Частная жизнь парламентского деятеля - Эдуар Род

Монде, с своей стороны, обожал Сусанну за ея скромную прелесть, необыкновенную доброту и самоотверженную преданность “великому человеку”, котораго любил с истинно отеческой нежностью.

Часто говаривал он Тесье:

— У тебя именно такая жена, какую тебе нужно, мой милый, верная, единственная… Ты должен быть счастлив!

Тесье отвечал:

— Я счастлив, это правда, вполне счастлив…

A иногда прибавлял:

— У меня и времени нет быть несчастным!

И Монде оставался смущенным, смутно чувствуя что-то надтреснутое в этом счастье.

Сусанне и Монде было о чем поговорить. Вот уже четвертый год, то есть с того времени, как Мишель пошел в гору, летния поездки в Аннеси прекратились, и они почти не видались. Разговор переходил с одного предмета на другой, прерываемый время от времени Лауренцией, которой надоедало чинное сиденье возле мамаши.

Разумеется, едва только Монде сообщил новости о своей жене и детях, разговор перешел на Мишеля.

— Он вышел на открытую дорогу! — с уважением в голосе сказал Монде. — Вы знаете, в прошлые выборы он в Верхней Савое избран был почти единогласно… Мы боимся только, что если и Сена станет на его сторону, он совсем о нас забудет…

— Да,— с гордостью подтвердила Сусанна,— он очень популярен. Твердость и благоразумие его намерений, ясность принципов обезпечивает ему успех повсюду… Но только, политика занимает такое большое место в его жизни… теперь, когда он принадлежит всему свету, на нашу долю почти ничего не достается.

— Что вы хотите! Это судьба всех замечательных людей… а он человек замечательный, в полном смысле этого слова. Я всегда был высокаго мнения о нем, даже когда помогал ему справляться с латинскими упражнениями… потому что в латыни он силен никогда не был. Тем не менее, я ему удивляюсь, он превзошел мои ожидания! Когда я вижу чего он достиг в эти четыре года!.. как он гениально… да, прямо гениально… организовал охранительныя силы и победил сопротивление радикалов, мудрость его предложений, его удивительный такт, красноречие…

Здесь Сусанна со скромностью прервала его:

— Надо еще принять во внимание поддержку, оказанную ему страной и в особенности…

— Поддержку? Гм! Кто же его поддерживал, я вас, спрошу?

— Да все те, которые примкнули к его партии, такие публицисты, как Пейро и депутаты, как Торн и монсениор Руссель…

Монде покачал головой:

— Пейро… Торн… моньсениор Руссель… Желал бы я посмотреть, чтобы стали эти господа и их друзья делать без Мишеля! Нет, нет, я убежден в том, что он один вынес на плечах все здание. И знаете почему? Потому что он видит лучше других!.. Все эти господа, просто шуты гороховые, и думают только об одном, как бы набить карман. Он же человек с характером, с идеалами, с убеждениями, с твердой волей,— все это редко встречается, вот почему он один только и может нас спасти… Он должно быть сильно переменился с тех пор, как судьба заставила его играть такую высокую роль?

— О, нет, Боже мой! Он все тот же, ни мало не изменился, напротив: добр, ровен, прежде всего мыслитель, всегда спокоен, среди самых горячих схваток… Сегодня он должен произнести большую речь и если вы увидите его за завтраком…

Монде прервал:

— Как, он говорит, а вы не в палате?..

— Нет. Он не любит, чтобы я была там, когда он говорит… Я с своей стороны то же: все будут на меня смотреть… вы знаете, что у меня самолюбие направлено в другую сторону…

— Знай я это, я приехал бы вчера вечером… Легко бы мог приехать… какая жалость, что я не знал! Об чем же он говорит?

— Относительно предложения уничтожить закон о разводе.

Монде открыл удивленно глаза.

— Почему же он хочет уничтожить развод? — вскричал он.— Развод необходим, развод имеет свои основания; развод…

Сусанна с живостью прервала его:

— О, Мишель приводит веския основания! Если бы вы слышали его, вы бы согласились с ним… Надо помнить, что в его системе семья, общество, церковь, занимают одинаковое место. Все это святое… и должно уважать его неприкосновенность… Я не могу вам хорошенько все это растолковать, но он удивителен, когда коснется этих вопросов… Я убеждена, что он будет иметь громадный успех сегодня.

Честное лицо Монде по прежнему выражало удивление, но он не желал противоречить своей собеседнице.

— Вы были бы хорошим депутатом,— сказал он, улыбаясь.— Да, да, вы оказываете Мишелю гораздо большую поддержку, чем всякие Торны и Руссели. Очевидно, у него есть свои основания, раз вы это говорите, и так как он не пойдет против своих убеждений, то значит верит в свои доводы, но он задумал трудное дело, трудное дело…

В эту минуту беседа была прервана: дверь отворилась, и не предупреждая о себе, вошла хорошенькая молодая девушка. Дети побежали к ней на встречу, чтобы обнять ее. Она погладила по голове Анни и протянула руку Сусанне, свазавшей ей:

— Здравствуйте, Бланка!..

