Завещание Инки - Карл Май

…И вот уже надтреснутыми, почти совсем осипшими от постоянных выкриков голосами глашатаи разносят по городу новую весть: «Коррида завтра!» На Буэнос-Айрес опускается теплый, наполненный золотым светом фонарей и ароматом цветущих деревьев вечер. На улицах появляются взволнованные, спешащие куда-то мужчины, но очень скоро жизнь на них замирает, зато заполняются все места в ресторанах и кафе. Особой популярностью в этот вечер пользуются конфитерии — открытые кафе, на террасах которых можно не только съесть пирожное или мороженое, но самое главное — вместе со своими горячими единомышленниками и не менее пламенными противниками обсудить прогнозы на завтрашний день в связи с главным его событием — корридой.

Кафе «Париж» — одно из самых уютных в Буэнос-Айресе — в этот вечер было полным-полно, пустых столиков почти не осталось. Атмосфера в зале была до того наэлектризована предвкушением завтрашних событий на корриде, что никому не казалось неловким или бестактным откровенно прислушиваться к тому, что говорится за одним из столиков, за которым сидели трое аргентинских эспад, желавших назавтра показать свое искусство и испытать судьбу. Эспады были согласны между собой в одном: совершенно напрасно комитет допустил до участия в корриде испанца. Но ничего, они сделают все возможное, чтобы поставить заезжую знаменитость на место, да и где же еще это делать, как не в столице Аргентины, где имеются свои герои, которые не чета этим хилым испанцам, вся слава которых — ну просто-таки дутая, вот и все. Распалившись от сознания собственной значительности, один из эспад громогласно заявил, что уложит на землю североамериканского бизона одним ударом и готов биться об заклад со всяким, кто пожелает, что слово свое сдержит. Пожелавших сделать это в кафе «Париж» нашлось немало.

Неподалеку от этого центра всеобщего внимания стоял столик, за которым сидели четыре щеголевато одетых сеньора, из которых особенно привлекал к себе внимание один. Судя по его мощному торсу и широким плечам, он обладал недюжинной силой, несмотря на свой далеко не юношеский возраст — ему было, судя по седой, хотя еще и густой шевелюре и окладистой седой бороде, лет примерно пятьдесят или около этого. Загорелое и обветренное его лицо наводило на мысль, что этот человек может оказаться всего лишь обыкновенным гаучо из пампы [5], однако его безукоризненно элегантный, сшитый по последней парижской моде костюм говорил о совершенно обратном. Трое его тоже загорелых спутников выглядели не менее элегантно. Загадочная четверка сидела молча, но после хвастливого заявления эспады о том, что он убьет бизона ударом ножа, один из них нарушил молчание и обратился к белобородому с вопросом:

— Карлос, ты слышал, что сказал сейчас вон тот говорун?

Белобородый ничего не ответил, только кивнул головой в знак того, что, мол, да, слышал.

— И что ты скажешь по этому поводу?

Белобородый опять обошелся без слов — пожал плечами и иронически улыбнулся.

— И я так думаю, — поддержал его спрашивавший. — Я что-то слышал о том, что с местными быками удаются иногда такие фокусы, но ты охотился на этих североамериканских зверей и лучше, чем мы, знаешь их. Скажи все-таки: что ты думаешь об этом? А мне кажется, что этот эспада, похоже, попадет в трудное положение, если заключит столько пари.

— Согласен. Словами бизона не уложишь.

Эти слова белобородый Карлос произнес несколько громче, чем требовалось для того, чтобы его расслышали соседи по столику. Расхваставшийся эспада услышал их, вскочил со стула и спросил весьма с нервной язвительностью:

— Сеньор, не могли бы объяснить получше, что именно вы имеете в виду?

Белобородый не спеша смерил его фигуру равнодушным взглядом и спокойно ответил:

— Почему бы и нет? Но сначала я хотел бы узнать ваше имя.

— Мое имя в этой стране известно любому ребенку! Я Антонио Перильо!

Лучистые глаза белобородого великана на мгновение затуманились. Он опустил веки и произнес все тем же равнодушным тоном:

— Мое имя известно не меньше вашего. Я — Хаммер.

— Это немецкое имя?

— Немецкое, вы не ошиблись.

— Значит, вы немец?

— Естественно.

— В таком случае вам лучше держать ваш рот на замке, особенно когда дело касается здешних обычаев! Я — портеньо, если это вам о чем-нибудь говорит!

Он произнес слово «портеньо» с неподражаемым пафосом и при этом еще с гордостью огляделся вокруг. «Портеньос» называют себя коренные жители Аргентины в отличие от различного рода переселенцев и эмигрантов, и любой из «портеньос убежден, что, безусловно превосходит приезжих некими неоспоримыми достоинствами, а кроме того, обладает в этой стране несравненно большими правами по сравнению с чужаками. Но напрасно эспада думал, что произведет большое впечатление на великана своим выпадом. Тот, казалось, не придал им вообще никакого значения. Эспада просто вышел из себя и, едва сдерживаясь, процедил сквозь зубы:

— Вы позволили себе пренебрежительно отозваться обо мне. Не желаете ли взять свои слова обратно?

— Зачем же? Не вижу в этом никакой необходимости. Как вам уже известно, я — немец. Все немцы любят точность, и если я сказал, что словами бизона не уложишь, то, значит, так оно и есть.

— Каррахо! [6] Какая наглость! Я, самый знаменитый в этой стране эспада, должен терпеть издевательства какого-то немца! Интересно, что вы скажете на то, что я готов немедленно распороть ваше немецкое брюхо моим аргентинским клинком?

— Ничего. Я ничего не скажу, потому что угроза ваша — пустая и не стоит ответа, — ответил Хаммер и переменил позу на более комфортную для его большого тела, не сводя взгляда с портеньо.

В этом взгляде можно было прочесть многое, но только не злость. Однако на распетушившегося эспаду этот взгляд подействовал, как удар током. Он подскочил к обидчику и, запинаясь от захлестнувшей его ярости, спросил:

— И вы что же, не принесете мне извинения за ваши оскорбительные слова в мой адрес?

— Нет, не принесу.

— Тогда я докажу всем здесь собравшимся, что вы трус! И сделаю это немедленно!

И он бросился на немца с кулаками. Но тот ловко и резко уклонился от удара, потом схватил эспаду за обе руки, прижал их вплотную к его туловищу и так, с прижатыми руками, и поднял его в воздух и отшвырнул к стене.

Одновременно с тем, как тело эспады рухнуло вдоль стены на пол, все посетители кафе повскакали со своих мест. Антонио Перильо был одет хотя и не столь хорошо, как его противник, но тоже на европейский лад, поэтому трудно было ожидать, что он сумеет спрятать под тесным сюртуком длинный нож, которым пользуются обычно гаучо [7] и с которым все прочие, заносчиво именующие себя «портеньос», как правило, не расстаются. Однако Перильо все же вытащил откуда-то такой нож и, бешено сверкая глазами, пошел с ним на противника. Но тот даже ни на дюйм не сдвинулся со своего места, подождал, пока Перильо подойдет поближе, и молниеносным движением перехватил занесенную над ним руку с ножом, сжав ее с такой силой, что эспада, взвыв от боли, выронил нож на пол. И тогда немец бросил ему презрительно: