Формула Кошачьего царя - Сергей Саканский

– И что ты так долго? – с притворной строгостью спросила девушка, зажигая палочку индийского благовония, вполне уместную здесь.

Жаров поставил на стол бутылку, небрежно бросил рядом заморскую шоколадку, на которую, подумал, также можно было накупить пачку местных… Какая ей разница? Пришел и все, и приятный вечер уже начался. Жаров все же поведал в двух словах, что заглянул к бомжам, расспросил их о Пустырнике.

– Да что там какое-то чудовище, где-то на пустыре! – с досадой воскликнула Лидочка. – Тут в родном доме тебя могут живьем сожрать.

– Ты о чем?

– О котах этих, – Лидочка кивнула на стену.

Жаров меж тем откупорил бутылку, распотрошил шоколадку и налил вино в бокалы, которые вовремя подставила сообразительная Лидочка, предварительно продув их от пыли. Чокнулись, выпили. Жаров произнес свое традиционное:

– За тебя!

Наверное, наличие тетушки и ее котов изрядно сокращает круг Лидочкиных мужчин. Поставив бокал на стол, он присел на край кровати и шлепнул ладонью по покрывалу, приглашая девушку к себе. Та сняла заколку-бабочку, тряхнула головой и ее чудесные волосы разметались по плечам и спине.

– Меня убьет кошка, мне на роду написано, – сказала она, садясь рядом с Жаровым. – Цыганка в детстве нагадала.

– Да что ты такое говоришь? Как может убить кошка?

– Да не знаю я! Бывает, например, что нагадают смерть от воды. Человек будет думать, что он должен утонуть, будет бояться воды. Лишит себя удовольствия купаться в море, не станет ходить в бассейн, плавать на кораблях и так далее. Но как-нибудь однажды, в жаркий день, напьется из родника на Караголе, схватит воспаление легких да и умрет.

– И примешь ты смерть от коня своего… – задумчиво произнес Жаров.

– Что? – вскрикнула Лидочка. – Какого еще коня? Я говорю про кошку, понимаешь, ты, про кошку… Слушай, может, это будет тигр? Ведь он тоже кошка, да? Или это твое чудище на пустыре? Вдруг, оно и есть тигр, который сбежал из зоопарка?

– Да нет, Пустырник, как говорят, больше похож на гориллу.

Жаров поставил засечку: надо бы выяснить, через отдел: не сбежало ли, и в правду, из зоопарка, или из какого-нибудь частного зверинца подобное существо?

– Это меня не утешает, – сказала Лидочка. – Горилла, она ведь тоже родственница кошке.

– Вовсе нет! – рассмеялся Жаров. – Но я вот что подумал. Допустим, лежит где-то дохлая кошка. Ты пнешь ее ногой. И из ее черепа выползет какой-нибудь червяк. Ну, образно говоря… Кошки ведь переносят всякую заразу.

– И я о том же! А она развела тут кошек, и это точно – назло мне! Чтобы я все время страдала, боялась, что подхвачу от них каких-нибудь глистов или чего похуже. Ведь она знает про цыганку, та при ней же и гадала…

– Да за что же ей тебя ненавидеть-то, родную племянницу?

Лидочка замолчала, опустила голову. Волосы упали ей на лицо, сквозь их шелковый поток Жаров все равно видел, что девушка кусает губы, словно в приступе внезапного стыда. Явно была какая-то причина, какая-то история между тетушкой и племянницей, и Жаров давно это предполагал, но Лидочка никогда не раскрывалась полностью. Немудрено: ведь их многолетнее общение вряд ли можно назвать душевным.

Жаров обнял Лидочку, легко сжал ее полное плечо. Медленно провел пальцами снизу-вверх по гладкой шее, осторожно коснулся уха, погладил теплую раковину изнутри. Девушка мурлыкнула, вдруг недовольно дернула головой.

– Душно, – заявила она. – Открой-ка, пожалуйста, окно.

Ничего, подумал Жаров. Мы вас, сударыня все равно… Хоть с закрытым, хоть с отрытым. Никуда вам, принцесса, от нас не уйти!

Пребывая в том волнующем состоянии, что знакомо каждому мужчине в момент, когда все формальности исчерпаны, Жаров прошел к окну и распахнул его. На мгновение задержал взгляд на открывшемся пейзаже. Окраина, пустырь. Вдали по-прежнему горит бочка, будто бы уже в каком-то другом мире. Мелькнула на фоне туманного пятна сгорбленная фигурка, наверное – Кукуруза… Что за ересь несут эти люди про чудовище? Однако, дыма без огня не бывает.

Жаров повернулся, чувствуя спиной прохладный мартовский воздух, идущий из окна плотным потоком. Лидочка все так же сидела на краю кровати, ждала. Он подошел и сел рядом, погладил ее по загривку, потянулся поцеловать, но Лидочка вдруг отвернула лицо.

