Знамя бригады - Аркадий Кулешов

4

Жил лесник со своей лесничихойВозле заводи тихой,Возле озера, в чаще глубокой,От селений далеко.К тем селеньям знакомымОт жилья лесниковаШли, конечно, дороги лесные,Дороги глухие.Заросли они серыми мхами,Кустами, грибами,Заросли, потому что лесникКолесить по кустам не привык:Он лишь ради базарного дняЗапрягал порою коня,Чаще ж он по делам неотложным,По служебным делам всевозможнымОтправлялся дорогой иною —На лодке водою.

Жил лесник со своей лесничихойВозле заводи тихой.Тут-то мы комиссара больногоПоложили у хаты сосновой.Нам воды было нужно,А фляга — пустая,И хозяйка сказала радушно,Березовый сок подавая:— Пейте, милые, сколько хотите,А товарища в хату несите…

Острых кос восемь штукЛесниково скрывало застрешье.Разве ж он для своих только рукСтолько их понавешал?Мы с хозяином косим,Но об этом не спросим…Пять сынов или восемьУ хозяина было? Не знаемИ допытываться не желаем.Мы об этом не спросим его,Потому что не видим ни одного,Потому что, придут ли с войныЛесниковы сыны,Мы не знаемИ тревожить его не желаем.Видит наши мозоли лесник,Лица в каплях обильного пота,И уж знает старик:Мы от сельской отвыкли работы.Молча день мы проводим в труде,Свищут косы стальные.Как мы жили и гдеИ посты занимали какие?Он об этих не спросит делах,Ждать не станет ответа,—Знает так, что на прежних местахНас теперь уже нету.

Окликая озерные дали,Кукушки с утра куковали,Будто клены, березы считали,Комиссару здоровья желали.Комиссар понимал, улыбался,Слушал их,Поправлялся.

С комиссаром у насМолчаливый, нерадостный сговор:Заведем мы беседу подчас —О бригаде ж ни слова.Так семья замолкает пороюОб умершем сыне иль брате,—Долго имя его дорогоеНе произносится в хате.Да и незачем боль растравлять:Похоронен родной и не встанет,Раны не к чему посыпатьГорькой солью воспоминаний.Прочь мы гоним вспомин,Прочь незваный, непрошеный гоним,Потому что у нас не один,Не один человек похоронен.Кто об этом сказал?Мы не верим в рассказы такие,И лишь только закроем глаза —Вновь стоят, как живые,Молодые да рослые,Городские, колхозныеМолодцы,Побратимы,Бойцы.Нет, забыться от горьких тревогБыло нам не под силу.Удержаться Зарудный не мог,И про знамя спросил он:— Цело знамя иль нет?— Цело… С нами оно… — говорю я,— Покажи…—Что придумать в ответ?Показал и себя нее корю я.Развернули мы стяг боевой —Яркий, гордый и в горе.Посмотрел он, потрогал рукойЭто знамя, нам всем дорогое.Еле-еле слезу удержал,Слабый, хворый, привстал на постели.— Выноси! — мне чуть слышно сказал. -Без меня…—Мы, потупясь, сидели.И, смущение наше заметив,Он отрезал сурово:— Не привык я на ветерБросать свое слово.Собирайтесь! Сегодня жПойдете в поход…—Всех он на ноги поднял.К сундукам нас хозяйка ведет,Достает нам дорожные вещи,Словно мать, сыновей собирает.Вижу, куртку мой друг примеряетНа широкие плечи.Может статься, сыновний рабочийКостюм лесничиха дарила.А куда мы идем среди ночи,Она не спросила.Чье же все это? Чье?Не сказала Прасковья.Кто носил — не спросил у нее.Не спросил про сынов я.

Документы прежние спрятаныЗа подкладкой, под ватою,Там же знамя зашито… ПораУходить со двора.Слышны стоны больного —В бреду комиссар.«Разве можно оставить такого? —Печально звенит самовар.—Ваша спешка его доконала.Смотрите,Что сделалось с ним…»Утром хуже Зарудному стало.Мы сидим и молчим.

Дни прошли, миновали,Кукушки откуковали.Мы в просторные лодки входили,И плыли, и плыли.В далях синих и розовыхТучки сходятся стайками.Был закат. Через озероПроводил нас хозяин с хозяйкою.Тихий лес подымался стенойНад извилистыми берегами.Комиссар полковойБыл теперь между нами.Мы его подождали,И этому рад он душою.Вот и лодки пристали,На берег выходим гурьбою.Всех подряд обняла нас Прасковья,И губы ее задрожали.— Как родимых сынов, я,Товарищи, вас провожаю…— Брось ты плакать, старуха,—Лесник уговаривал глухо, —Брось, не надо… — А самОн проводит рукой по глазам.Распрощалися с нами.Пошли. Сели в лодки пустые…

По просторам землиСтежки нас повели.Полевые.

5

Месяц стежку в дубнякСеребристой осыпал метелью.Не могу я никакСо своею освоиться тенью.Только — верь иль не верь —Я бреду в этой куртке короткой.Отвыкать мне придется теперьОт военной походки.Шаг свой полем и лесомПечатаю под псевдонимом:Был я Рыбкой Алесем,Стал Полыном Никодимом.Да, теперь я — Полын,А товарищ мой — Ворчик Никита,А Зарудный — Смирнов: не одинЯ иду возле жита.

