Фантом страсти, или Шестьдесят оттенков синего - Луиза Дегранж

– Чистая игра больного воображения.

– Дорогая, ты права. Ульрика фон Кнаппе на самом деле не просуществовала триста семьдесят семь лет, как ей приписывала молва. Но она максимально приблизилась к этому сроку.

– А Ральф?

– Стареющая баронесса влюбилась в этого вздорного мальчишку.

– И?

– Их любовь была взаимной и страстной.

Диане почему-то стало обидно за того далекого-предалекого юношу, и она позволила себе наконец-то не сдерживать слова, рожденные негативными эмоциями:

– Не поверю никогда и ни за что! Влюбиться по-настоящему в замшелую старуху, по которой смерть плачет!

– Милая, любовь и смерть – это неразлучная пара.

Супруг продемонстрировал классический вампирский оскал.

Диана на мгновение зажмурилась.

– Не согласна.

– Ладно, не будем спорить.

– Да, а на чем мы остановились?

– Юноша влюбился в престарелую баронессу Ульрику фон Кнаппе.

– И что же случилось потом?

– Ральф однажды узнал о главном секрете своей возлюбленной.

– Судя по книгам, старушенция увлекалась алхимией и колдовством.

– Ты, милая, права.

– Значит, Ральф узнал, как из свинца получают золото?

– Нет, у баронессы Ульрики фон Кнаппе тайна была поважней, чем получение благородного металла.

– Она обращала людей в зомби?

– Нет, она знала, как максимально продлить жизнь.

– Судя по реакции бедного Ральфа, его возлюбленная в этом вопросе не останавливалась ни перед чем.

– Ты почти угадала. Баронесса, занимаясь на досуге алхимией, сумела открыть эликсир вечной молодости.

– При чем тут Ральф? – Диана провела мизинцем по крайнему переплету из черной кожи. – Он что, попытался выкрасть секрет и продать?

– Нет.

– Тогда почему его ждал плачевный конец?

– Видишь ли, милая, Ульрике фон Кнаппе захотелось с помощью эликсира тотально омолодиться…

– Тварь, мерзкая тварь!

– И основным ингредиентом данного эликсира являлся порошок, сделанный из сердца влюбленного юноши.

– Какой ужас! Значит, старуха попыталась убить Ральфа?

– Увы, нет.

– Не понимаю. – Мизинец Дианы соскользнул с траурного фолианта на том с более веселым корешком, напоминающим заношенное портмоне. – Объясни толком.

– Видишь ли, милая, в рецепте имелся очень непростой нюанс…

– Хватит интриговать!

– Юноша должен был добровольно, находясь в здравом уме и твердой памяти, согласиться на принесение себя в жертву.

– А Ральф? – Мизинец застыл на облупившейся позолоте готических букв. – Не согласился?

– Вот именно.

– Ну и правильно сделал.

Мизинец продолжил движение по собранию раритетов.

– Я бы тоже не согласилась.

– Нет, милая, в этом вопросе позволь тебе поперечить.

– Сколько угодно.

– Влюбленный должен идти на любые жертвы ради объекта вожделения.

Томас, ее Томас вынул из старинного громоздкого секретера нож для разрезания страниц.

– На любые.

Нож вернулся на место дислокации.

– А этот Ральф испугался священной участи и попытался глупо бежать.

– Его поймали?

– Нет, он вульгарно бросился с донжона вниз.

– Бедный мальчик.

– Зря ты его, милая, жалеешь. Глупо расстался с жизнью.

Томас, ее Томас повертел в руках гусиное перо, выполненное из золота высшей пробы.

– А мог бы послужить…

– Ингредиентом для эликсира!

Томас, ее Томас, похоже, всецело принимал сторону кровожадной баронессы.

Диана виновато тронула своего впечатлительного супруга за локоть.

– Дорогой, насчет вечной молодости – все это выдумки!

– Возможно, милая, возможно.

Золотое перо легло на секретер.

– А я бы пошел на смерть ради любви совершенно добровольно.

– Не сомневаюсь! – Диана напрягла голос. – Думаю, эликсир у баронессы все равно бы не сработал.

– Возможно.

Томас постепенно успокоился.

– Но опыт не удалось провести.

– Старушенция обломалась?

– Да.

Диана торжествующе хихикнула. Но тут же нахмурилась:

– Но зачем было превращать Ральфа в призрака, не знающего покоя? Не лучше ли было от него бесследно избавиться?

– Знаешь, милая, самое забавное, что Ульрика фон Кнаппе, как и ты, верила в привидения. Обрати внимание: в этой библиотеке каждая вторая книга посвящена вызову призраков. Баронесса увлекалась не только алхимическими опытами, но еще и спиритизмом.

– Интересно, и кого эта самая Ульрика вызывала чаще всего?

– Конечно же предателя Ральфа.

– Зачем?

– Наверное, хотела до конца выяснить, почему он все-таки не пожелал продлить ее годы.

– А может, сумасшедшую баронессу мучила совесть? – Диана перестала исследовать мизинцем книги, годившиеся только для интерьера. – За безвинно погубленного.

– Вряд ли. Скорей всего, Ульрика фон Кнаппе хотела выяснить у трусливо сбежавшей тени мотивы отступления, чтобы в следующий раз не сплоховать.

В голосе Томаса, ее Томаса возникли обертоны, свойственные человеку, не терпящему возражений.

– Но больше в баронессу никто не влюблялся.

– Смерть избавила землю от самого мерзкого создания!

– Поиск способа продлить жизнь не поддается обыкновенной этике.

– Хорошо, что таких уродов в истории были единицы.

– Ошибаешься, милая.

Супруг широким жестом обвел многочисленные портреты на стене.

– Вот все эти выдающиеся личности пытались спорить со смертью. Например, эта симпатичная особа, известная больше как «Кровавая графиня», ради лишнего прожитого дня умертвила ни много ни мало – две сотни девушек.

– Кошмар!

– Кровавая графиня выбирала исключительно девственниц из бедных семей.

Томас выдал очередную вампирскую улыбочку.

Диана искусно подыграла мужу, изобразив почти настоящее смятение чувств.

– Она что, съедала котлеты из их мяса?

– Графиня всего лишь принимала ванны из свежей крови.

Диана поспешила сменить бальнеологическую тему.

– Но Ульрика фон Кнаппе покусилась на самое святое – любовь!

– Истинная любовь – это состояние, когда ради любимого не жалко ничего, понимаешь – ничего: ни сердца, ни печени, ни почек…

Диане хотелось язвительно добавить, что вполне можно обойтись и без человеческого ливера. Но молодая хозяйка жуткого замка резонно промолчала. Хватит раздражать супруга, познавшего тяготы неизбежного увядания.

Диана ощутила всю прелесть своего крепкого здоровья.

Сердце работало, как всегда, в идеальном ритме.

Печень не подавала ни малейших признаков сбоев.

Вся мочеполовая система функционировала в штатном режиме.

А Томас продолжал выражать эмоции:

– Ради любимой я отдал бы, не задумываясь, для трансплантации хоть глаз, хоть ухо!