ЭКСМО - Александр Моралевич

Но нет, как-то не заинтересовала пышноцветная историография "Крокодила" нововладельцев. И революционно выпустили они первый номер в тусовочно-поскакушечной тональности, приложив к нему для юморка и неповторимости жменю лавровых листьев для супа. А еще к одному номеру - стельки от потения ног..Ай, затейники, ай, несравненцы, ай, защитники, выразители чаяний и надежд масс! А что бы еще присобачить к следующему номеру для вящей дерзновенности и раскупаемости? Может, презервативы?

Ай, сорвалось: затоварено население презервативами. Наверное, по этой причине и "Крокодил" "Новой газеты", издав некоторую вонь, закономерно отдал концы.

Так покуда из оплесневелых закутов не выползли воспоминатели на манер тех, что ангажированы издательством "ЭКСМО" - позвольте несколько мозаичных и абсолютно точных картинок.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Из нелюбезно относящейся к нему Москвы молодой журналист Моралевич дунул на Дальний Восток. И там путешествовал с оленными эвенами, эвенками, ходил на колхозных китобойцах, корешевал с двуеперстниками-староверами, крестьянами, бежавшими сюда и в Забайкалье в стародавние времена от троеперстников ("мы сюда на жерновах приплыли") А наезжая в Хабаровск - печатал фельетоны в газете "Молодой дальневосточник", да еще два-три, пусть и изуродованные правками, прошли в "Известиях" у А.И.Аджубея. (Если помните - когда-то обязавшего меня печататься под благозвучной фамилией Кленов.) Как раз это было по соседству с тем знаменитым номером "Известий", когда Аджубей, испросив разрешения у тестя Н.С.Хрущева, обнародовал в "Известиях" письмо потомственного пролетария в адрес непереносимого реваншиста:"А пусть эта старая лиса Аденауэр пойдет продрищется в кусты!"

(Ай, будущий историограф "Крокодила"! Был я, лично присутствовал на той знаменитой поминальной пьянке, которую учинили художники "Крокодила" в шалмане Савеловского вокзала. Была эта пьянка по поводу безвременной и коварной кончины канцлера Западной Германии Конрада Адэнауэра. И обаятельный гроссмейстер карикатуры Гарри Йорш рыдал над савеловской имитацией котлеты де-воляй:

-Сука! Нашел когда скончаться! Нет бы умереть на полгода позже. А теперь у меня две карикатуры псу под хвост. Помер, сука, а у меня еще девять метров забора на даче недокуплено!

И по возвращении из какого-то путешествия в Хабаровск сказал мне журналист Алим Абдрашитов:

-Покуда ты шлялся на Чукотке, тут был с лекциями о фельетонистике Леонид Лиходеев. Знаешь, что сказал? Я, мол, с лекциями объездил всю страну, жанр фельетона повсеместно агонизирует. И только тут, у вас есть человек, манера письма которого обнадеживает - Моралевич. Он здесь?

А Моралевича почти всегда в городе нету. На этот раз бьет с чукчами моржей на косе Руддера.

Но разве это не лестно, когда четвертый за сто лет первофельетонист страны так о тебе отзывается? (И вот тут-то, господа из "ЭКСМО", упереть бы вам носом составителей антологии Кушака и Пьянова: а обмолвитесь хоть парой слов о Лиходееве, фронтовом офицере, человеке чести, искрометного ума и таланта, да почему же Лиходеев не пишет сам, чего в свое время ждала от него страна, зачитывая до дыр "Литературную газету"? Чего это он колесит по стране, добывая себе пропитание чтением лекций? Да чего это у родины не нашлось для него надлежащего аппарата, и американцы снабдили Лиходеева водителем ритма для сердца?.) Ведь нету теперь Агитпропа, которому упоминание о Лиходееве могло быть против шерсти.

А уж этот Агитпроп!

       Девятилетним мальчиком в 1944 году я был усыновлен славнейшими людьми и попал в действующую армию на линию Маннергейма. И вот беда: девятилетние мальчики лишены дара футурологического провидения. Иначе сказал бы я папе, подполковнику Михаилу Андреевичу Турчинскому, начальнику штаба в бригаде морской пехоты:

-Папа! У тебя в бригаде есть такой морской пехотинец Александр Николаевич Яковлев. Нельзя ли, папа, оторвать ему яйца? Может быть, это помещает ему со временем стать политбюристом в ЦК КПСС и там же возглавить Агитпроп? И тогда он и присные его Жидков, Комолова, Чхиквишвили, Биккенин, Лисин не привнесут в мою жизнь неисчислимости бед и утеснений. Да что там, папа - наплевать на меня, крохотную песчинку в культурнических процессах: сотни искрометных книг, фильмов, стихов, пьес, песен по воле этого Агитпропа не попадут к людям страны, и достойнейшие из достойных сядут в тюрьмы, отправятся в психушки, неисчислима будет покалеченность судеб, и разве уж кому-то удастся бежать из страны, а кто-то будет вышвырнут из неё. И, папа, тот же Леонид Израилевич Лиходеев будет раздавлен этой машиной. И хоть главный редактор "Крокодила" М.Г.Семенов много значимых защитительных деяний предпринял в моей журналистской и писательской судьбе - именно он по указанию Агитпропа добил Лиходеева в "Крокодиле" угрюмым и пространным фельетоноподобием, которое называлось "Творческий почерк Чистоплюева")