— Я намерена отобедать у вас без церемонии,— объяснила та,— если этим не причиню вам безпокойства…

— Вы сами отлично знаете, что мы всегда рады вам… К тому же у нас сегодня старый друг…

Бланка, не обратившая внимания на Монде, посмотрела на него и повернулась к нему с протянутой рукой:

— M-eur Монде!..

— M-llе Эстев!.. Я не смею больше вас звать просто Бланкой… Я не видел вас ужь лет пять, за это время вы так изменились, так изменились!..

Отец Бланки, Рауль Эстев, так же уроженец Верхвей Савойи, был третьим в тесном, дружественном союзе Тессье и Монде. Это был талантливый инженер, деятельный, предприимчивый, полный широких планов, и умер в полном цвете сил — погиб при одной жедезнодорожной катастрофе, оставив жену и дочь в положении, если не беннадежном, то во всяком случае крайне затруднительном.

Тесье, ввявши на себя заботу о их делах, вместо непрактичнаго опекуна, при помощи удачных операций составил довольно значительный капитал, который обезпечивал будущее Бланки. Что же касается г-жи Эстев, то, поговоревав, она вышла вновь замуж, не дождавшись конца траура, за очень богатаго и пустого клубмена, Керие. У ней не было детей от второго брака, который бросил ее в вихрь светской жизни, в которой всегда влекли ее вкусы.

Когда ея дочь, похожая на нее более лицом, чем характером, выросла, она стала тяготиться ею. Она относилась к дочери с полным равнодушием, и Бланка, которую не любил и Керие, так как она питала в нему глухую антипатию, совершенно вместе с тем чуждая вкусам той среды, в которой жила ея мать, мало по малу стала отдаляться от своей семьи и сделалась почти приемной дочерью Сусанны. Монде знал ея положение. На его глазах почти выросла Бланка, обыкновенно сопровождавшая Тесье в их летних поездках. Но уже четыре года, как он ее не видел, а за это время она значительно переменилась, развилась, похорошела. Теперь это была стройная и изящная молодая девушка, в которой было нечто большее чем одна красота юности. Без сомнения она была хороша собой, но особою, скромною и не кидающеюся в глаза красотой, которую не замечал глаз профана. Повидимому черты еялица были неправильны, и это мешало заметить разсеянному взгляду их тайную, своеобразную гармонию. Ея волосы на первый взгляд казались слишком белокурыми и не подходили к ея белоснежному цвету лица, с тою преувеличенною нежностью, которую видишь на эстампах; длинныя ресницы осеняли глаза, как бы желая скрыть странный голубой цвет их, ясный блеск, мягкое выражение. Чтобы вникнуть в ея прелесть, надо было долго и внимательно всматриваться. Надо было видеть ея походку, медленныя движения, заметить эту затаенную в себе грацию. Нужно было слышать как она говорит, ея голос одновременно глубокий и кристаллический, придававший особую прелесть самым незначительным словам. Надо было наблюдать ея позы, жесты, вдыхать особую атмосферу, которая окружала ее. И мало по малу вас схватывала эта внутренняя, скрытая жизнь, не стремившаяся обнаружить себя, но полная тайнаго очарования.

— Сегодня Тесье был великолепен,— сказала Бланка садясь в третье кресло Людовика Х╤П.

Она казалось была в сильном волнении и точно принесла с собою отголосок парламентской бури.

— Вы были в палате? — спросил Монде.

— Да… я была с г-жею де-Торн… Она его никогда до сих пор не слышала, можете себе представить.

— Так же как и я,— отозвался Монде.

— И я,— прибавила Сусанна с улыбкой.

— Вам не нужно слушать его в палате,— сказала Бланка,— когда вы слышите его постоянно, когда он разсказывает вам о всех своих планах! Но сегодня он был красноречив и увлекателен, как никогда…

— Значит его предложение прошло? — спросила Сусанна.

— Нет… Но успех все же был полный… Фурре предложил предварительный вопрос, стоит-ли палате выслушивать доклад… вы понимаете? Предварительный вопрос по поводу предложения Тесье, как вам это нравится!.. Большинством ста голосов тотчас же запрос отвергли… Неотложность так же приняли, но к несчастью только после вторичнаго голосования и всего 15 голосами… Палата шумела, волновалась, правая ворчала, левая апплодировала… И среди этого волнения его звучный, чистый голос гремел, покрывая гам и крики. Бесновались даже в трибунах, которыя были битком набиты. Я не понимаю, как он в состоянии выдержат и одолеть такую бурю. Ведь вы знаете: он остается совершенно спокоен, когда все кругом неистовствует.— Говоря это, она пришла в экстаз, голос ея дрожал от скрытаго волнения.