № 6 представляли собой ведомости на оборудование, инструмент, приборы и материалы, которые Госплан обязан был срочно выделить для нового строительства.

В ведомости материалов первыми пунктами шли: колючая проволока (30 т), гвозди (10 т) и шнур осветительный (15 т)…

Это Постановление Совмина предоставляло Зернову и Харитону огромные права и полномочия.

Предоставленные льготы для научных работников и инженеров позволили Юлию Борисовичу сделать целенаправленный отбор самых лучших специалистов. Сразу же были приглашены: физики-теоретики (Франк-Каменецкий, Забабахин), конструкторы и экспериментаторы (Захаренков, Васильев, Альтшулер, Турбинер).

Во второй половине 1946 года из Москвы в Саров потянулись «научные семьи». От Арзамаса до Сарова ехали по узкоколейке, последнюю часть пути — на автобусах.

За грязными окошками мелькали полуразрушенные деревеньки, напоминавшие селения допетровской Руси. Привозили прибывающих прямо к монастырскому храму и подворьям, окруженным глухим лесом. Потом распределяли на жилье в финских домиках.

Впечатление от первобытной дремучести, окруженной со всех сторон колючей проволокой, было тоскливым. Великая научная цель и дерзновенный замысел никак не соизмерялись с окружающей патриархальной обстановкой.

Однако первое впечатление было обманчивым. Вскоре ученые начинали понимать, что они попали в сказочный рай. После полуголодной Москвы — полное бесплатное довольство. Очень большая зарплата, великолепное снабжение. Нет никаких нужд! Какой-то осколок коммунистического быта! И прекрасные условия для работы, теплая дружеская атмосфера в лабораториях. Хотя, конечно, были и неминуемые минусы… Вся работа и жизнь протекала в обстановке строгой секретности и строжайшего контроля со стороны органов безопасности. Зона была начисто отрезана от остального мира двумя рядами колючей проволоки. 1400 солдат денно и нощно несли охрану по всему периметру площадки в 215 квадратных километров.

Изнутри зона «прочищалась» несколько раз.

Прежде всего за её пределы были выселены некоторые семьи из местного населения общей численностью 512 человек, которые после беглой проверки были признаны неблагонадежными.

Позже из зоны вывезли осужденных по статье 58 (пункты 1а, 1б, 1в, 6, 8, 9) как потенциальных врагов советской власти. В феврале 1947 года за ними последовали осужденные на сроки менее 5 лет, подлежащие освобождению ранее, чем через 3 года, кассационники и те, чьи дела пересматривались. Это было сделано для того, чтобы уменьшить вероятность попадания в будущем на свободу людей, имевших даже отдаленное касательство к государственным секретам особой важности.

Снаружи зоны территория тоже была прибрана и подчищена.

Из Постановления СМ СССР № 297-130сс/оп от 17.02.1947 г.:

7…В целях предотвращения проникновения на объект № 550 шпионов, диверсантов и других вражеских элементов, а также недопущения разглашения информации о проводимых работах обязать Министерство государственной безопасности СССР (т. Абакумова) организовать усиленную оперативно-чекистскую работу на объекте № 550 и в районах Мордовской АССР и Горьковской области, примыкающих к режимной зоне…

9…Обязать т.т. Ванникова и Зернова установить на объекте № 550 и в зоне строгий режим охраны, пропускной системы, допусков на работу, въезда в режимную зону как по служебным заданиям, так и родственников и членов семей, работающих на объекте, а также выезда из режимной зоны, исключив всякую возможсть проникновения на объект и в его служебные помещения посторонних лиц…

К подлиннику Постановления приложена карта местности.

Персонально Харитона постоянно, даже во время посещения душа и туалета охраняли два телохранителя. Они же за ним следили, подслушивали и запоминали обрывки его разговоров для пополнения досье. За все годы разработки на территории зоны атомного и водородного оружия ни одного шпиона или диверсанта обнаружено не было.

Но ученые с недостаточным уровнем идеологической подготовки временами попадались. Например, некоторые недопонимали актуальность борьбы Лысенко с классической генетикой. Если подобный сотрудник был не очень нужен, и без него могли обойтись, его бесшумно увольняли и выселяли из зоны. Опасными или даже роковыми могли также оказаться разговоры о моральной ответственности ученых за последствия их работы. Одним словом, объект № 550 был «белым архипелагом ГУЛАГ».

12

Через три месяца после назначения Царевского число заключенных, работающих на площадке плутониевого комбината, достигло двадцати тысяч. И продолжало расти.

Центральным объектом стройки являлся завод «А». Необходимо было прежде всего подготовить к монтажу реактора его подземную часть.

Котлован «одевался», по проекту, в бетонную «рубашку» трехметровой толщины, играющую роль общей биологической защиты всего комплекса. Внутри котлована выделялся объем для разгрузочной шахты и подреакторного разгрузочного бункера. Шахту надо было выделить с помощью дополнительных бетонных перегородок, а монтажный объем самого графитового котла обваловать двухметровыми стенами из засыпного песка.

Параллельно шло строительство надземной части. Она включала в себя обычное трехэтажное здание с кабинетами и приборными помещениями, а также огромный центральный зал высотой 30 метров, находящийся по проекту как раз над котлом на уровне земли (нулевая отметка). Центральный зал предназначался не только для пускового монтажа котла, но и для всех последующих эксплуатационных и ремонтных работ.

Осенью 1947 года общее число заключенных в зоне перевалило за сорок тысяч. Строительная площадка объекта «А» напоминала человеческий муравейник. С раннего утра до поздней ночи и с поздней ночи до самого утра в глубоком бункере копошились несколько тысяч человек одновременно. На поверхности достраивались стены реакторного здания; монтировались этажные перекрытия, лестничные клетки и лифтовые шахты; отделывались коридоры, кабельные полуэтажи, кабинеты и рабочие помещения. Невообразимый хаос и изнуряющий темп строительства напоминали настоящий ад. Несмотря на героические усилия, установленный срок пуска — II квартал 1947 года — был провален.

В начале ноября обстановка на стройке была нервозной: со дня на день ожидали инспекционного приезда Берия.

Председателя Специального комитета боялись все, начиная с руководителей стройки и кончая простым бригадиром. На языке того времени это звучало несколько иначе: «глубоко уважали», но суть дела от этого не менялась.

Накануне отъезда из Москвы у Берия состоялся тяжелый разговор со Сталиным.

В последние недели Сталин начал все чаще интересоваться текущим ходом атомных дел. И на это были причины…

После бомбардировки японских городов Сталин считал, что атомная бомба нарушила политический баланс сил в послевоенном мире. Ему казалось, что американцы попытаются выгодно использовать атомную монополию для послевоенного переустройства мира и будут проводить теперь более уверенную и даже агрессивную политику с элементами откровенного давления на СССР.

Политическая тактика СССР в эти годы заключалась в демонстрации неустрашимости и твердости.

Отвечая 17 сентября 1946 года на вопросы московского корреспондента «Санди Тайме» А. Верта, Сталин сказал: «Атомные бомбы предназначены для устрашения слабонервных, но они не могут решать судьбы войны, так как для этого совершенно недостаточно атомных бомб».