Два мира и любовь - Арье Вудка

1973, Урал

Судьба

Как пепел Храма, яростным дыханьемСудьба моя развеяна по ветру,Где скифские снега и пух воронийМне стелят ложе с камнем в изголовье,И надпись стертая на камне этомПоведать ни о чем уже не может.

1972, Потьма

Скрипичный концерт

В крыльях мятущихся цепкого звона

Слёзы восторга щемятся наружу,

И нестерпимая боль Мендельсона

В небе полощет пленённую душу.

Последний лагерь – 36-я зона Пермской области

На Святой Земле

Синай

Нагие первобытные просторыЭфирной дымкой дышат налегке,И дивные сиреневые горыНа корточках застыли вдалеке.

Вершину роковую различаю,Что думу вековечную хранит.Судьба моя впечатана скрижальюВ ее несокрушимости гранит.

Каким узлом Синай меня отметилИ как настигнуть смог через века?Царит над этой танковою степьюЕго непостижимая рука.

Пустыня затаившаяся внемлет.Вселенной от величья тяжело.И облако таинственно, как древле,Легло на это грозное чело…

А море – ослепительной лазури,Цепочка пальм и белозубье волн,И не хватает только знойных гурий,Чтобы дополнить этот сладкий сон.

И к солнцу из обветренных ущелий,Где гравий и струенье чистых вод,Цветы и пальмы, зелень, птичьи трели, —Густой и дикий аромат плывёт.

Здесь дней творенья дремлющие силыИ в небо погрузившийся простор.Здесь каменные отчие могилы —Котомками на древних спинах гор.

А-Тур, 1978

Праздник Пасхи

Над Сионом весенним, над буйством полейВоздух розовым маслом струится.В эту пору свободы – не бывает светлей —Мир дыханьем умеет молиться.

1982, Тель-Авив

Зрелость

Бездне весенней недолго синетьВ сердце твоем, человече.Лета звенящая, плавкая медьВзвалена будет на плечи.

С ношей срастешься ты, словно верблюд.Как бесконечны пустыни!Медью терпенья одет и обут,Грузно шагаешь отныне.

1982, Тель Авив

Сердцевина

Как прозрачно это тело,Как телесен слог.Что Он сделал, что Он сделал,Неизбывный Б-г?

Далеко, в песках СинаяВечность обронил.Все горит и не сгораетКуст, Израиль, Мир.

Стать хочу неопалимымЯзыком огня.Чтобы вздох ЕрусалимаОкрылял меня.

Чтоб над ним расправить перьяОгненным щитом,Защищая от безверьяЛучезарный дом.

1983, Тель-Авив

С того света

Кто мы, что мы?Лыком шиты,Дублены и солоны,Из кандальной, безъязыкой,Озверевшей стороны.

Кто мы, что мы? Дети Данте:Знанья чёрного печатьНикаким письмом талантаНевозможно завещать.

1984, Тель-Авив

«В странном мире мы живём…»

В странном мире мы живём:Тело истлевает в нём,Как пожухлая трава.

Но, печали нас лишая,Остаются, не ветшая,Бестелесные слова.

«Пробитым барабаном молкнет парус…»

Пробитым барабаном молкнет парус.Волна теряет свой прозрачный плед.Нагая, как земля, встречает старость:Немая твердь над суетой сует.

«В стране, опять рождённой словом…»

В стране, опять рождённой словом,Преодолевшим все века,Встречают мудро и суровоЕго дыханье и рука.

Память

Железные цветы страны железной,Где каждый шорох смертью оттенен,Я помню вашу сумрачную бездну.Она жива. Она одна не сон.

И я бреду вдоль проволочной рези.И низок, и тяжел свинцовый свет.И капельки сияют на железе,И ничего на свете больше нет.

1979, Тель Авив

«Ночь. Сигареты бросьте…»

Ночь. Сигареты бросьте.Далекий шакала вой.Огромные звездные гроздьяСгрудились над головой.

Во мрак устремилась колонна.Слоновий разбег тростника,И вееры пальм исступленных,И фары шальная рука.

Вкруг ямы – кромешно и пусто.Засада. Беззвучен отряд.Безлунье. Лишь млечные сгусткиНа бархате черном горят.

«Едкая дымка орудий…»

Едкая дымка орудийИ приторный запах тленаСмешались в горящем Бейруте,В Парисе, не знавшем Елены.

«И в потоке, столь неудержимом…»

И в потоке, столь неудержимом,Омуты бывают и коряги,Мнят они рекою овладеть.

