Простите, я вас люблю… - Северлика

язвительным тоном.

Андрей подходит небрежным шагом, засунув руки в карманы. Я чувствую запах спиртного и сигарет – острый и едкий. Значит, он стоял здесь довольно давно, раз успел выкурить столько. Он окидывает Артема насмешливым взглядом и переводит его на меня.

– Ну, здравствуй, женушка. Что-то ты сегодня припозднилась.

Его тон мягок, но я различаю в нем угрозу и обещание, адресованное мне: погоди, сейчас мальчик уйдет, и мы поговорим серьезно, Мари…

Андрей делает еще несколько шагов к нам, останавливается, перекатывается с носка на пятку и рассматривает моего спутника. Артем делает какое-то незавершенное движение: он подается вперед и приподнимает левую руку, будто собирается отгородить меня от мужа. Андрей прослеживает его действия и насмешливо приподнимает брови.

– Прямо благородный рыцарь! – фыркает он, – а что, нынче в школе учителям разрешено спать со своими учениками? Тебе сколько, мальчик? Пятнадцать? Шестнадцать?

Я чувствую, как мои щеки пылают румянцем, но у меня словно язык отнялся. Я знаю, что сейчас от моего мужа можно ожидать чего угодно, что вся его насмешливость может мгновенно обратиться в злобу. Нельзя этого допустить, но я не могу пошевелиться под его взглядом. Мною владеет страх, тот страх, который он вбивал в меня все десять лет моего замужества.

– А ты? – продолжает издеваться Андрей, – неужто ты докатилась до малолеток, Мари?

Теперь он стоит совсем близко, и сможет одним движением схватить меня за волосы, или ударить Артема. Я окидываю мужа быстрым взглядом и тихо произношу:

– Артем, иди домой.

Однако, он не торопится меня слушать. Окидывает Андрея мрачным взглядом и не двигается с места.

– Ты слышал, что тебе сказала твоя… учительница? – почти ласково говорит Андрей, – ступай, мальчик, взрослых надо слушаться, тебя не учили в детстве?

– А тебя не учили, что бить женщин – низко и подло?

Издевательская улыбочка мгновенно слетает с лица моего мужа, словно его ударили наотмашь. Он подается вперед, но я тут же оказываюсь перед Артемом.

– Ты в тюрьму захотел? Он – несовершеннолетний! – резко вскрикиваю. Ощущаю его ярость, но понимаю, что Андрей ничего не станет делать на улице. Прохожие начинают на нас поглядывать.

Муж усилием воли заставляет себя сделать шаг назад, я разворачиваюсь к Артему.

– Пожалуйста, иди домой, – я делаю акцент на первом слове.

Артем смотрит то на меня, то мимо моего плеча на Андрея. Я слегка подталкиваю его в сторону остановки, туда, откуда мы пришли.

– Иди.

– Ты уверена? – с сомнением говорит он, – пойдем со мной.

Андрей многозначительно хмыкает позади меня. Я стараюсь не обращать внимания, но понимаю, что мой муж никогда не отличался терпением. Артем просто не понимает, что могло бы произойти.

Заставляю себя улыбнуться.

– Все хорошо. Увидимся завтра в школе.

Артем еще раз бросает взгляд на моего мужа и разворачивается. Я запоздало сожалею о том, что он не прикоснулся к моей руке, как делал это всегда при расставании. Странно, это последнее, что должно меня сейчас волновать.

Разворачиваюсь и, не глядя на мужа, иду домой. Он следует за мной молча, и это молчание не сулит мне ничего хорошего. Как только за нами закрывается дверь квартиры, я слышу:

– Похотливая шлюха.

А в следующее мгновение уже лежу в дверном проеме нашей спальни.

– Что у тебя было с этим пацаном?

Удар был такой силы, что я кубарем полетела на пол. Толстый пуховик, который я не успела снять, смягчил падение, но головой я сильно ударилась о дверной косяк.

– У меня ничего не было с ним!

Все зависит от того, насколько быстро я смогу отползти в угол комнаты, где меньше пространства и можно предугадать, откуда последует очередной удар.

– Не ври, мать твою! – орет Андрей в бешенстве.

Он хватает меня за капюшон и рывком поднимает на ноги, как котенка за шкирку. Замок больно впивается в горло, на коже остается красная неровная полоса. Его пунцовое искаженное лицо оказывается прямо передо мной, и я вижу свое перепуганное отражение в его глазах.

– Отвечай, отвечай мне, тварь, где ты трахалась с этим малолеткой? Как долго вы трахаетесь за моей спиной?

– Нет, нет! Ничего не было, правда! Он только проводил меня до дома, потому что ему тоже в эту сторону, и все. Клянусь!

– В эту сторону? Неужели? – опасно тихо произносит Андрей, – а почему же он тогда развернулся и пошел в обратную?

– Он… наверное, он испугался тебя. Я все объясню…

– Испугался? – внезапно улыбается супруг, а потом швыряет меня в комнату что было сил, словно тряпичную куклу.

Я распластываюсь на спине возле кровати, ударяюсь затылком о пол и неловко подворачиваю руку, которую от запястья до локтя пронзает острая боль. Однако, медлить нельзя. Сгруппировавшись, я откатываюсь в угол комнаты и как могу быстро встаю на ноги.

Но Андрей не преследует меня. Он ненадолго выходит в коридор и возвращается… У меня перехватывает дыхание от ужаса. В руках муж держит мою деревянную шкатулку. Миниатюрный замочек грубо сорван, Андрей бросает мне под ноги какой-то маленький серебряный предмет, и я догадываюсь, что это ключ от шкатулки.

– Ты смеешь врать мне в лицо, гадкая ты мразь? – шипит Андрей, брызжа слюной, – обещаешь все объяснить? Объясни мне это, дорогая жена!

Андрей бросает передо мной на пол шкатулку, которая открывается в воздухе, и из неё веером высыпаются письма. Конечно, я знала, что их нельзя хранить дома, но просто не могла с ними расстаться. Они были единственным просветом в непроглядной тьме моего существования.

Словно во сне, я протягиваю руку, собираю признания Артема, и в это мгновение что-то происходит.

Это похоже на глухой щелчок в голове, я даже слышу его – звук, с которым ломается долго гнущаяся ветка. Глубоко в груди будто вспыхивает пламя, оно стремительно растет и разгорается, жжет нещадно изнутри, но странным образом не уничтожает, а, наоборот, воскрешает меня. Придает сил.

Я поднимаюсь на ноги. Письма дрожат в моих руках.

– Ты хочешь, чтобы я объяснила, что это? – тихим, полным ярости голосом спрашиваю я, – это – письма. В них все те слова, которые ты должен был говорить мне каждый день. В них мои ответы, которые я должна была давать тебе на эти слова. В них чувства, каких ты не узнаешь до конца своих дней, потому что ты не способен понять даже малую их часть. Меж этих строк живет та часть меня, до которой тебе не добраться. Ты можешь избить меня до смерти, но ты не тронешь мою душу. Больше нет.

Изумление, с которым смотрит на меня мой супруг, медленно