Узкие врата - Антон Дубинин

— А кто тогда сделает? — Алан смотрел прямо, как спокойный сумасшедший. Фил впервые в жизни заметил — как это было ни сложно при таком неверном свете — что у него точно такого же цвета глаза, как у Рика. Ореховые, зеленоватые… Только брови светлые, да ресницы…

И еще Фил впервые за этот день почувствовал что-то вроде облегчения. Вот он сидит перед ним, маленький беловолосый заморыш, весь шатается от выпитой валерьянки, и спрашивает, что нужно делать. Не рассуждает о коллективной ответственности и теократической политике, не ревет, не трусит, не поливает помоями все, что прежде любил… Просто смотрит и ждет ответа — что нужно делать, и в глазах его, обведенных черно-фиолетовыми кругами бессонницы, нет ни проблеска страха… Потому что ему важнее всего, чтобы его брат был жив.

— А кто сделает? К кому нужно обращаться?..

— Уж не знаю… К Папе в Ватикан, наверное, — криво усмехнулся Фил. — Если оно все так… эклесиоцентрически (до чего же мерзкое слово), то над ними всеми Папа главный. По крайней мере, так было в Древние Дни, — добавил он, ловя за хвост сведения, всплывающие из недр изученной в школе истории.

Глаза Алана слегка прояснились.

— Понятно. А поближе… никого нет? Ну, кардиналов каких-нибудь… А то до Ватикана далеко. Можно и опоздать.

Фил так и выпучился на сумасшедшего парня.

— Ты что… Серьезно? К Папе собрался писать?

— А что ж еще делать-то? — ореховые глаза смотрели спокойно, хотя слегка затравленно — так, наверное, глядит больной на хирурга, понимая, что операцию надо делать, хотя и очень страшно… Но понятно же, что надо. Давно уже понятно. — Надо же пытаться. Почему бы и не Папа.

— И что, ты пошлешь ему письмецо в Ватикан… Годика через два он его, может, даже прочитает. Не будь придурком.

— Можно и не письмо. Можно и самому явиться.

— Самому?.. К Папе, главе Вселенской Ортодоксальной церкви?.. Он, конечно, будет счастлив тебя немедленно принять. Увидит и расцелует.

Алан встал. Филу, как ни смешно, показалось, что сейчас этот сопляк бросится бить его в глаз — но тот только прошелся по комнате из угла в угол, остановился посредине, покачиваясь на носках.

— А ты что предлагаешь? Есть идеи?

— Нет, — честно признал Фил, со стуком отставляя чашку. — Но и у тебя, цыпленочек, их тоже нет. Потому что эта чушь насчет Папы — не идея, а сопля.

Алан был так гробово сосредоточен, что даже пропустил мимо ушей ненавистного «цыпленочка». Странное дело: этих двух противоположных людей объединял третий, объединял через любовь к нему, Рику — и сейчас, когда он попал в беду, продолжал их объединять. Рик с черными широкими бровями, Рик с громким, открытым смехом, Рик в голубой рубашечке, Рик с почти непоправимым несчастьем…

— Вовсе не сопля. Папа действительно может найти на них управу. Папу любой церковник послушается. Потом, вот святой Франциск дошел же до Папы — а он тоже был убогий, вроде нас… В рясе из старого мешка, с компанией таких же оборванцев. И Папа его принял и выслушал, потому что так было правильно.

Фил был не столь силен в жизнеописаниях святых. Он ошарашенно потер переносицу.

— Ну, это ж все-таки святой, — сказал он, потому что должен был хоть как-то возразить.

— Это неважно, — голос Алана был сухим и горячим. Да он слегка того, зачарованно понял Фил, однако же не в силах его заткнуть. При всем том, что Фил к нему испытывал, у этого мальчишки сейчас была странная власть… харизма. Огонь, позволяющий говорить. Идея, одержимость. То самое, чего никогда не бывало у Фила.

— Это совершенно неважно, к тому же тогда он еще не был святым. Просто городским сумасшедшим… Но он взялся за правильное дело, и Господь ему помог. И нам поможет, если будем просить… Стучите, и откроют вам. Только не стучать нельзя, потому что время уходит.

Вот чего-чего, а лекций о Господе Фил сейчас не мог пережить. Конечно, он был христианин; но некоторых вещей, по его мнению, не стоило никогда говорить вслух, чтобы они не стали ложью. К тому же его мутило от всего церковного… Сразу вспоминался крест над входом в инквизиционный «домус».

У него в голове все обстояло проще. Рик в беде, и надо хоть свернуть себе шею, но сделать что-нибудь… Все, что только возможно.

— Значит, ты предлагаешь заявиться к Папе на прием в рясах из старых мешков… И дальше что? Попросить за своего товарища, упасть в ноги? И он так сразу и поверит, и по мановению его руки…

— Ну, пасть в ноги, да все что угодно. Сделать все, чтобы он поверил. В рясах из мешка или в чем угодно.

Кажется, сумасшествие заразительно. Фил уже чувствовал, как огонь этого заморыша начинает медленно охватывать и его самого. А что, в конце концов… Ватикан — не Луна. До него можно доехать. И даже не так уж далеко это — по расстоянию-то, только пересечь Романскую границу в Гардвиге и сесть, например, на римский поезд… Все продать, занять денег у кого-нибудь…

Он вздрогнул — пробуждаясь от слов, словно убаюканный, чья колыбель резко покачнулась.

— Можно все продать, или там занять денег у кого-нибудь. Границы переезжать на поездах, а до них добираться как попало… Автостопом хотя бы. Я ездил прошлым летом, не так уж это и тяжко. Есть люди, которые просто ради спортивного интереса вокруг света стопом разъезжают.

Фил смотрел на Алана, как на диковину. На говорящую собаку или зеленый цветок… Это ведь он серьезно, совершенно серьезно. Планы строит. Но, Господи, Господи, лучше такие планы, чем вообще никаких. И терять нам тоже уже нечего, кроме рыцарской чести… И жизни, конечно, и жизни. Но без чести, кажется, она все равно скоро кончится.

— Эрих, — прервал он сумбурную речь, резко вставая. Ал даже вздрогнул от неожиданности. — Стой, хватит. Лучше скажи… что нам понадобится. Карта, деньги, походные вещи… Что еще?

— Еще?..

Вид у него был до крайности глупый. С трудом соображая, Алан смотрел на своего неожиданного союзника — хлопая глазами, как сычик. Он не знал, чего им понадобится еще. Просто не знал.

— Ладно, я сам подумаю. Спасибо за чай. Я пошел домой. Завтра созвонимся.

Филу, кажется, стало намного лучше. Рука его поигрывала знаком под черной водолазкой — он, в отличие от Рика, охотно, по собственной воле носил черное, — и «кросс форми фитчи» впервые за сегодня не обжигал ладонь. Фил даже слегка раскраснелся — вместо желтоватой бледности, коснувшейся его щек пару дней назад. Алан же, наоборот, приобрел совсем уж трупный оттенок. Он улыбнулся товарищу — но улыбка эта была достойна черепа королевского шута.

— Ночь же… Куда ты пойдешь?

— Пешком — нормально. К утру доберусь.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});