– Подожди. А теперь вот мне холодно. Иди-ка, лучше, закрой окно.

Так, подумал Жаров. Девушка ломается, что вполне в стиле маленьких принцесс. Но желание дамы закон, тем более – в такой момент.

Жаров вскочил и с треском захлопнул окно, уже не глядя на дальний пейзаж. Вернулся. Теперь-то ничто не помешает…

В следующий миг выяснилось, что он ошибался. Где-то за стеной послышался хриплый, ужасно громкий, отчаянный вопль.

– Это она, чтоб ей пусто было! – воскликнула Лидочка, вскакивая. – Что там еще у нее стряслось?

Жаров вдруг понял, что никакой райской ночи не предвидится, поскольку, судя по силе криков тетушки, с нею происходило нечто совершенно ужасное, и что это ужасное затянется надолго, в самый раз – на всю оставшуюся ночь.

* * *

В обширном коридоре этой дореволюционной квартиры был настоящий простор для истерики. Старая женщина металась от стены к стене, то причитая, то жалобно воя.

– Убили! Убили родного моего! – только и сумел разобрать Жаров.

Где следователь, там и убийство, успел подумать он, выйдя из комнаты Лидочки, пока старушка не бросилась на него.

– Ты! Ты – убил? У-у, журналюга проклятая!

Тетушка заколотила по груди Жарова маленькими сухими кулачками. Жаров отворачивал лицо, боясь, что сейчас ему выцарапают глаза, поскольку, как он заметил, когти у старушки были весьма длинные.

– Кого убили, Анна Трофимовна? – с преувеличенным волнением спросил Жаров, каким-то шестым чувством понимая, что здесь происходит не трагедия, а фарс.

Меж тем коридор заполнялся фигурами котов, они все прибывали, выходя из комнаты тетушки, из соседней, «кошачьей» комнаты, поскольку в своих метаниях тетушка успела распахнуть и эту дверь.

Коты шли по тускло блестящему паркету, прыгали на тумбочку, скидывая с нее обувь, бросались на стену, скатывались на пол… Одна крупная кошка, пятнистая, словно корова, принялась валяться посреди коридора, широко размахивая лапами.

– Пушистик мой! – рыдала старушка у Жарова на плече, уже утратив агрессию. – Совсем извести меня хочет, – гнусаво протянула она. – Извести и отобрать квартиру. Это она убила моего Пушистика!

Лидочка, услышав бормотание тетушки, с досадой махнула рукой, повернулась и ушла к себе. Так, – подумал Жаров. – Следовательно, меня уже исключили из числа подозреваемых.

Закрывая лицо ладонью, Анна Трофимовна указала на дверь своей комнаты. Жаров недоуменно заглянул туда. Он не сразу заметил в нагромождении мебели то, что вызвало все эти бурные чувства.

У восточной стены комнаты был старинный камин, вряд ли хоть раз использовавшийся в современном мире центрального отопления. В жерле камина, на тонкой белой веревке неподвижно висел задушенный кот.

– А я всегда думал, что эта труба заложена, – пробормотал Жаров.

Действительно, на крыше дома, не раз ремонтировавшейся, давно уже не было никакой каминной трубы. Следовательно, она обрывалась на чердаке, и кто-то спустил труп кота оттуда.

Жаров прошел в комнату, нагнулся над камином. Зрелище было отвратительным. Петля, связанная каким-то замысловатым узлом, так стягивала шею бедного зверька, что казалось, будто голова вот-вот отломится. Лапки сложены на груди, глаза стеклянно блестят, улавливая свет люстры.

Жаров осторожно подергал веревку, уходящую в дымоход. Крепко за что-то зацеплена.

– Когда это случилось, как? – с участием проговорил он.

Старушка прошла в комнату, села в кресло, повернувшись спиной к камину, чтобы не смотреть.

– Только что. Я тут вязала вот, – Анна Трофимовна потрясла малиновым клубком. – Слышу: шорох. Оглядываюсь: из камина сыплется труха. И тут, прямо во всей этой трухе появляется Пушистик! Она все, она! – повторяла старушка, указывая в сторону, где была спальня Лидочки.

Жаров-то уж точно знал, что в гибели Пушистика Лидочка никак неповинна.

– Ясно, – сказал он. – Преступник, возможно, еще наверху, на чердаке. Сейчас я его возьму.

Жаров уже шел к выходу, говоря эти слова. Тут раздался настойчивый звонок. Жаров распахнул дверь и увидел целую толпу. Судя по домашним одеждам незваных гостей, это были соседи, кое-кого из них Жаров знал, не раз бывая в этом условно гостеприимном доме.

– Геннадию Георгиевичу салют! – бросил Жаров, на ходу пожимая руку статному седому старику и, не дожидаясь вопросов, бросился вверх по лестнице. В нестройном ропоте соседей он услышал, как Геннадий Георгиевич приветствует хозяйку своим хорошо поставленным голосом офицера запаса.