Карантин - Джеймс Фелан

– Маленькие дети и слабые взрослые сразу погибли, – сказал кто–то.

Учитель кивнул, опустив взгляд: мне показалось, что он сам стал свидетелем чего–то подобного.

– Он не передается от человека к человеку, им нельзя…

– Откуда нам об этом знать? – перебил учитель. «Класс» внимал каждому его слову, надеясь получить ответы на все вопросы. – Откуда нам знать, как он передается?

Все молчали. Даже я не был уверен, ведь убедиться своими глазами в том, что нельзя заразиться от Охотника, мне пока не довелось.

– Я уверен лишь в одном: будущее зависит только от нас, – сказал учитель. – И мы, собравшиеся здесь, и другие уцелевшие люди должны думать о поколениях, которые придут нам на смену, поэтому наша обязанность – сделать мир для наших детей и детей наших детей лучше. Как можно лучше.

– Он прав, – сказал я, и все, как один, повернулись ко мне. – Все зависит от нас: если мы решим сделать мир лучше, он станет лучше. Но не здесь: здесь с каждым днем становится всё хуже: мы это видели. Вот что знаю наверняка я: можно ли сейчас заразиться? Да! До сих пор ли самые страшные зараженные нападают и убивают ради теплой человеческой крови? Да! Опасны ли зараженные, не пьющие кровь? Нет! Я много раз встречался с ними лицом к лицу. У них нет выхода, они обречены – и это страшно. Но мы не в силах помочь. Я не собираюсь лгать. Скоро вернется Боб, и если он принесет хорошие новости, я первым уйду отсюда, потому что хочу обнять отца. Хочу домой.

14

– Мне понравилось, как ты говорил с ними, – сказала Пейдж.

Мы вдвоем сидели в каком–то офисе на ковре, прислонившись к стене. До ужина оставалось не меньше часа, поэтому мы взяли перекусить пачку M&Ms.

– Все это правда до последнего слова.

Пейдж кивнула.

– Если Боб вернется с хорошими новостями, они сразу же уйдут.

– Твой отец против.

– Даниэль и его сторонники вовсю «обрабатывают» папу и еще нескольких скептиков, – Пейдж замолчала, будто взвешивая, стоит говорить или лучше промолчать: – Отец хочет устроить голосование за и против ухода.

– Когда?

– Чем раньше, тем лучше. Может, за ужином…

Она крутила в пальцах красную эмэмденсину. Ее рука касалась моей.

– Какое голосование ему нужно? Просто большинством?

– Не знаю. Думаю, он хочет найти решение, которое устроит всех.

– Или прикрыть задницу на случай того, что все уйдут и в дороге что–нибудь случится. Прости, не хотел тебя обидеть.

– Он всего лишь хочет, чтобы мы держались вместе.

– Мудро. Держаться вместе – лучшее решение.

– Ты хочешь сказать, что нужно держаться вместе и уходить всем вместе?

– Я не все тебе рассказал…

Мне было сложно смотреть ей в глаза в этот момент. Пейдж напряженно спросила:

– Что? Что еще, Джесс?

И я без утайки поделился с ней тем, как встретил военных на грузовиках.

– Один из них сказал, что можно выйти из города в северном направлении.

Она кивнула. Все об этом знали: ведь здесь был Калеб и говорил о дороге на север. Пейдж пристально смотрела на меня.

– Калеб был моим хорошим другом.

Девушка недоуменно тряхнула головой.

– Был?

Я сделал глубокий выдох, стараясь взбодриться: лекарства еще действовали, но меньше всего мне сейчас хотелось ложного спокойствия.

– В грузовике они перевозили несработавшую ракету – осталась после атаки. – Я посмотрел на пачку M&Ms между нами. – Мы с Калебом оказались рядом, было нападение с воздуха, и ракета взорвалась.

– Все…все погибли?

Я покачал головой. Пейдж поняла не сразу.

– Вирус, да?

– Калеб был слишком близко. Я убежал, мне пришлось. А он…

– Стал одним из них.

Молчаливый кивок.

– Он охотится на людей, да?

– Да.

Мне показалось, что Пейдж тошнит.

– И есть вероятность, что повторится в любой момент. Нам может попасться такая ракета, мы можем оказаться слишком близко…

– Не надо!

– Я просто говорю…

Пейдж произнесла, уставившись в пол:

– Ты знаешь, на тех троих, которые ушли, напали…

Черт! Я надеялся, что она не в курсе, но новости тут распространялись слишком быстро.

– Отец не хотел, чтобы они уходили.

– Они взрослые люди, понимали, что делают.

Пейдж колебалась.

– В тот день отец выходил в город за продуктами.

Я не знал, что ответить. Не знал, что подумать. Зачем она это сказала? Думает, что ее отец убил их? Зачем? Чтобы доказать свою правоту? Удержать остальных? Я молчал, ждал, что она еще скажет, но девушка не произнесла ни слова.

– Ты знала и ничего мне не сказала?

Пейдж кивнула. Кивнула, не глядя на меня.

– Меня не нужно убеждать: я готова уйти. – Пейдж сидела, обхватив колени руками и уперев в них подбородок. – А если Боб вернется и расскажет такое, что людям покажется безопаснее остаться, чем уходить? Как тогда быть? Ведь станет еще хуже.

– Зато твой отец порадуется.

– Джесс, а может, ты с ним поговоришь?

– При чем тут я?

– Он бы послушал тебя.

– Почему ты так решила?

– Потому что именно ты вмешался в драку. Именно ты был в городе, видел тех людей на грузовиках, разговаривал с ними.

Она смотрела на меня, а я на нее.

– Расскажи отцу о военных. Расскажи, пока не слишком поздно. Вчера вечером он чуть не убил Даниэля. Скоро мы начнем бросаться друг на друга. Это как снежный шар: атака, зараженные, ужасная погода, другие выжившие, теперь вот ненависть… Ну пожалуйста.

– Ладно, – согласился я. – Ладно.

Столовая гудела. За ужином царило возбужденное ожидание. Люди говорили в полный голос, спорили: кто–то выдвигал очередное предположение, оно вызывало бурную реакцию, передавалось от стола к столу, потом напряжение спадало, всё, казалось, утихомиривалось, но уже через пару мгновений кто–то вновь подливал масла в огонь. Столовая была совсем не похожа на то уютное, спокойное место, где я совсем недавно так сытно и вкусно обедал: теперь все стало по–другому.

Многие хотели уйти: готовых рискнуть набиралось около двадцати пяти человек. Даниэль, видимо, решил, что очень скоро ему удастся склонить большинство на свою сторону, поэтому с его подачи люди стали укладывать вещи и припасы на тележки. С какими бы новостями ни вернулся Боб, они все равно не останутся здесь: рано или поздно, завтра или послезавтра уйдут. Они видели и слышали более чем достаточно.

Когда пожилая леди, раздававшая сок, проходила мимо нашего столика, я услышал обрывок ее фразы: «…туда, где теплее, где спокойнее, где лучше – да где угодно будет лучше, чем здесь».

Вот об этом они и драли горло, эти три вещи волновали их больше всего, только вот насколько обитатели Челси Пирс понимали, что права на ошибку у них нет, что речь на самом деле идет о жизни и смерти, что риск очень велик?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});