Младший научный сотрудник 5 (СИ) - Тамбовский Сергей

Но это я что-то отвлекся от основной мысли, прошу прощения. Продолжаем разговор, как говорил товарищ Карлсон своему корешу Малышу по поводу торта с семью свечками. Еще не удержусь от одной ремарки в воздух — знаете, как звали Малыша все остальные, если оставить за скобками Карлсона? По глазам вижу что нет… так вот, Сванте Свантесон он был, а его брата с сестрой звали Боссе и Бетан. И жили они на улице Свеаваген, это немного к северу от центра Стокгольма, район Вазастан. Крыши домов там и правда составляют почти единое целое, можно спокойно прогуляться по ним на протяжении целого квартала, вот Астрид Линдгрен, сидя у окна, и представила себе такого воображаемого Карлсона, гуляющего по соседним крышам.

А мы тем временем прибыли на пункт назначения, станцию Молодежную Арбатско-Покровской линии. Так, и где у нас тут улица Партизанская? Ага, немного по Ярцевской, а потом налево, вот и военкомат Кунцевского района города-героя Москвы. Давно наверно не бывали в военкоматах? Вижу, что давненько — поэтому могу освежить вашу память.

Итак, стандартный советский военный комиссариат — иногда отдельно стоящее здание, но чаще всего первый этаж обычного жилого дома, сталинки или хрущевки. Перед входом толпа допризывников или уже наоборот, призывников, нервно курящая и рассказывающая похабные анекдоты. Внутри длинный-предлинный коридор и неизбывный запах казармы, курево, пот, крем для сапог, оружейная смазка. На стенах суровые плакаты с казенными воинами Советской армии, выполняющими приемы строевой службы или спасающимися от разрыва ядерной бомбы. Со вздохом осмотрел все это и стал искать табличку с надписью «Воинский учет»…

— Таааак, — сказала прапорщица-учетчица, мельком просмотрев мои документы, — с тобой, Петр Петрович Балашов, хотел поговорить наш военком, подполковник Сидорец.

— А зачем? — недоуменно спросил я.

— Там все и узнаешь, — не раскрыла она карты, — третья дверь отсюда по левую сторону.

Я пожал плечами и отправился к подполковнику Сидорцу… у него там было занято, минут десять пришлось просидеть в коридоре, наблюдая за внутренней жизнью военкомата. Ничего особенно интересного я не увидел, за исключением, может быть, невероятно красивой девушки в форме лейтенанта внутренних войск, коя прошла мимо, слегка покачивая бедрами. Натуральная Милен Демонжо из фильмов про Фантомаса… а тут и военком освободился — я зашел в его кабинет и представился по форме.

— Балашов, значит, — не сразу въехал в ситуацию он, — это хорошо, что ты Балашов. А я Сидорец…

Он некоторое время смотрел в окно, где видны были курящие и матерящиеся допризывники, потом продолжил:

— Кто-то мне про тебя что-то сообщал… — он порылся в бумагах на столе, ничего подходящего, видимо, не нашел и задал вопрос в лоб, — ты по какой вообще причине у нас тут на учет встаешь?

— Начальник сегодня приказал, — пожал плечами я, — вот я и прибыл.

— И кто твой начальник? — поинтересовался он.

— Цуканов, — ответил я, — Георгий Эммануилович, помощник генерального секретаря.

Подполковник слегка спал с лица.

— Вспомнил, — быстро сообщил он, — оттуда мне и звонили по поводу тебя… вас то есть.

— Можно на ты, — разрешил ему я.

— Припишем тебя к запасникам первой категории, — почесал он затылок, — да, у нас сборы для запасников скоро, буквально на следующей неделе — придется съездить.

— А что за сборы? — переспросил я, — куда ехать и на какой срок?

— У тебя же эти… крылатые ракеты на подводных лодках значатся?

— Так точно, они самые.

— В Видяево значит, за полярный круг. На месяц.

— Если Цуканов не будет против, то с большим удовольствием, — ответил я, — всю жизнь мечтал посмотреть на полярное сияние и на белых медведей.

— Хорошо, с твоим Цукановым мы порешаем эти вопросы, а сейчас иди оформляйся, — и он отдал мне военник.