Ой, скосили его пулеметы,Под корень скосили!Сапогами немецкой работыЕго молотили.

Танки, сталью покрытые,Жито мололи,Вражьи кони копытамиХлеб замесили на поле.

Тесто кровью враги поливали,В самом пекле пекли-выпекали.И лежит, словно камень,Хлеб немецких пекарен.

На дороге лежит каравай,Как на белой холстине,Дармовой — только рот разевай!С горя, может, разинешь.

Полем трое нас шлоПо тропе незнакомой.Мы решились, мы входим в село,Слышим крики и гомон:Окна свет заливает,Скрипач плясовую играет.Кто нас может в селе задержать?Справки с нами, в кармане лежат.Есть и подпись на них и печать,—Дескать, выпущены из острога.А задумают арестовать—Мы не маленькие, слава богу.У крыльца рассказала крестьянка,Что за пир, за гулянка:Это свадьбу справляет Медведский,Подлиза немецкий.Он три года назадФерму сжег и судился,Свет прошел, говорят,И домойПеред самой войнойВоротился.С ним идет под венецПод угрозой дивчина:Не пойдешь, мол, так мать и отецГоловою ответят за сына;Донесу, мол, что он большевик,Что теперь он у красных. И точка!..Перепуганный насмерть старикВыдает за него свою дочку.Согласилась и старая матьНа семейной беседе.Гармонист отказался играть,Отвернулись от свадьбы соседи.Пусто в хате. Никто не идет.Только с улицы в окна несмелоНаблюдает народ,Чем окончится дело.

Мы вошли. И гостямПоклонились с порога.Сам Медведский встает и — к дверям:— Что за люди?— Идем из острога…— Заходите. Прошу… — Нас троихОн к столу приглашает.— За здоровье, — кричит, — молодых! -Чарки нам наливает.— Будем пить, как бывало,Будем пить чередой:За здоровье — сначала…— Молодой!..                    — Молодой!..Мы в лицо ее смотрим сейчас,А в лице ни кровинки,Словно тут и не свадьба у нас,А поминки…

Тут по струнам скрипач,Как потерянный, водит.Не «Лявониха» — плачУ бедняги выходит.

Это что ж за порядок такой,Что за скрипка такая?Пилит батька родной,Замуж дочку свою выдавая.

Почему головою поник?Что не грянешь удало?От игры ли отвыкИли выпито мало?

То ль хоронишь ты дочку в тоскеИ от плача все струны оглохли?То ль на светлом смычкеТвои слезы еще не обсохли?

Брось пиликать, приятель,В хатеНемецкого зятя!Ты смычком проведи басовито —Пляшет Ворчик Никита.Вот уж ватник снимает, взгляни,Как на свадьбе он пляшет,Пляшет так, как в бывалые дниВсе плясали по селам по нашим.Пляшет, может, за сотню ног,Громко плещет в ладони.Входят люди толпой на порог —Жаль, что нету гармони.И девчата становятся в круг,Подпевают девчата,Будто все очутилися вдругНа колхозной на свадьбе богатой.Будто немцев селоНикогда не видало.Будто солнце взошло,Будто ночь миновала.И как будто опятьВ поле утро зовет молодоеРожь высокую жать,Жито жать золотое.Снова ясные дали встают,И то громче, то тишеПерепелки над нивой поют…Музыкант, неужели не слышишь?Рад Медведский — и выпил изрядно,И к тому же все вышло так складно:Стало шумно и людно в дому,Мы — причина всему.Полицейские должности намОбещает хозяин в награду.— По рукам? — говорит.— По рукам.— Рады службе?— Конечно же рады. —В круг выходит он:— ПьюЯ за женку свою,А вторую я пьюЗа удачу свою,За честное застолье,За богатое поле.Чтобы гречка цвела,Чтобы речка текла,Чтоб хлеба за рекоюВилися трубою!

И он стискивает кулаки,В грудь колотит:— По-моему будет!Соловки, — он кричит, — СоловкиМеня вывели в люди!Ферму я подпалил? Подпалил!Признаюся вам, люди.«Петухи», что я в полночь пустил,Меня вывели в люди…

Тут встает, опираясь о стол,Наш товарищ Зарудный.— Ты, — сказал он, — не в люди пошел,А в Иуды…И не жито тебе на полях,А каменья уродит земля.Пил я чарку за молодую,Пью другуюЗа мать, за отца,За их сына-бойца.Третью чарку я пьюЗа погибель твою!

Грянул выстрел в затылок Иуде,Мы этого даже не ждали.Не Зарудный стрелял.Что за людиС порога стреляли?Что за люди? Из хаты выходим,Но нигде никого не находим.Мы торопимся — и не зря:На востоке алеет заря,Тает сумрак, дорога светлей…Вышли в поле. Хватился Никита:Его куртка на свадьбе забыта.— Хорошо, — говорит он, — что в нейНичего не зашито…

Мы идем.Начинается жито.

6