Томирис - Булат Жандарбеков

А к истинному виновнику его исковерканной жизни — Каваду, как это ни странно, Зогак испытывал чувство, близкое к обожанию. Стараясь не попадаться на глаза скорому на руку отцу, он любовался им издали, когда великолепный и роскошный Кавад возвращался из очередного похода. А Кавад, когда Зогак попадал в поле его зрения, смотрел на своего младшего сына с недоумением, словно вопрошая: "Откуда взялся этот урод-недоносок?"

Чужой в родной семье, он привык к одиночеству. Это развило воображение. Но его мечты были тяжелыми, как грех, и жуткими, как истекающая кровь. Младший сын, Зогак, по степным законам, являлся наследником своих родителей, и все его мечты были связаны с упоительным мигом, когда он превратится во всемогущего повелителя тиграхаудов, воссев на родительский трон. О-о-о, тогда настанет час расплаты за все унижения. За все! Он не будет рубить головы своим обидчикам, нет, это слишком примитивно. Он заставит содрогнуться от ужаса и страха всех!

И Зогак изощрял свой мозг, изобретая изуверские пытки и казни, одни других страшнее. В это время его охватывало истинное вдохновение. Глаза блестели, на тонких губах змеилась улыбка... он наслаждался.

Не в силах выдержать гнетущую обстановку в семье, Зогак часто покидал царский стан, расположенный на берегу прекрасного озера, и бродил по горным и равнинным кочевьям тиграхаудов в простой одежде. Он знал, что никто не спохватится и не огорчится его отсутствием. Неприхотливый, он ночевал в дымных хижинах пастухов, в дырявых юртах табунщиков, с волчьим аппетитом вонзал свои мелкие острые зубы в свежий овечий сыр или в черствую лепешку, испеченную на углях. Он своими глазами видел и ушами слышал, как тяжело приходится простому кочевнику-тиграхауду под пятой племенной аристократии, сплотившейся вокруг Кавада, как ропщут бедняки, но это мало его трогало. Он был слеп к народной нужде и глух к воплям несчастных. Постоянная внешняя угроза заставила родовую знать во всем поддерживать верховную власть, и Кавад имел в своем распоряжении достаточную военную силу, способную подавить возмущение подданных. Да и какое дело было Зогаку до других, когда он думал только о себе.

В своих скитаниях Зогак часто встречал девушку-пастушку, которая пасла небольшое стадо коз в предгорье Пестрых гор. Вначале эти встречи вызывали у него досаду, и, чтобы избежать их, он изменил свой маршрут и вдруг почувствовал, что ему не хватает этих встреч. Нервный и страстный Зогак влюбился сразу. Это единственное светлое чувство в желчной душе Зогака было подобно цветку, случайно заголубевшему на нечистом перегное. И поэтому он был очень робок и несмел с невзрачной дочерью конюха царских конюшен. Девчонке явно льстило внимание царского сына, и она благосклонно принимала его неумелое, неловкое ухаживание. Но если уж не везет, то и на верблюде собака укусит. Огромная ступня старшего брата вмяла еще не успевший расцвесть цветок в зловонную жижу.

Однажды, проснувшись с головной болью после шумной пирушки, Рустам, не вставая с ложа, громко потребовал принести кувшин кислого молока. И, конечно, принесла его дочь конюха. Выпив сначала с наслаждением простокваши, он затем овладел девушкой, почти тут же позабыв о ней.

После долгой и мучительной борьбы с собой исстрадавшийся Зогак, сам умиляясь своему великодушию, решил простить грешницу. Они встретились. С изумлением смотрел Зогак на стоящую перед ним девушку и не узнавал ее. Не пришибленная стыдом и раскаянием преступница, а гордая, переполненная счастьем, неожиданно похорошевшая женщина стояла перед ним. И не ожидая, пока растерявшийся Зогак придет в себя, она заговорила первой. Ей просто необходимо было поделиться своим счастьем, а с кем — с козами, придорожным камнем, деревом — все равно. Подвернулся Зогак, и на него излился страстный поток чувств, обуревавших девушку. Она говорила и говорила, не умолкая, о своей радости, о своей любви, о боготворимом Рустаме, прекрасном, как мир... Зогак вертелся, как уж, пришпиленный за хвост. Наконец, не выдержав пытки, грубо накинулся на нее. Девушка давно ушла, а Зогак, трясясь, как в ознобе, тихо выл от обиды, вспоминая, с каким омерзением она встретила его попытку воспользоваться проторенной братом дорожкой… Но в тщедушном теле Зогака таился могучий дух. Испытания, выпавшие на его долю, выковали из него человека сильной воли, жизненной стойкости, змеиной живучести, и там, где другой бы сломался, он, подобно дереву пустыни— саксаулу гнулся под напором песчаных бурь, еамумов, смерчей, гнулся, но не ломался. Он устоял и тогда, когда вмиг рухнули все его надежды и мечты.

Это произошло вскоре после описанных событий.

* * *

Как всегда, неожиданно в пределы владений тиграхаудов вторглись кангюи.

Пересилив робость перед отцом, озабоченным подготовкой отпора наглым кангюям, Зогак обратился к нему с просьбой ***

взглянул на Зогака с недоумением, словно припоминая: кто это? За брата вступился Рустам. Он сказал, что царскому сыну надо пройти закалку в огне войны, и Кавад, не желая спорить из-за такой мелочи с любимцем и главной надеждой тиграхаудов в предстоящих сражениях, махнул рукой. Этот жест можно было воспринять как угодно. Зогак решил считать это за разрешение.

Война была тяжелой, и суеверный Кавад в сердцах винил в этом неудачливого младшего сына.

* * *

У подножия Пестрых гор стянули свои силы враги, чтобы в решительной схватке решить судьбу противоборства.

Удар храбрых канпоев бы настолько стремителен, что тиг-рахауды дрогнули и повернули коней вспять. И когда исход битвы бы уже предопределен, подоспел посланный в обход с отрядом Рустам, сумевший в немыслимо короткий срок, перевалив через горные кручи, разгромить во встречном бою заслон канпоев и выйти в тыл противника. Не медля ни мгновения, Рустам с сотнями лихих джигитов с ходу врезался в рассыпанный строй лихих канпоев. Молниеносно оценив обстановку, богатырь, сокрушая все на своем пути, устремился к вражескому предводителю. Смелый Тахмасп дрался отчаянно, но устоять против Рустама не смог. Упала на землю отрубленная кисть с зажатым акинаком... Тахмасп согнулся в седле от страшной боли, прижимая к груди окровавленную култышку. Поручив вождя своему молочному брату Фарнаку, Рустам окружил пленного кольцом своих воинов, и вовремя. Оправившиеся от неожиданности кангюи яростно атаковали его отряд, стремясь во что бы то ни стало отбить своего предводителя. Отряд Рустама таял, как клочок снега в ясный и теплый весенний день.

Сорвавший голос и хрипевший злобным шепотом Кавад сумел с помощью телохранителей мечом и плеткой завернуть свое бежавшее войско, бросить его в наступление и добыть победу.

* * *

Зогак в этот день дрался с отчаянной храбростью. Под ним убили коня, сам он был ранен и копьем, и мечом, но Рустам вновь затмил его своим подвигом.

Кавад мельком взглянул на окровавленного и ждущего доброго слова Зогака и, ничего не сказав, обратил свое внимание на стоящего перед ним Тахмаспа. Тот, пытаясь остановить кровотечение и время от времени высоко поднимая обмотанную потемневшим от крови тряпьем правую руку, ответил угрюмым взглядом. Кавад был великолепен. Он стоял на возвышении, широко расставив ноги и подперев кулаками бока. На рогатом золотом шлеме развевались перья филина. Вид торжествующего и насмешливо улыбающегося врага взбесил Тахмаспа, и он, не выдержав, взорвался исступленным криком:

— Чего ты кичишься передо мной? Ты! Удиравший от меня, как трусливый заяц! Если бы не Рустам, лежал бы ты сейчас, забитый в колодки, а я, сидя на твоем горбу, пировал бы победу с храбрыми воинами! Ты дерьмо перед Рустамом, и нечего тебе протирать своим задом трон, уступи тому, кто превзошел тебя во всем!

— Ты подал мне хорошую мысль, Тахмасп, — спокойно сказал Кавад. — Сегодня я буду пировать схрабрыми воинами, восседая на твоем горбу и празднуя победу. И ты прав, говоря, что Рустам более велик, чем я. Но ты ошибаешься, утверждая, что он превзошел меня... Нет, он не превзошел меня, потому что у него нет такого сына, как Рустам! Храброго воина надо уважать, и я выполню твое пожелание, так как оно будет последним! Рустам займет трон тиграхаудов... после моей смерти.

Жизнелюбивый и роскошный Кавад слишком любил власть, чтобы с ней расставаться даже ради Рустама. Он изгнал родного брата Сакесфара только за то, что тот назвал своего первенца Скуном, что означает "вожак, предводитель", то есть — царь! Усмотрев в этом тайный умысел Сакесфара покуситься на трон тиграхаудов, впрочем, он был не так далек от истины.

Тахмасп взглянул на похолодевшего Зогака и, желая уязвить Кавада, сказал:

— Судьба не виновата, что мужской силы у тебя хватило лишь на Рустама. А он не может быть царем, потому что по степным законам наследником является младший сын.

— А я поступлю так, как поступают цари Персии, и назначу наследником сына, не имеющего изъяна, а не выродка!