А в кабинет учета меня ждал небольшой сюрприз, приятный в виде исключения — вместо первоначальной стервозной прапорщицы на ее месте за стеклом оказалась та самая Милен Демонжо в звании лейтенанта внутренних войск.

Глава 16

Розамунда

Розамунда

— Так что там у тебя с апостолом случилось? — поинтересовался Цой по дороге к нашей хижине.

— Сказал, что не тем я занимаюсь в этой жизни, — хмуро ответил я, с трудом переставляя ноги.

— А чем тебе надо заняться по его мнению?

— Мир спасать, конечно, — ушел я от прямого ответа, — как этому… как Брюсу Уиллису.

— Стой, — растерялся он, — Уиллис это же такой молодой артист, в «Полиции Майами» недавно засветился. Не помню, чтоб он там мир спасал.

— Значит, скоро начнет, — немного поправил ситуацию я, — а еще апостол про тебя пару слов сказал.

— И каких именно?

— Что ты виски с гавайской розой мешаешь, хиппи лохматая, — вспомнил я классику в исполнении Басилашвили и Леонова.

— Вранье, — автоматически открестился он, — я не хиппи и ничего не мешаю, — но тут он сообразил, что это подколка, и ушел от удара в сторону, — ну не хочешь, не говори. Ты вот что… ты полежи тут в хижине и приди в себя, а я прогуляюсь по окрестностям — на южной окраине острова мы еще не были, вдруг там что-то полезное обнаружится. И розу употреблять перестаем, плохо она на тебя действует.

— Правильно, — вздохнул я, — ну ее в задницу, эту розу, алкоголь хотя бы проверен временем.

И Цой после этих слов исчез из моего поля зрения, а я полежал немного на ворохе пальмовых листьев, а потом немного очухался, встал и тоже начал обследовать окрестности. Из полезного обнаружил одно абрикосовое дерево и два персиковых — плоды на них созрели и вполне были готовы к употреблению, сентябрь же месяц на дворе. Из живности же только какую-то землеройку увидел — она быстро скрылась в зарослях, узрев меня. Эх, райское все же место Гавайи, думал я, возвращаясь в хижину, нагруженный дарами тропическими леса. С голоду тут точно не умрешь круглый год…

Через час примерно и напарник мой явился и рассказал, что ничего полезного он на южной оконечности не обнаружил. Мы закусили абрикосами, поставили на костер котелок с водой и начали беседу о наших стратегических, так сказать, задачах.

— Неделю-другую здесь посидеть можно, — это я первым вступил в диалог, — но всю жизнь, конечно, здесь не проведешь. Надо думать, как и куда мы отсюда выбираться будем.

— Я тоже задался таким вопросом, — признался Цой, — всю ночь практически размышлял, не спалось что-то…

— И чего придумал? — поинтересовался я.

— Ничего полезного, — признался он, — одна надежда на тебя осталась.

— Ладно, — тяжело вздохнул я, — попробую оправдать надежды. Отсюда у нас, если не фантазировать, только два пути. Первый — это возвращение на большой остров и попытки обвести вокруг пальца ребят, которые нас ищут.

— А второй какой? — с некоторой надеждой спросил Цой.

— Второй это выходить на нашем катере в открытое море и ловить проходящее судно… желательно не американской юрисдикции. Там наврать что-нибудь с три короба, чтобы они сразу не сдали нас гавайским властям, а довезли до другой страны.

— Это фантастика какая-то… — обломал мои мечты Цой, — при обнаружении людей за бортом капитан обязан известить власти ближайшего порта об этом. А ближайший порт это Гонолулу…

— А мы наврем что-нибудь про себя, — продолжил я уточнять детали своего плана, — глядишь, и прокатит…

— Ну может быть… — без излишнего энтузиазма в голосе откликнулся Цой. — Больше у тебя ничего в загашнике не осталось?

— Больше ничего… — растерянно отвечал я, — может, ты что-то добавишь?

— А вот и добавлю, — неожиданно сказал он, — мы же с тобой эти… экстрасенсы, верно?

— В каком-то смысле да…

— Вот и надо задействовать свои способности для спасения собственных задниц, верно?

— Беда только в том состоит, — ответил я, — что способности наши очень специфические — вот как, по-твоему, могут помочь мои лечебные функции?