Вечный двигатель - Виктор Брусницин

Выйдя из подъезда, Вадим столкнулся с пожившим, обтрепанным дядей.

– Наше вам! – весело протянул руку.

– Заметь, Вадим, – возмущенно тряс ладонь сосед, – третью игру подряд наши выигрывают! Центральный стадион, двадцать тыщ народу, не хухры! Полсезона на Уралмашевском сливали – о чем городские головотяпы думали?

– Подозреваю, дядь Леша, изгаляется Моссад, – улыбался Вадим, вполоборота отходя.

Дядя Леша недоверчиво смотрел на Вадима, неуверенно произнес:

– Причем тут самосад? Спортсмены не курят.

– Странные люди, однако, эти спортсмены, – отзывался Вадим уже на расстоянии.

Дядя Леша на мгновение замер, задумавшись, озадаченный медленно тронулся в подъезд.

Вадим подошел к вывеске «Всегда свежий хлеб». Через окно мини-пекарни происходила реализация. Нынче состоялась очередь человек в восемь (из мужского – один интеллигентного вида старичок). Вадим беззаботно пристроился.

Прелюдия, однако, длилась недолго, зигзагами приблизился непотребного состояния и вида верзила. Подойдя, основательно остановился перед устьем очереди – размашисто колебался – укоризненно наладился смотреть в аккуратную мадам, сложившую руки с сумкой внизу живота. Мадам, коротко бросив на товарища взгляд и тут же равнодушно убрав, кожей чувствуя, что пялятся на нее, снова уже более чувственно мигнула в его сторону.

Первое волнение нерва передалось через переступание ног. Руки разомкнулись и легли вдоль тела. Мадам взглянула на соперника возмущенно. Уже негодование рисовал величественный отворот головы… Наконец детина громогласно, голосом сиплым и корявым известил:

– Слышь, сударыня! Дай десятку – на билет в оперу не хватает.

Незамедлительно, пожалуй что тренированно, женщина противно, не согласуясь с фактурой, взвизгнула:

– Какая опера?! Кто тебя, забулдыгу, в оперу пустит! Место тебе… – Дама явно не находила достойной области. Пришло озарение: – В балете!

Предложение не оставило субчика равнодушным – он размышлял, что явствовало из увеличившейся амплитуды качания.

– Хорошо, – согласился наконец, но не без компромисса, – тогда две.

– Вы посмотрите на него! – Возмущение мадам было обращено уже к очереди. Она сделала новое предложение: – А в милицию не хочешь?

– Ну ты, овца – глохни, – угрожающе возразило существо, однако от оппонента отодвинулось.

Соискатель пустился дерзко обозревать очередь взглядом, несомненно, выискивая очередную жертву. Заметим, Вадим несолидно скосил взгляд куда-то в стену. Тем временем последовало очередное сообщение:

– Здорово что ли! – Так с угрюмым задором объявил член общества интеллигентному старичку.

– Разве мы знакомы? – потерянно лепетнул подопытный.

– Ты чо!! – пораженно выпучив глаза, расстроился человек. – Бухали же недавно у Славки Смирнова!!

– В каком смысле? – подавленно простонал дедуля. – Помилуйте, никакого Славку я не знаю. Более того, я совершенно не пью.

– Перестань, – снисходительно уже и благоволя пропел товарищ и, обняв друга, просипел: – Зинка-то, курвища – ну помнишь, без зубов которая – крякнула, паленой водкой траванулась!

– Послушайте… – дедок сделал хилую попытку освободиться – куда там! – Послушайте… – На этом словарный запас иссяк.

Экзекутор вошел в положение, еще теснее прижав другана, вдохновенно предложил:

– Ну чо – берем чекунявый, и мама не свисти!?

У старичка отчаянно затряслась нижняя челюсть, тело обмякло, ноги пошли подкашиваться. Неизвестно, чем бы все кончилось, если б настырное существо не увидело Вадима. Нечто вроде столбняка мгновенно прохватило дядю, грудь мощно вздулась, глаза полезли из орбит. Мощным рыком он озвучил манипуляции:

– Версилов!!.

Нет, Вадим, ты зря убираешь глаза, вся очередь – думается, с облегчением – понимает, Версилов ты.

– Версилов!!! – прогремел дубль, монстр угрожающе придвинулся к Вадиму.

Наш, вынужденный узнать, что означает это слово, обратил взор к чуду. И получил за опрометчивость:

– Ты, подлец, какого хрена здесь делаешь?

Вадим на всякий случай оглянулся. Ноль. Возвратил взгляд.

– Ты, Версилов, не должен здесь находиться, а должен платить моей сестре алименты! – продолжил мысль орясина тоном проникновенным и веским.

– Это ко мне что ли? – отчего-то к очереди обратился Вадим.

Оная поспешно спрятала глаза, всем видом подчеркивая, что именно к нему. Вадим устремил взгляд к домогающемуся и объяснил:

– Вы, дружище, путаете. Я далеко не Версилов. Относительно сестры совсем не обессудьте.

– Ты мне Ваньку не валяй! Ты, – мужик, сжав кулак, процедил сквозь зубы уже напористо и зло, – Версилов, и цельный год путался с Клавдией. А как ребенка состряпал, так и убёг, сволочь! – Дальше душевно заключил: – Алименты сюда. Быстро!!

Вадим прыснул, но сразу утих, ибо гробовое молчание очереди создало атмосферу ситуации, в которой не все так уж просто. Амбал усугубил, говоря сочувствуя:

– Ты знаешь, ведь я теперь тебя бить стану! – Рот его открылся в улыбке, откуда зловеще блеснули гнилые зубы.

У Вадима вдруг проснулись эмоции. Он был возмущен, растерян – перепуган, наконец. И сработало существо, из закромов выползли слова – через улыбочку:

– Слушай, парень! Я понимаю, у тебя похмельный раж – кочевряжишься тут. Только нужно и меру иметь. – Похоже, нашел, что вступление не достаточно дипломатично, тон изменился: – В тебе, поди, метра два росту и килограммов – за центнер (Вадим, конечно, врал), а пристаешь к немощным. Что-либо соразмерное бы поискал.

Голиаф пораженно выпучил глаза:

– Ты что, Версилов, совсем дурак?! Кто подюжей, он и сдачи даст! А тут как славно… Не-е, я, пожалуй, тебя отмутузю.

С этими словами Глумила расторопно засучил рукав, далее сгреб плечо Вадима и занес кулак над головой.

Здесь произошло неожиданное – наш друг чуть отпрянул назад, несколько присел, одновременно отведя ногу как опору, страстно глядя в лицо визави, упруго разогнулся и треснул антагониста снизу кулаком в подбородок… Дальше наступило совсем чудесное. Дядя несильно взбрыкнул головой, взгляд его, упертый в собеседника, блеснул удивлением и быстро угас. Ноги подогнулись, он неспешно ополз вниз и грузно повалился на спину.

Все это вызвало окончательный испуг Вадима – видно, что такой прыти, тем более результата, ожидать не мог. Он наклонился к поникшему и принялся тормошить, в ужасе причитая: «Эй, товарищ… э, дружище».

Примечательно, что мнение очереди относительно случившегося разделилось. Одни – в их числе, разумеется, очутились дамочка и старичок – характеризовали деяние как «поделом». Другие сетовали в том смысле, что можно было и аккуратней.

Детина, между тем, благодаря заботе, зашевелился. Судя по всему, его происшедшее не очень-то огорчило. Он медленно открыл глаза, широко – а почему не мечтательно? – глядел в небо и уютно елозил спиной по асфальту. Вадим, успокоившись, выпрямился, лицо приобрело независимую, разве не удалую мину.

Тем временем шла женщина с коляской – верзила же перегораживал путь. Вадим – прямо скажем, гордый собой – наклонился к вещи и потянул за рукав, предлагая:

– Слышь, сокол, ты бы встал на время, тут женщина пройти хочет.

Пернатое, скосив на Вадима глаза, с полным пониманием предмета, абсолютно ответственно заявило:

– Нет, ты не Версилов…

Несмотря на героизм, входил в квартиру товарищ, возвратившись с провиантом и помня о намерении Ирины относительно Артема, осторожно. Стояла относительная тишина – ура, шторм угадал на отсутствие. Попалась Настя – важная в подтверждение окончания нотации. Там и Артем показался, кажется, еще взвинченный, но уже при резких движениях, что указывало на характер. В общем, ужин – жить, иначе говоря, можно. Семейство сосредоточенно питалось. Первое слово, понятная вещь, произносилось Ириной:

– Артем, навязло говорить, что стол не подставка для локтей. Вообще-то чувство приличия начинается именно с таких мелочей! (А ничего удивительного, пусть проказник не надеется, что ограничится очередной компанией.) – Поза Ирины – во всяком случае, расположение рук – были строжайше выдержаны (Вадим невольно приободрил осанку).

– Даже недостойность должна иметь приличие – Островский, – гордо внесла лепту Настя.

Этого Артем не выносил начисто. Проявилось следующим образом – раздался вопрос:

– Николай Остговский?

– Какой еще Николай? Александр Островский, драматург – однако, о чем я! – Тон не давал усомниться, кто «луч света», а кто – «темное царство».

– Остговский Николай – выдающийся металлург, да будет известно, – съязвил Артем. – Способ закалки стали газгаботал. Не какие-то там «быть или не быть».

Мама сделала мертвое лицо, но быстро сообразила, этим не пронять: