Заговорщики - Олег Гладов

Помню, это было в четверг – день, когда я впервые вскарабкался на брошенное под открытым небом «пособие». Недавно прошел дождь, почти стемнело, но мне очень уж хотелось увидеть, что происходит внутри этой сверкающей коробки, в которую превратили бывший спортзал. Из кабины крановщика с выбитыми стёклами, где когда-то упорный и смелый наложил невидимую во тьме кучу дерьма, неслабо воняло. Списывать на голубей этот неясный акт не имело смысла.

Во дворе, где я провел своё детство, была голубятня. И уж кому как не мне знать, что если пара десятков птиц попытается повторить нечто подобное – результат будет смехотворным. Что значат их жалкие каки по сравнению с человеческим гением? Я решил, что если это и была какая птица – то наверняка кукушка. Потому как голубиные, вороньи и даже чайкины какашки все мы видели и, как следствие, нюхали. А вот кукушкины – нет. Был вечер четверга, из кабины воняло. Я, подстелив под задницу газету и изредка болтая ногами, сидел на высоте пяти метров, курил и смотрел в узкую полоску стекла. В теннисе я не смыслю. Даже в настольном. Единственное для чего я использовал ракетку – да и ту от бадминтона – это когда в середине восьмидесятых кривлялся перед зеркалом под музыку «Модерн Токинг». Я переживал обычную гормональную трагедию советского подростка и вечерами был Дитером Боленом. А ракетка была гитарой, по многочисленным струнам которой я самозабвенно лупил. Томасом Андерсом я не был никогда. Уж больно у него был пидорский вид. И жена – уродина.

Часть тех, кто приезжал в крытый корт на, однозначно, недешёвых автомобилях, по-моему, смыслили в теннисе не больше моего. Все десять минут пока я курил сигарету, потный дяхон в белой футболке и шортах, колыхая необъятным пузом, словно слонёнок метался по видимой мне части площадки, безуспешно размахивая своей ракеткой. Этот мутант, потративший неслабые деньги на свои шорты, абонемент в клуб и «настоящую-теннисную-бутылочку-для-воды-с-трубочкой» даже ни разу не попал по мячу. На его сосредоточенно-тоскливом лице чётко отпечаталась мысль: «На х*я мне всё это нужно?!». Однако кто-то, находящийся по другую сторону сетки и невидимый мне, отлично знал своё дело и посылал мячи, планомерно выигрывая у слонёнка.

Закончилась эта игра после того, как мяч, пущенный со снайперской точностью, попал прямо в нос конкуренту Агасси. Ракетку он бросил, схватился обеими руками за лицо и окрасил белую свою футболку в красное.

– Ай-яй-яй, – сказал я, прикуривая вторую сигарету. По тому, как шевелил губами раненый в хобот слонёнок, я понял, что говорит он на неспортивные темы. Тут оказывается не так скучно. Сейчас он вломит своему инструктору, какому-нибудь кандидату в мастера спорта из Твери, и будет вообще весело. Но он не вломил. И я бы не вломил.

– Ого, себе… – сказал я и даже чуть привстал, что бы получше рассмотреть. Скажите, а Курникову, правда, называют красивой? Я вот всегда считал ажиотаж вокруг неё слишком преувеличенным. А после того, как увидел снайпера, расквасившего нос долбану с ракеткой, – тем более. Курникову в интернат для умственно-отсталых – преподавать физру. «Мисс мира» ту да же – воспеткой. А всех тёток с подиумов – уборщицами.

– Мля… – произнёс я. А белая майка на два размера меньше – это так нужно по правилам? Не знаю. Но то, что под этой маечкой, – мне нравилось. Я потом до самого закрытия зала сидел на мостовом кране и смотрел, как она – теперь уже на видимой стороне корта – подавала и принимала мячи, встряхивая собранными в хвост белыми волосами, носилась по искусственной траве, демонстрируя, что – да, под этой ослепительно белой юбкой такие же ослепительно белые трусики.

– Fuck! – сказал я, когда она в первый раз наклонилась, готовясь принять подачу: уж очень короткой была её юбка.

Беленькая. Чистенькая. От белых кроссовок и носочков до белой резинки, стягивающей её волосы. Как должен выглядеть мужчина, которому «можно»?

– Fuck! – сказал я ещё раз, когда свет в зале потух. Посидел немного, ожидая пока мой почуявший добычу орган перестанет оттопыривать штаны и мешать при ходьбе. И подумал: в душевых спортзала есть отдушины, выходящие на крышу? А ночью, вытирая липкую после неимоверного сна простыню, в котором виденная мной теннисистка вытворяла нечто невообразимое, я вспомнил, что из-за бесконечных трипов по барам, нормального фака у меня не было целую вечность.