Нас перенесет через запрудуВремя – то, что льдинкой ожиданьяЗябко прикасается к душе.

Песни любви

«Почти смертельно рая дуновенье…»

Почти смертельно рая дуновенье.Замок, ожог несут его лучи.Но у двери одно прикосновеньеОт всех дверей оставило ключи.

Ключи, что властвуют над телом,Своим и некогда чужим,В очарованье оробеломИ в страсти, смявшей рубежи.

Ключи в зеленоокий омутИ в хмель распущенных волос,В безумие, в котором тонут,И где бывать не довелось.

И вдруг становится кромешнойТакая ясная судьба.Земля и небо перемешаны,Но нет Ковчега у тебя.

«Если можешь, избавься от чар…»

Если можешь, избавься от чар.Не лети мотыльком на свечу.Не смогу я унять этот жар,Хоть беды для тебя не ищу.

Не старайся увидеться впредь.Как пронзительна взгляда стрела!Дай свече до конца догореть,Не прожегши резного крыла.

«Лебединая песня любви…»

Лебединая песня любвиЗазвучала в душе и во плоти.Ты ее не зови, не мани,Пусть останется в вечном полете.

Не влеки в повседневную муть,В жар всеядный, в глухую истому.Не вернуть ничего, не вернуть,И объятья раскроешь другому.

Да и нужно ли, сердцем любя,Плоть тугую вести на закланье?Тот пожар, что сжигает тебя,Невозможно лечить расстояньем.

Пусть прошедшее болью нагойПролетает пустыми полями.Что еще, кроме памяти той,Оставляет судьба между нами?

Не уйти от нее, не уйти…Изливается сердце упругоПожеланьем благого путиИ молитвой за нежного друга.

Ведь и мысли о нем и о нем —Не прельщаются ссорой и сором.И пылает, пылает огнемВся душа, подожженная взором.

Как отчаян, ужасен полет!Как все рушится резко и быстро!Лебединую песню поетКаскадера любовь, не артиста…

«Гурия моя…»

Гурия моя,Цветик ароматный,Кто послал тебяИ унес обратно?

Ты в моей крови,На моем пороге:Озеро любвиВ этой жизни строгой…

Заметет зимаВсе, что сердцу мило.Памяти тюрьмаСвет твой сохранила.

Можно одномуЖить тобой часами,Только не пойму:Слезы льются сами…

Гурия моя,Цветик ароматный,Кто послал тебяИ унес обратно…

«И как будто бы жить – не тужить…»

И как будто бы жить – не тужить —Наваждение пьем мы до дна.Как нам пламя сердец потушитьДо того как сгорим мы дотла?

Где источник волшебной воды,Что вернет нам рассудок, покой?И куда убежать от беды,Коль пожар не погасишь рекой?

Как скользить нам над бездной такой,Не срываясь в последний полет?Одержимость всегда под рукой…Утоление – разум вернет?..

«Не могу, не могу, не могу…»

Не могу, не могу, не могу —Расстояния сводят с ума.От себя и от всех убегуВ край, где бродят любовь и весна,

Где ушедшая юность царитИ вином запоздалым пьянит,Где цветением губ и ланитРазбухает пустая сума.

Этой памяти тонкую нитьСердце будет навеки хранить.Дней потоки бурлят, как вода,Но не смоют ее никогда.

«Зачем так сердцу нравится…»

Зачем так сердцу нравится —И в боль ему, и в ладМечтательной красавицыИ поцелуй, и взгляд?

Те годы, те мгновения —Умчался их отряд,Но все прикосновенияПод кожею горят.

Как будто прорастают тамСвечами семена,Как будто расцветают намИные времена.

И вспять по непрожитому,Снося плотин лимит,Речищи львиной рыканьеПорогами гремит.

Беспутие, безлуние,Не протрубить отбой.Безумие, безумиеСтановится судьбой…

«Мы присядем с тобой у стены…»

Мы присядем с тобой у стены.Расскажи, расскажи мне, дружок,Как не тают снега сединыНа пожарищах бархатных щек?

Расскажи, расскажи поскорей,Как попал я в волшебные сны?Как закаты моих октябрейОбагрили рассветы весны?

Как нам сладить с такою судьбой:Что наитье тебе говорит?И куда нам деваться с тобой,Если эта звезда догорит?

Ждет нас завтра хамсин или снег,Рай свиданья, разлука ли вновь,Но приязнь, сродняя навек,Дополняет большую любовь.

Переводы с иврита стихов израильской поэтессы Рахель