Томирис - Булат Жандарбеков

Но трое были непримиримы. Единые в желании свергнуть Томирис, они преследовали каждый свою цель. Кабус, вождь каратов, благодаря соседству торговых Согдианы и Бактрии был богатейшим человеком в степи и был не прочь заполучить и власть над всеми массагетами. У Шапура было под властью, пожалуй, наиболее могущественное племя среди массагетов, а к неуемному его властолюбию примешивалась жгучая ненависть и жажда мести за Фардиса. Хусрау, наоборот, был вождем слабейшего из племен — аланов, большая часть которых ушла к савроматам, но по честолюбию он превосходил своих "друзей", а по хитроумию после смерти Спаргаписа не было ему равных в сакской степи.

* * *

Томирис и мысли не допускала, что Рустам, которого она считала скорее помехой, является причиной, и причиной серьезной, удерживающей вождей от выступления. Но время, предоставленное ей, использовала умело. Она настойчиво внушала Рустаму, что не подобает наследнику тиграхаудского трона обходиться жалкой кучкой телохранителей, служа посмешищем для гордых савроматов и собственных вождей. Беспечный и уверенный в себе Рустам лишь в угоду Томирис послал гонца к отцу. Опытный Кавад выделил своему любимцу три тысячи отборных воинов вместо просимых двух. Вожди молча проглотили горькое угощение, приготовленное, без сомнения, царицей. Они могли бы воспрепятствовать, если бы Рустам был только мужем Томирис, но запретить наследному принцу иметь свою дружину было не в их власти. Старому Фархаду, командиру своей гвардии и сподвижнику отца, Томирис поручила набирать и обучать новые сотни "бешеных", предупредив, однако, что делать это надо тайно мелкими группами. После продолжительной тайной беседы с главным жрецом Тором царские хранилища и кладовые заметно опустели, сократилось и поголовье царского скота. Ровно настолько пополнилась и увеличилась казна и увеличился скот у священной братии, которые с редким единодушием стали провозглашать, что по воле богов и святых духов царствование дочери "неба" Томирис принесет на землю массагетов радость и благоденствие. И это должны были проглотить встревоженные вожди — с богами и со святыми духами не поспоришь!

Считая, что лучше предупреждать, чем ожидать, Томирис выслала гонцов, которые известили вождей о том, что царица будет гостить у каждого из них по три дня, и, покинув свою резиденцию со свитой и тремя сотнями "бешеных", отправилась в поездку по своим владениям.

Первыми она посетила тех, кого считала наиболее опасными для себя. Вожди не ударили в грязь лицом. Что из того, что это была их намеченная жертва — ненавистная дочь ненавистного Спаргаписа, царская особа должна вызывать священный трепет и благоговение у простого люда. Оглушительно ревели карнаи и турьи рога, грозно гудели тулумбасы, и под ликующие клики нарядной толпы вороной конь, торжественно ступая по мягким кошмам, подвозил царицу к двенадцатикрылой белоснежной юрте.

Но стоило царице остаться наедине с "отцом племени", как праздничное настроение сразу улетучивалось. Если после разговора с Хусрау, полного тумана, лести и яда, она испытывала утомление и головную боль, то встреча с Шапуром, с трудом подавлявшим истинные чувства во имя священного гостеприимства, на многое открыла глаза Томирис. Шапур, боявшийся дать выход клокочущей ненависти, говорил мало, но его молчание было красноречивей слов — это был кровный и непримиримый враг!

Михраб с места в карьер объяснился в безмерной любви к царице, своей красотой соперничающей с небом, и все дни, ни на миг не оставляя Томирис, следовал за ней повсюду неотступной тенью. Много гибкости и женского искусства потребовалось Томирис, чтобы, не погасив обидой любовь в сердце Михраба, в то же время не дать ей вспыхнуть всепожирающим пламенем, чтобы взбесившийся от страсти массагет не переступил границы дозволенного.

Опасная игра, доставив острое наслаждение, утомила царицу, и она с радостью провела три коротких, счастливо-беззаботных дня под кровом Скилура, брата матери.

Тщеславный Беварасп, вождь гузов, посещение которого Томирис с умыслом оставила напоследок, превратил приезд царицы в широкое празднество, к тайному неудовольствию Томирис, которая возлагала на Бевараспа особые надежды и хотела переговорить с ним без свидетелей. Хлебосольный Беварасп былглубоко огорчен, что из-за краткости пребывания высокой гостьи он успел пригласить только ближайших соседей и не смог собрать на пир всю степь. Наедине царица ласково пожурила гостеприимного хозяина за расточительство — гузы забили тысячи голов скота.

— Благословенная царица, не примите в обиду, мы даже для самого захудалого гостя готовы перерезать горло десяткам баранов. А куда девать? Земли мало. Везти скот на распродажу в Хорезм? Шапур не пропускает в Согдиану; Кабус преградой стоит. Эх! — и Беварасп с горечью махнул рукой.

* * *

Много лет назад в большой поход на полдневные страны под предводительством Ишпакая ушли все мужчины гузов — смелые воины, оставив в родных кочевьях лишь старых и малых, и пока бились на чужбине н сражениях гузы, соседи крепко потеснили их ослабевшее племя.

Прошли годы. Вернулись саки в родную степь. Вернулись немногие, но привезли с собой чужеземные диковинки, золото, драгоценности, оружие. И лишь гузьг вернулись без добычи, если не считать нескольких десятков жалких, заморенных длительным переходом, истощенных до крайности животин; которых велел беречь пуще глаза старый вождь Котэн. Проклятия сыпались на голову Котэна в каждой гузской юрте. Вся степь смеялась над ним: привезти в коневую степь с ее многотысячными отарами и табунами этих дохлых уродин мог только тронутый умом человек, "дивона"— юродивый, . Откормившись, приведенные животные скрестились с местным скотом и... о чудо! Овцы, вымамзвв рост теленка, с трудом волочили увесистые курдюки по земле, а их длинная и густая шерсть была мягче волоса годовалого ребенка. Комолые и невзрачные бычки превратились в могучих круторогих красавцев, а низкорослые мохноногие лошадки — в поджарых, быстрых как ветер тонконогих аргамаков, которые снились во сне и грезились наяву каждому кочевнику..

Богатые массагеты и не массагеты сулили тысячные косяки, унижались, канючили, но гузы были непреклонны — мстительный Котэн не простил, насмешек и на смертном одре взял страшную клятву с наследников в том, что ни один производитель не попадет в чужие руки. И гузы после долгих обсуждений и жарких споров, отобрав лучших из лучших, холостили всех остальных и стерегли элиту в тысячи глаз.

Разрослось племя гузов, но, стиснутое со всех сторон другими племенами, задыхалось от тесноты. Скоту не хватало кормов. Пастбища выедались до последней былинки. Тохары же и караты не пропускали гузов в земледельческие оазисы Средней Азии. Правда, и Шапур, и Кабус готовы были пойти на сделку с Бевараспом, но требовали, чтобы гузы отказались от завещания зловредного Котэна. Беварасп не соглашался, и резали скоттузы по причинам и без причин. Особенно грандиозным бы осенний убой.

Стремясь привлечь на свою сторону вождя гузов и вбить клин между Бевараспом и Шапуром, Томирис, заручившись согласием вождей сакараваков, ятиев, комаров, гостивших у Бевараспа, разрешила гузам пользоваться пастбищами на левобережье Окса. Ублаготворенные широким гостеприимством, очень щедрыми подарками, гостившие вожди дали свое согласие, тем более, что речь шла не об их землях, довольна была и Томирис, предвкушая раздор между вождями.

Благодарный Беварасп преподнес Томирис поистине царский — дар — великолепного жеребца молочной белизны. Этим кощунственным нарушением завета Котэна гузы признали отныне своей повелительницей царицу Томирис.

Результат путешествия царицы по своим владениям превзошел все ожидания. Красота, ум и обаяние Томирис принесли свои плоды. Признательный Беварасп совместно со Скилуром и Михрабом обязался поставить под бунчуки царицы по тысяче всадников. По пять сотен согласились прислать в стан Томирис и вожди сакараваков, комаров, ятиев.

Томирис известила о созыве Великого Совета вождей и старейшин.

* * *

Увидев тысячные стада на своей исконной земле, Шапур впал в ярость. Тохары спешно садились на коней, чтобы выполнить приказ вождя: "Растоптать и сбросить в Оке зарвавшихся гузов!" Запыхавшиеся Хуорау и Кабус подоспели вовремя. Много лишних седин прибавилось у них, пока они уговаривали остервеневшего от злобы Шапура воздержаться от немедленной междоусобицы.

— Вам хорошо рассуждать, не на вашей земле пасется скот этой скотины — Бевараспа! Жалкая и ничтожная птаха защищает свое гнездо от врага, а вы хотите, чтобы я, вождь могущественных тохаров, молча проглотил неслыханное оскорбление и, поджав трусливо хвост, лизал зад этой суке Томирис? — и, сам свирепея от собственных слов, завизжал:— Довольно я слушал вас! Не уговаривайте меня! Тохары на конях, и я кровью омою гузов!