Если бы существовала премия «Мудак Тысячелетия», её бы получила половина тех, кого показывают по телевизору. Во всяком случае, все эстрадные звёзды конца восьмидесятых-начала девяностых, стопудово. Имеются ввиду мужчины, которые натягивали на себя лосины, стриглись у одного с Пугачёвой парикмахера и появлялись на сцене в велосипедных перчатках с обрезанными пальцами. Интересно, им самим не стыдно смотреть своё видео десятилетней давности? Хотя вряд ли. Ещё, небось, и умиляются. Во всяком случае, фронтмен «Ласкового Мая», как был мудаком – так им и остался. Про это даже говорить неоригинально. И так все словно агрессивные мартышки закидывают бедного Юру калом. Ну тут уже ничего не изменишь… Заслужил чувак… заслужил…

Премия «Мудак Тысячелетия» должна была появиться. И появилась. В наших с Готье головах. В тот год мудаки просто толпами просились на «Оскара». Они десятками записывали на свои мобилы заглавную тему из сериала «Бригада», участвовали в реалити шоу и одевались, как футбольная команда «Динамо Киев» в 1988 году. Против этого клуба я ничего не имею. Даже наоборот. Просто наличие сотен Блохиных на улицах страны как-то меня не радовало… В общем, номинантов хватало. И однажды «Мудаком тысячелетия» стал Лёня Кошмар.

Мы как раз пили за здоровье и на деньги Фыла, сменившего «причёску во рту», как выразился Готье. Уже несколько дней золотая статуэтка пылилась в шкафу. Знакомые нам мудаки от политики не появлялись на телеэкране. Безмолствовали мудаки от музыки, не радуя нас своими новыми ужасами. Мы даже заскучали. И вот на восьмой день бездействия жюри воспрянуло духом: в кафе зашёл Лёня Кошмар.

Я заметил его первым. И отхлебнув пива, пнул под столом ногу Готье:

– Не он ли наш клиент, коллега?

Миха повернулся и почти сразу несколько задумчиво ответил:

– ONLY. ONLY он. По любому.

А потом добавил после некоторого молчания:

– Что может заставить человека носить шапку цвета кабачковой икры?

Лёня получил эту странную приставку «Кошмар» не просто так. Это вовсе не производная от его фамилии, как думают некоторые. Фамилия у него как раз таки в поряде – папа Лёни личность известная всей стране с незапамятных времён. Этот уважаемый дядька светился в титрах всеми любимых фильмов ещё, когда женщина, родившая меня, была студенткой и даже не планировала такого счастья, как я.

Папан подарил своему младшему сыну фамилию. От мамы – киноактрисы – Лёне достались известные всему бывшему союзу зелёные глаза и светлые волосы. Ещё отпрыск решил, что талант тоже передаётся по наследству. Он снялся в получивших двух безоговорочных «мудаков» сериале, написал песню для «Фабрики звёзд» и разместил на собственноручно созданном сайте собственноручно же созданный сценарий продолжения «Юноны и Авось» (серебряный «мудак» зрительских симпатий). Всё это я узнал позже. А в тот вечер Готье сообщил мне только, что Кошмар – одноклассник Жу. Что его фамилия – ага, та самая. И что этот тип, который выглядит и говорит как п*дор, – просто пипец какой нудный. Берёт у папы халявные контрамарки, шарится по всем театральным премьерам и называет Абдулова «дядь Саша».

– А потом этот гондон весь вечер об этом рассказывает, – сказал Готье, наблюдая за тем, как Лёня возле стойки пьёт второй бокал коричневого коктейля.

Фыл, опередив меня на пару секунд, спросил, причём тут «Кошмар». Готье, как и я, не привыкший ещё к внятному звуку Фылова голоса, внимательно проследил за его губами.

Оказывается, однажды папа попросил Лёню занять чем-нибудь родственников, приехавших из провинции. Сын поводил их по магазинам, покатал в Парке Горького на каруселях, а потом решил приобщить к миру прекрасного. И повёл тётку со своим кузеном не куда нибудь, а на мьюзикл. На «Норд-Ост». И выбрал этот искусствовед тот же самый день и час, что и племянник Арби Бараева со своими парнями в камуфляже и девчонками в чёрном. После штурма Лёня решил, что он – исключительная личность. Особо он гордился тем, что один из чеченов ударил его прикладом. Когда Лёня давал пространное интервью корреспонденту CNN, то даже продемонстрировал шрам перед телекамерой. Корреспондент оставил от интервью десятисекундный кусок, где исключительная личность в завершении скорбно произнесла сквозь наложенный сверху английский перевод:

– Это был просто кошмар.

По обоюдному согласию новый претендент сразу же обзавёлся извлечённым из шкафа и протёртым от восьмидневной пыли знаком доблести. А потом, когда пива было выпито уже с десяток кружек: