Драматическая трилогия (сборник) - Алексей Толстой

Не приведи господь!

Захарьин.

Не приведи! Нам нужен властный царь,

А не опека над царем!

Мстиславский.

Вестимо!

И сам Иван Васильич указал,

Чтоб из себя мы выбор учинили.

Шереметев.

Кого ж тогда?

Щербатый.

Да уж кого ни взять,

Он должен быть породы знаменитой,

Чтоб все склонились перед ним.

Сицкий.

Нет, князь!

Пусть тот царит, кто доблестней нас всех!

Его искать недалеко – Никита

Романович Захарьин перед вами!

Говор.

У царского кровавого престола

Он тридцать лет стоит и чист и бел.

Он смелым словом тысячи безвинных

Спасал не раз, когда уже над ними

Подъятые сверкали топоры.

Себя ж он не берег. Всегда он смерти

Глядел в глаза – и смерть, нам всем на диво,

Его главы почтенной не коснулась —

И стелется пред нами жизнь его

Без пятнышка, как снежная равнина!

Голоса.

Захарьина! Захарьина! Никиту

Романыча! Захарьина на царство!

Трубецкой (к Сицкому).

Кто против этого! боярин чист!

Корить его не станем. По заслугам

И честь ему мы воздаем; но он

Не княжеского рода – быть под ним

Невместно нам, потомкам Гедимина!

Шуйский.

Нам и подавно, Рюрика потомкам!

Голицын.

Нет, он не князь – нам быть под ним негоже!

Салтыков.

Не князь он, правда, – но с царем в свойстве!

Нагой.

Не он один! С царем в свойстве и мы!

Салтыков.

Ты брат седьмой жены, Захарьин – первой!

Захарьин.

Из-за меня не спорьтеся, бояре!

Благодарю тебя за честь, князь Сицкий,

(кланяется некоторым)

Благодарю и вас, бояре, но

Я чести бы не принял, хоть и все б вы

Меня хотели, я б не принял чести!

Я слишком прост, бояре! Не сподобил

Меня Господь науки государской.

А коль хотите доброго совета,

То есть один, который и породой

И службою нас будет выше всех:

Боярин, воевода, князь Иван

Петрович Шуйский, что теперь сидит

Во Пскове против короля Батура, —

Вот вы кого возьмите! Перед этим

Склониться не обидно никому!

Шереметев.

Нет, Шуйского нельзя! Король недаром

Уж пятый месяц осаждает Псков!

А воевода князь Иван Петрович

Засел в нем на́смерть, и на том он крест

Со всей своей дружиной целовал.

Бог весть, на сколько времени еще

Продлится облежанье; мы ж не можем

И часу оставаться без царя!

Шуйский.

Так как же быть?

Мстиславский.

Не ведаю, бояре!

Шуйский.

Царь ждет ответа – надо кончить выбор!

Захарьин (к Годунову).

Борис Феодорыч! Ты что ж доселе

Не вымолвил ни слова? В трудном деле

Ты выручал нас часто из беды —

Скажи, как мыслишь?

Годунов (встает).

Мне ль, отец названый,

Мне ль говорить теперь, когда исхода

Напрасно ищут лучшие из вас?

Но если вы мне речь вести велите,

То я скажу, бояре…

Голоса.

Громче! Громче!

Не слышно!

Годунов.

Мне казалось бы, бояре…

Голоса.

Не слышим! Громче!

Захарьин.

Да зачем ты сел

Так далеко и ниже всех, Борис?

Иль места ты не знаешь своего?

Не слышно нам! Ступай сюда, поближе!

(Берет его за руку и подводит к середней лавке.)

Вот где тебе приходится сидеть!

Годунов (кланяется на все стороны).

Бояре, вы великих предков внуки!

И ты, названый мой отец, Никита

Романович, наставник мой любезный!

Я б не дерзнул мое вам молвить слово,

Когда б вы сами мне не приказали!

Салтыков.

Куда он гнет?

Нагой.

Хвостом вертит, лисица!

Салтыков.

А забрался-таки на середину!

Нагой.

Небось он даром на конце сидел!

Голоса.

Тс! Тише! Смирно! Слушать Годунова!

Годунов.

Вам ведомо, великие бояре,

Какие на Руси теперь настали

Крутые времена: король Батур

За городом у нас воюет город;

В его руках Усвят, Велиж и Полоцк;

Великих Лук уж взорваны им стены,

И древний Псков, наш кровный русский город,

Бесчисленным он войском обложил.

Меж тем в Ливонию ворвался швед,

Завоевал Иван-город, Копорье;

А там с востока и с полудня хан

Опять орду вздымает; сотни тысяч

Уже идут на Тулу и Рязань;

Болезни, голод, мор – а в довершенье

Нам черемисы мятежом грозят!