Но где было девятилетнему мальчишке провидеть все это. А помните, люди из "ЭКСМО" Кушак и Пьянов, стихи:"Старик Державин нас заметил // И, в гроб сходя , - благословил"? Коли так восхвалительно отозвался обо мне, посетив Хабаровск, обреченный на молчание Мастер - по возвращении в Москву я и пошел наниматься в журнал "Крокодил". И как оправдательный документ для зачисления я принес стопочку фельетонных вырезок и рукопись романа "АВРААМ, ИСААК и ДОСААФ".

Для уяснения своей судьбы я через две недели посетил журнал. Как раз в это время в конференц-зале кончилось собрание художников и темистов, после чего все сообщество человеках о пятидесяти вышло в холл. И священный трепет охватил меня: мать честная - ведь почти повально все тут корифеи. И неужели состоится, что я буду среди них, пусть даже они художники, а я - российский словесник. В автобиографии Сергей Есенин пишет о своем вхождении в поэзию:"Когда я смотрел на Блока - с меня капал пот: я впервые видел живого поэта". И меня орошал пот, даже больший. Когда я был приглашен в кабинет главного редактора. Он не встал навстречу из-за громадного совещательного зеленосуконного стола, преклоннолетний желтолицый человек, калмык по национальности, весьма посредственный журналист, но, как сказали бы теперь - непревзойденный топ-менеджер, человековед и отец солдатам.

-Выражаю вам соболезнование, - сказал Семенов. - Человек не всегда ведает, что творит, но вы сами сделали выбор. Вы зачислены в журнал специальным корреспондентом.

Но зачислению этому, господа из "ЭКСМО" Кушак и Пьянов, предшествовали жаркие дебаты..

За три десятилетия в "Крокодиле" - кого только не наблюдал я тут на средних и высших командных должностях! Сплошь и рядом были тут люди, не сопричастные даже самой провальной и убогой журналистике, а не то что самому коронному и редкостному её жанру - фельетонистике. Но они искупали это безграничной преданностью делу партии, её верные подручные. И таким вот подручным партии состоял Б.А.Егоров, заместитель редактора, поставленный, должно быть, присматривать за Семеновым. Партия отрядила Егорова на сатиру из вооруженных сил, где был он сопричастен установкам залпового огня.

-О принятии данного гражданина в "Крокодил", - сказал обо мне Б.Егоров, - не может быть и речи. Взгляните на его трудовую книжку, какие здесь записи. Один раз он тут даже превращается в с женщину. Смотрите, вот написано:"уволена по статье". Да по какой пятнающей статье! И ведь это дезертир трудфронта, покинувший целину! Ну. его фельетоны - это куда ни шло. Но вчитаемся хотя бы в оглавления рукописи его романа! "В ночь с 1917 на 1956 год". "Берите, берите меня горстями!" "Самородок его таланта бил фонтаном почем зря". Это же неприкрытая бабелевщина! А дальше? "Я еще буду учить этих женщин! Достаточно того. что я их трогаю руками".Данному Моралевичу не место в наших рядах. И вообще я настаиваю, чтобы рукопись романа "АВРААМ, ИСААК и ДОСААФ" была передана в КГБ.

-Ну, зачем же, - сказал Семенов. - На работу мы человека возьмем. Даже без испытательного срока. А в КГБ - расторопные люди. Когда будет нужно, опергруппу пришлют. Он, Моралевич, в двухлетнем возрасте с этим уже знакомился..

Так я закрепился в "Крокодиле". И с первым же фельетоном о театральных ВУЗах страны напоролся на выговор с занесением и на первую выволочку с вызовом в Агитпроп. (Правда, Зюганова, работника этого отдела, который будет когда-нибудь писать о себе в биографии, отражая основную профессию - "постоянный кандидат в Президенты России" - я в коридорах не повстречал.)

Второй мой фельетон был увенчан вторым выговором и вызовом к главному редактору.

-Значит, так, - сказал Семенов. - Навсегда забудьте о написании эссе, фельетонов-ревю, фельетонов-обозрений и тех, что называются обобщающими. Обобщать полномочна только одна организация - ЦК

КПСС. Позволительна для вас конкретика и только конкретика