Незримая паутина - Фридрих Незнанский

Гостиница смертельно надоела. Когда у него будет собственный дом за городом? Другие — коллеги из разных фракций — не гнушаются. Плевать им на мнение избирателей, перед которыми с пеной у рта они обличали хапуг и дачников из правительства. Попробуй выгони депутата потом из столичного региона, когда его не переизберут…

— Здрасте, — раздался голос Ефима в трубке. — Никак, почивали?

Соломин поморщился. Пребывание в Швейцарии, в этом, можно сказать, эпицентре цивилизации, Ефима нисколько не обтесало. Впрочем, зачем депутату парламента обтесанный, европейски образованный душегуб? Сойдет и такой, какой есть. Голос вот только как будто изменился. Стал немного ниже и с хрипотцой.

— Есть одно дело, — сухо сказал Соломин. — Срочно приезжай. Надо бы проследить за одним клиентом.

— На предмет?

— Дальнейшей с ним работы.

— А в перспективе, как всегда? — спросил Ефим.

— А ты что-то другое умеешь? У тебя это здорово прежде получалось. Не разучился еще? Или, пока отлеживался за мой счет в Швейцарии, закончил там компьютерные курсы и английский язык выучил только потому, что на нем разговаривал Джек-потрошитель?

— Скажете тоже… — неопределенно ответил Ефим, по-видимому соображая, кто такой этот Джек и почему ради него стоит учить английский. — Как такое забудешь. Вашу школу имею в виду — она меня до мозга костей достала.

— Не понял, — нахмурился Соломин. — Опять за свое? Собираешься опыт молодежи передавать или, может, хочешь собственное дело открыть?

— Да вот думаю, — произнес Ефим после некоторой паузы. — Пока я там лежал, от нечего делать согласился подвергнуться тестированию на дальнейшую общественную пригодность. Не все же уколы, да процедуры, да ночные амуры с дежурными сестричками… Так вот, выявили они во мне незаурядные качества признанного лидера. Вам бы, говорят, трест какой возглавить или картель международный, а не век в исполнителях ошиваться. Отсюда, мол, результат — отлеживаетесь в нашем госпитале. А могли бы лечиться рангом повыше… Вам виднее, отвечаю. Может, и так. И попросил, чтобы мне бумагу на этот счет выдали. Свидетельство то есть. А то дома не поверят. И ведь дали, что вы думаете! На стенку повешу в рамке. У меня таких сроду не было. Там все по-немецки и по-английски, кто бы перевел…

— Это меня там не было, — перебил Соломин, теряя терпение. — Я бы провел там с тобой свое независимое исследование. Короче, завтра утром в это время встретимся, где всегда. Есть разговор. И бумагу эту привези. Я тебе сам переведу ее содержание.

— А почему не сегодня, если срочно?

— Сегодня вечером у меня важная встреча. Не могу ее отложить. До завтра.

И отключил мобильный. Ефим прав, подумал Павел Семенович. Похоже, буксуем, топчемся на месте. Ефим такие вещи всегда чувствует, нюх у него обостренный, а вот у него, Соломина, возможно, притупился. И потому Ефим уже поглядывает на сторону. То ли в поисках нового хозяина, то ли из желания завести свое дело… Его лечение стоило Соломину больших денег, но кому это интересно в наше время, когда неблагодарность стала одной из непреходящих человеческих ценностей? Тем более сейчас, когда все позади и парень снова чувствует себя здоровым и готовым для новых свершений? Причем уже для себя. Кто он, Соломин, для него в настоящий момент? Депутат парламента, чей срок скоро заканчивается. И выберут ли снова — еще вопрос… А что, может, и впрямь сделать из него какого-нибудь руководителя подставной фирмы? Сколько ему еще томиться в исполнителях моих приговоров? Сегодня молодых да ранних, агрессивных и безжалостных — пруд пруди. Вот где настоящие палачи! Взять того же Удава из Барнаула с его командой. Ефим не такой… По артистизму и виртуозности ему равных нет. Но может и пожалеть клиента. Посочувствовать, войти в его положение, прежде чем убить. Удав нужен совсем для другого. Там у нас на Алтае сейчас разворачиваются интересные события, скоро откроются возможности, каких прежде не было… Но это обдумаем потом, после сегодняшней встречи с Полиной в ночном клубе.

11

Телки, которых Калита доставил вчера на «десерт» в гостиницу, Потапу не понравились, и уже за полночь он приехал со своими «быками» в этот ночной клуб.