Бояре, можно ль при такой невзгоде,

При горестном шатанье всей Руси,

О перемене думать госуда́ря?

Положим, вы такого б и нашли,

Который был бы по́ сердцу всей Думе, —

Уверены ли вы, что и народ

Его захочет? что угоден будет

Он всей земле? А если невзначай

Начнутся смуты? Что тогда, бояре?

Довольно ли строенья между нас,

Чтобы врагам, и внутренним и внешним,

Противостать и дружный дать отпор?

Великая в обычае есть сила;

Привычка людям – бич или узда;

Каков ни будь наследственный владыко,

Охотно повинуются ему;

Сильнее он и в смутную годину,

Чем в мирную новоизбра́нный царь.

Полвека будет, что Иван Василич

Над нами государит. Гнев и милость

Сменялись часто в этот длинный срок,

Но глубоко в сердца врастила корни

Привычка безусловного покорства

И долгий трепет имени его.

Бояре! Нам твердыня это имя!

Мы держимся лишь им. Давно отвыкли

Собой мы думать, действовать собой;

Мы целого не составляем тела;

Та власть, что нас на части раздробила,

Она ж одна и связывает нас;

Исчезни власть – и тело распадется!

Единое спасенье нам, бояре,

Идти к царю немедля, всею Думой,

Собором целым пасть к его ногам

И вновь молить его, да не оставит

Престола он и да поддержит Русь!

Говор.

Он дело говорит! – Мы без Иван

Василича пропали! – Лучше прямо

Идти к нему! – Он государь законный! —

Под ним не стыдно! – Да! Идти к нему! —

Просить его! – Просить его всей Думой!

Сицкий.

Бояре! Бога ли вы не боитесь?

Иль вы забыли, кто Иван Василич?

Что значат немцы, ляхи и татары

В сравненье с ним? Что значат мор и голод,

Когда сам царь не что как лютый зверь!

Шуйский.

Что он понес? Да он царя бесчестит!

Мстиславский.

Князь Петр Ильич! Да ты с ума сошел!

Сицкий.

Не я, а ты, вы все ума лишились!

Иль есть из вас единый, у кого бы

Не умертвил он брата, иль отца,

Иль матери, иль ближнего, иль друга?

На вас смотреть, бояре, тошно сердцу!

Я бы не стал вас подымать, когда бы

Он сам с престола не хотел сойти, —

Не хуже вас Писание я знаю —

Я не на бунт зову вас – но он сам,

Сам хочет перестать губить и резать,

Постричься хочет, чтобы наконец

Вздохнула Русь, – а вы просить его

Сбираетесь, чтоб он подоле резал!

Годунов.

Князь, про царя такие речи слышать

Негоже нам. Ты молвил сгоряча —

Доносчиков не чаю между нами —

Тебе ж отвечу: выбора нам нет!

Из двух грозящих зол кто усомнится

Взять меньшее? Что лучше: видеть Русь

В руках врагов? Москву в плену у хана?

Церквей, святыней поруганье? – или

По-прежнему с покорностью сносить

Владыку, Богом данного? Ужели

Нам наши головы земли дороже?

Еще скажу: великий государь

Был, правда, к нам немилостив и грозен;

Но время то прошло; ты слышал, князь,

Он умилился сердцем, стал не тот,

Стал милостив; и если он опять

Приимет государство – не земле,

Ее врагам он только будет страшен!

Голоса.

Так! Так! Он прав! Он дело говорит!

Сицкий.

Боярин, ты сладкоречив, я знаю!

Ты хитростным умеешь языком

Позолотить все, что тебе пригодно!

Вестимо: ты утратить власть боишься,

Когда другой на место Иоанна

Возьмет венец! Бояре, берегитесь:

Он мягко стелет – жестко будет спать!

Годунов.

Бояре все! свидетельствуюсь вами —

Не заслужил я этого упрека!

Вам ведомо, что власти не ищу я.

Я говорил по вашей воле ныне —

Но, может быть, я и не прав, бояре;

Меня князь Сицкий старше и умней;

Когда вы с ним согласны, я готов

Признать царем боярина Никиту

Романыча или кого велите!

Голоса.

Нет, не хотим Захарьина! Не надо!

Годунов.

Иль, может быть, Мстиславского, бояре?

Голоса.

Нет, не хотим! И сами мы не меньше Мстиславского!

Годунов.

Иль Шуйского, бояре?

Голоса.

И Шуйского не надо! Быть под Шуйским

Мы не хотим! Хотим царя Ивана!

Сицкий.