В дебрях урмана - Александр Михайлович Минченков

не обожритесь, а то заворот кишок заработаете, а нам завтра за сегодняшний день отработать надобно, — предупредил Лосев.

— Не пугай, Макар, не завернутся, давно так не жрали, а отработать отработаем, сами знаем — каждый день дорог.

За четыре месяца работы на промывке песков бригада видела несколько раз пролетавший над участком вертолёт. Каждый раз летел не особо высоко. Все задирали головы и, созерцая летящую машину, провожали её взглядом, пока она не скрывалась за гольцом.

Гребнев как-то спросил Лосева:

— Макар, не знаешь, чего это железные птицы летают над нами? Уж не выискивают ли чего или нами сверху интересуются?

— Кому мы нужны, — рассмеялся Лосев. — У малой авиации делов по горло: геологов-поисковиков забрасывают, вахты меняют, запчасти на отдалённые участки доставляют, начальство на объекты приисковой золотодобычи наведывается, а в основном намытое золото с труднодоступных старательских участков и приисков доставляют в Магадан.

— Не дороговастенько ли? Ничего себе — вертолётом.

— А как иначе — в наших краях бездорожья хватает. Это зимой по зимникам машины колёсами крутят, а в такую пору больше по воздуху, надёжно и быстро, всё, знать, окупается.

С наступлением холодов бригада утром наткнулась на небольшое западение в плотике, в котором словно кто в давние времена аккуратно зарыл в пески золотые богатства. Даже без промывки на бутаре, а одними лотками они промывали породу и, к великой радости, извлекали небольшие по размеру самородки. Работали с удвоенным энтузиазмом — уж слишком была велика радость при виде такого сокровища.

— Ух, если б побольше таких закопушек, то и тачки отбросили бы в сторону. Вот везуха! Вот это удача! — восклицал Груздев, глядя на днище лотка в руках Лосева.

— Да, это фарт явный, хорош довесок в копилку, — не возражал Макар. — Зачистим под метлу всю ямину, отмоем породу, и на сегодня хватит.

— В таком случае во второй половине дня схожу с ружьишком прогуляюсь, — выразил своё желание Хрусталёв.

— Чего так, вчера только кучу мяса приволокли, — удивился Лосев.

— Когда позавчера на охоту ходил, так прежде оленя убить, вблизи увала спугнул глухаря, крупный окаянный, с дерева взлетел и тут же к другому перелетел, я за ним, а он поднялся и скрылся. Выглядывал, выглядывал, да где там, плюнул и дальше пошёл.

— Так и будет он тебя дожидаться.

— Мыслю: глухариный ток я надыбал, попытаюсь, может, повезёт, так дичью угостимся.

— Давай, давай, Захар, сходи, коли тяга есть, может, и повезёт, с птицы-то я с большой охотой перья ощиплю, — подбодрил друга Гребнев.

Глава 15

Хрусталёв ушёл после полудня, а с ним увязался и Гром. Собаке не терпелось поноситься по лесу, составив компанию охотнику, засиделась и, вероятно, решила снять зуд на боках — началась линька и шкура чесалась, просила избавиться от отмерших шерстинок.

Захар шёл по тайге знакомыми ему местами. Ружьё держал в руках наизготовку, не хотелось застать себя врасплох в случае внезапного обнаружения птицы или ещё какой лесной живности. Однако решил сменить маршрут и пройти низиной, а затем проверить предполагаемое место глухариного тока.

Низина представлялась взору заросшей густой растительностью, а почва оказалась обводнённой, по мере продвижения она перешла в марь с мелким кустарником и травой. Под сапогами захлюпала вода, впереди показались болотные кочки. Пёс без особого желания шёл дальше, не хотелось ему мочить лапы. И тут у Хрусталёва всплыл сон, что привиделся в прошедшую ночь.

«Э, нет, давай назад, Захар, назад. Не нравится мне это, от греха подальше…» — рассудил он и вернулся обратной дорогой от этого, как ему показалось, гиблого места. Гром охотно принял решение охотника, изменившего путь к сухому месту, известив тайгу радостным лаем.

Шагая по бездорожью, Захара одолевали разные мысли, средь которых вспомнилась ему житейская история, произошедшая с его родителями, поведанная ими при их жизни…

Семья Хрусталёвых приехала в Магадан, покинув Хабаровский край. Отец Захара — Илья Степанович был простым работягой на золотых приисках, мать — Авдотья Игнатьевна тоже трудилась в найме на разных работах. Родившиеся двое детей, сын и дочка, вынуждали думать не только о себе.

Однажды летом Илья Степанович, решив разработать участок земли под посевы, шёл за конём, налегая на плуг. День выдался безоблачным, жарким, от натужной работы потом покрылись бока лошади и спина пахаря. Солнце показало полдень, как вдруг плуг вывернул что-то твёрдое.

— Тьфу ты раздери тебя окаянный, опять камень, — буркнул Илья Степанович и согнулся убрать с межи булыжник.

Поднял, перенёс к краю поля, где лежала сумка с едой, глянул на небо, ладонью смахнул пот со лба, снял мокрую рубаху, ею вытер влажную спину. «Пора бы и отобедать. Вот парит…» — поразмыслил он и вернулся к лошади. Выпряг и за узды подвёл к поляне, заросшей сочной травой.

— Давай-ка, Гриня, пощипи зелёнку, и я присяду, перекур устроим, сегодня мы с тобой обязательно должны поднять целину, а боронить уж завтра примемся, — рассудил вслух Хрусталёв и вернулся к сумке с едой.

Илья Степанович присел, достал нож, нарезал отваренное мясо, лук, ломал хлеб, ел не спеша, запивал молоком из горлышка солдатской фляжки.

Насытившись, закурил, глянул на мирно пасущегося коня, затем взгляд скользнул на камень, что попался под плуг, поднял его и бросил опять на землю. Чем-то он ему показался необычным. Вновь взял его в руки, поднял. Тяжёлый. Держа находку в согнутой руке, другой отделил землю и прилипшую к ней ткань, она от времени была сгнившей. И тут камень представился в чудном виде — форма кирпичиком с ровными кромками, с матово-жёлтым блеском, на одной стороне стали видны какие-то цифры и буквы.

— Что за чудо? Никак брусок золота! — воскликнул Илья Степанович, и лоб вновь вспотел, но уже не от жары, а от охватившего его восторга, в котором были и страх и радость.

Хрусталёв огляделся, опасаясь, нет ли кого поблизости, нет ли свидетелей столь богатой вещицы.

Раз такое дело, то не до пахоты. Завернул найденный слиток в рубаху, привязал к седлу. В посёлок с конём и плугом вернулся после полудня.

— Неужли управился? — удивилась Авдотья Игнатьевна раннему возвращению мужа, раздетого по пояс.

Хрусталёв ничего не ответил, на место установил плуг, коня привязал к жердине, снял с седла свёрток, после чего на ухо шепнул жене:

— Пошли в хату.

Илья в дом и следом жена. Дети были в школе. Супруга боле ничего не спрашивала, заметив явную перемену на лице мужа, крутила мысли: «Что-то случилось… Не дай бог напасть нам какая…»

Хрусталёв закрыл дверь на крючок — и к столу. Положил свёрток и развернул.