Верь. В любовь, прощение и следуй зову своего сердца - Камал Равикант

радужки глаз молочного цвета. Когда монеты падают в ее миску, она потряхивает ею, заставляя их звенеть. Женщина рядом с ней тянет ко мне свою миску. Мои карманы пусты.

«Мне жаль», – говорю я, но мы разговариваем на разных языках.

Она наклоняет голову и открывает рот. Ее лицо изборождено морщинами, а руки иссохли. Она встряхивает миску.

«Мне очень жаль».

Она опускает миску и смотрит вниз. Дети хватаются за мои карманы. Водитель отгоняет их прочь.

Сидя в гостиничном номере – вдали от толп и погребальных костров, – я разворачиваю карту Индии и обвожу контуры пальцем. Пустыни, реки, долины, озера, горы. Я тру глаза тыльной стороной ладони, пока карта не начинает расплываться.

О его диагнозе мне рассказала моя тетя. Я уставился на черно-белую плитку на кухонном полу, держа в одной руке недоеденный бутерброд с тунцом, говорил «угу» в трубку, слушал ее речь и все это время с трудом сглатывал, чтобы воспоминания не подступили к горлу. «Он твой отец, – сказала она. – То, что было раньше, не имеет значения. Ты должен позаботиться о нем».

Сквозь закрытые ставнями окна доносятся гудки авторикш и легковых автомобилей. Я моргаю и снова фокусирую взгляд на карте. Цвета разделяются. Линии замыкаются и образуют границы, дороги, реки. Я выполнил то, ради чего приехал сюда. Что дальше? Я не готов вернуться домой. Приезд в эту страну, где родился мой отец, глубоко потряс меня.

Воздух влажный и пахнет раат ки рани [2] – маленьким белым цветком под названием «королева ночи». Под потолком скрипит вентилятор. Я вспоминаю Джорджа Мэллори – любимого героя моего детства. Когда его спросили, почему он хочет покорить Эверест, он ответил: «Потому что он есть». Это был самый правдивый ответ, который когда-либо встречал в книгах десятилетний мальчик. То же самое справедливо и в двадцать семь лет. Возможно, даже когда я буду старше.

Что делать дальше? Продолжать двигаться. Оставить позади прошлое, страхи, вину и раствориться в новом. Когда есть движение, есть и действие. А если действовать, то, возможно, найдутся ответы.

Следующие два месяца я скитаюсь по северу. В купе поезда – с семьями, которые едят из круглых жестяных банок, а воздух наполняется запахом паратхи [3], они жестикулируют и приглашают меня разделить с ними еду. По улицам – мимо волов с понурым взглядом, верблюдов, тянущих деревянные повозки, и женщин в ярких сари, с венками из белых цветов в волосах, на мотоциклах. В старых автобусах, которые еле тащатся вверх по извилистым дорогам, а в это время водители тянутся, чтобы стереть влажную пелену с ветрового стекла голыми руками.

Я оказываюсь в Дхарамсале – маленьком, покрытом облаками городке в предгорье Гималаев. Здесь находится монастырь Далай-ламы. Каждое утро я выхожу из своего гостевого дома, чтобы посидеть в главном святилище и послушать гортанные песнопения монахов в оранжевых одеждах, пока у меня не затекают ноги.

Однажды на рассвете я выхожу на улицу, чтобы передохнуть и размяться. Старый монах вращает молитвенные барабаны, встроенные в стены. Ему требуется много времени, чтобы раскрутить их все. Он повторяет этот процесс несколько раз.

Что это значит – стать монахом, отказаться от жизни, любви и семьи, сосредоточиться только на своем внутреннем «я»? В следующий раз, когда он приближается ко мне, я кланяюсь. Он кланяется в ответ и поднимает руку в благословении. Другой рукой он держит нить крупных деревянных бус.

«У меня есть вопрос».

«Хорошо», – говорит он шепотом.

«Как вы находите покой?»

На мгновение он становится серьезным, затем улыбается самой широкой и теплой улыбкой. Позади него, далеко-далеко, виднеются остроконечные горы. Я чувствую, должно быть, то же, что и они, когда солнечный свет окутывает их после холодной зимней ночи.

«Все просто, – медленно отвечает он. – Простой вопрос».

Я усмехаюсь. «Только не для меня».

«Откуда ты?»

«Из Америки».

Он задумчиво кивает головой, как будто это все объясняет.

«Я говорю “да”, – говорит он. – Всему, что происходит, я говорю “да”».

Он кланяется и возвращается к своим молитвенным барабанам. Снежные шлейфы лениво скользят по горным вершинам, восходящее солнце окрашивает их в золотисто-желтый цвет.

Вернувшись в гостевой дом, я рассказываю итальянскому туристу о своих странствиях за последние несколько месяцев. В отличие от других заезжих бродяг, я не присоединялся ни к каким ашрамам и не участвовал в рейв-вечеринках на Гоа. Даже не посетил ни одного занятия йогой. Черт возьми, я бы не смог медитировать, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Я впервые оказался за границей, на моем счете меньше пяти тысяч долларов, и я лишился работы. И все же я не могу остановиться.

«Понимаю», – говорит он.

Он только что окончил колледж, но уже побывал более чем в дюжине стран. Он рассказывает мне о местах, которые хочет посетить, но его мечта – совершить паломничество в Испанию под названием «Камино де Сантьяго». В свое время его дед и отец совершили его, и однажды, прежде чем он женится, он сам вместе со своей будущей невестой пройдет этим путем.

«Каждый находит себя на Камино, – говорит он. – Каждый».

Почти полная противоположность итогу моих скитаний до сих пор.

«Сколько это займет времени?» – спрашиваю я.

«Где-то неделю», – говорит он. Звучит довольно легко.

Я направляюсь на юг и думаю об этом все больше и больше. Испания. Земля Дон Кихота. Вина. Паэльи и фламенко. Все совсем по-другому, чем здесь. Возможно, так даже будет лучше, поскольку это не имеет никакого отношения к моей истории, ничто не пробудит воспоминаний. К тому времени, когда я добираюсь до дома своей тети в Нью-Дели, Испания все больше занимает мои мысли.

На дворе апрель, а жара уже невыносимая. Я провожу дни в саду, изучая коллекцию учебников по антропологии, собранную мужем тетки. Я занимаюсь только этим, ну и еще изо всех сил избегаю ее вопросов. Я провожу ночи, слушая, как сторож ходит по улицам, дует в свисток, стучит бамбуковой тростью по земле. Настало время спустить курок.

«Что ты собираешься делать?» – спрашивает меня тетя однажды утром за завтраком.

Когда-то я знал ее только по фотографиям и телефонным разговорам. Теперь я живу у нее дома, ем чапати [4] и дхал [5].

Затем, обращаясь к своему мужу, она повторяет ежедневно, как мантру:

«Самолет мальчика улетел, пока он скитался по окрестностям».

Она протягивает руку, ерошит мои волосы. Они отросли, мне пора вернуться к короткому ежику. Я скучаю по ощущению свежей стрижки.

«Когда ты собираешься жениться, бета [6]?»

Если вы одиноки,