Калита, сопровождавший их на правах хозяина, уверял, будто здесь самый облом, самые клевые девки Москвы, хотя и самые дорогие. Те, что предпочитают настоящих иностранцев с кредитными карточками и авиабилетами Люфтганзы со свободной датой отлета. Иначе говоря, тех, кто в любой момент может отсюда выбраться сам и увезти с собой. Наши, пусть и с толстыми пачками баксов, интересуют этих сосок куда меньше. Они их не то что боятся, а просто не хотят попасть на субботник, где работать придется долго и бесплатно.

— Вези, — неопределенно сказал Потап. — Там разберемся.

Войдя в клуб, в отличие от сопровождающих лиц, он не подал вида, будто заведение произвело на него сильное впечатление. Братки только присвистывали, переглядывались, подталкивали друг друга локтями и покачивали головами, пялясь на девочек в коротеньких юбочках, танцующих под стереозапись в мерцающих разноцветных лучах в небольшом круге, вокруг которого находились столики.

У девиц были равнодушные лица работяг, ожидающих окончания смены. В стороне на небольшой сцене извивалась у металлического шеста, постепенно оголяясь, молоденькая стриптизерша.

Потап больше рассматривал собравшихся за столиками гостей, в основном тех, кого прежде видел все больше по телевизору, задержался взглядом — на секунду, не больше — на нескольких достаточно зрелых дамах с практически обнаженными бюстами, едва прикрытыми, несмотря на лето, мехами. Дамы курили и щурились на вновь прибывших, как если бы припоминали, где могли видеть их раньше, а если нет, то как они сюда попали, кто их впустил.

И во взглядах обслуживающего персонала можно было прочитать тот же вопрос: это еще кто?

Калита, который был здесь не в первый раз, кивнул кое-кому из присутствующих, мол, все путем, и сел по левую руку от Потапа, поскольку по правую садился только Слон.

— Телки здесь от четырехсот долларов, — сообщил он тоном менеджера. — Приходят сюда с мамками. Те и называют цену. Торговаться не принято. Если какая понравится, нужно подозвать халдея и показать на нее. Он спросит сначала мамку, потом доставит в качестве десерта к столу.

— На подносе? — отпустил кто-то шуточку, и все засмеялись, но Потап только равнодушно кивнул, и братва снова замолчала.

— Какие-то они здесь… неживые, как рыбы вяленые, — сказал Слон, пытаясь угадать настроение хозяина.

— Сикухи, — не сразу, выдержав паузу, согласился Потап, потом указал мощным подбородком в сторону ближайшей матроны с объемным бюстом и распущенными рыжими волосами, которая была не одна, с мужиком, сидевшим к Потапу спиной. — А эта сколько?

— Ее уже сняли, — пояснил Калита. — Не видишь? Заплачено.

Потап с интересом посмотрел на него, вспомнив, что Калитой этого белобрысого инженеришку с институтским образованием прозвали за то, что он захотел объединить под своим началом все славянские группировки, какие только были в Москве и Подмосковье, для отпора черным. Успеха это не возымело — сначала все согласились, но потом, как водится, авторитеты стали выяснять: а почему он, откуда он вообще взялся? И это привело к еще большей раздробленности и раздраю, на радость лицам кавказской национальности. Которые, кстати, стали объединяться. Даже азеры с армянами. Выскочке дали понять, где его место, а прозвище так и приклеилось. Теперь Калита ищет, кому дороже продаться. И, похоже, пока остановил свой выбор на Потапе. Хотя тот союзник Бурды, у которого он до сих пор числится в доверенных лицах…

— Тебя не об этом спрашивают! — буркнул Слон, проследив за едва уловимым изменением выражения лица хозяина, для посторонних остававшегося непроницаемым. — Сколько она стоит?

— Не знаю, не приценивался. Думаю, полтыщи, не меньше, — пожал плечами Калита.

— Ниче себе! — восхитились сопровождающие лица и заинтересованно уставились на матрон. — Это за что?

— Их держат для пожилых банкиров, бизнесменов, министров и депутатов, — снисходительно стал объяснять Калита окружавшей его деревенщине. — У кого уже не стоит. Эти бабы ушлые, умелые, тайский массаж знают. Кому хочешь член поставят, хоть жмурику, и как гвоздь из гроба будет торчать. А ты думал, за что им платят? Только зачем она тебе, не понимаю? — спросил он Потапа. — Ты лучше посмотри, сколько сегодня сосок! На любой вкус. Здесь каждую неделю состав омолаживают.

— Сегодня конец недели, мы приехали к самому разбору, — напомнил Дурень, из молодых, тот самый, которому Игорь Ладейников уступил место в самолете и который, как и другие, оставил свою Зинку в гостинице аэропорта отсыпаться, еще раз пожалев, что потащил с собой в столицу. (Верно сказал Потап — в Тулу со своим самоваром.)