Дело привидений 'Титаника' - Сергей Анатольевич Смирнов

хрипом и стуком зубов скоро добавил он. — Царица Небесная, спаси нас... ох, беда-то! беда-то какая у нас!

Здесь были еще кое-какие живые люди: подоспевший к нашему прибытию урядник и двое стражников, которых оставляли стеречь мертвое тело. Становой, сказали, был, но промок и отъехал согреться.

Утопшая была положена на солому рядом с тем довольно болотистым местом, откуда ее тело было извлечено. Стыдно признаться, но она показалась мне какой-то очень большой, растрепанной галкой. Женщина была одета основательно, не по времени тепло: в тулуп, плотное шерстяное платье — и все это густо набухло на ней, пропиталось грязью, с воротника до ботиков спуталось с тиной, сучками и листьями. Головного убора не было, и волосы тоже лежали путанно, пучками, напоминая серые перья. Ясно, что до приезда чинов полиции из Москвы, ее старались почти не трогать, оставить как есть. На вид утопленнице было лет пятьдесят. Лицо ее было правильным и казалось суровым, волевым. Свет фонарей скрашивал обычную в таких случаях свинцовую одутловатость.

Урядник, отстранив подальше трясшегося и причитавшего Тютиника, доложил, что, по первому впечатлению, несчастье произошло так: женщина пошла по мостику через узкую заболоченную низину, ветхие доски под ней внезапно рухнули, а дальше холод, тяжесть одежды, внезапный испуг сделали свое дело.

Еще можно было разглядеть и ту поросшую камышом и осокой низину, местами с чернильной поверхностью воды, а над нею — и сам мостик с заметным проломом.

Выяснилось, что никто как будто не только не видел, как несчастье произошло, но и не слышал никаких криков о помощи. Выходило так, что барыня ушла из дома куда-то спозаранку, долго не возвращалась, наконец хватились ее, поискали, не нашли нигде, а потом всплыло тело...

Все это я узнал из двух-трех вопросов и ответов на них, а тем временем, принялся за свое дело Максим Иванович. Он сам взял из рук управляющего дрожавший фонарь, установил свет около тела, как считал нужным и, между прочим, стал, не подпуская старика ближе, задавать ему вопросы. Надо сказать, наш доктор всегда считал, что в такие минуты имеет полное право выполнять работу за двоих — и за врача, и за следователя.

— Подумал бы ты, голубчик, с чего бы это барыне идти ни свет, ни заря на этот чертов мост? — стал недоумевать он. — Да еще в такую мзгу. Не на променад же.

— Не могу знать, — как бы поперхнувшись, отозвался тот. — Отчего им такое желание было-с...

— И вот еще загадка. Откуда тут у вас эдакая болотина взялась, что через нее мосты пришлось перекидывать?

— Так ведь, господин начальник, вы изволили видеть, когда проезжали, — держа, как мог, себя в руках, отвечал управляющий.

— Что такое? — изумился, не поворачивая головы, Варахтин, да и я бы задал вопрос, но теперь мог довольствоваться чужим разговором.

— Пруд наверху был. В нем, говорят, еще сам князь Потемкин рыбку ловили, а теперь никакого пруда нет. Третьего лета весь и спустили сюда.

— А что так? — спросил Варахтин, скрупулезно продолжая свой осмотр, который и описывать не стоит.

— Перед окнами у барышни оказался, а они на открытую воду глядеть не терпели.

Тогда подал сипловатый голос урядник, которому тоже очень хотелось вставить свое слово, и мы узнали трагическую историю семьи хозяина усадьбы. Семейство стало жертвой ужасной морской катастрофы, когда пароход «Титаник» на полпути к Америке столкнулся с айсбергом и затонул, унеся с собой полторы тысячи жизней. Среди них было по крайней мере две русских жизни: богатого московского помещика и его супруги. Их дочка двенадцати лет оказалась в малом числе спасенных.

Эта история, судя по устрашающим подробностям, которых урядник никак не мог знать, уже сделалась здешней легендой. Слушая ее, я отметил про себя, что мостику было рано ветшать.

— Так, так, — приговаривал Варахтин, всё потихоньку копошась над мёртвым телом темной, мрачной фигурой, поистине духом смерти.

Я говорю так, поскольку уже замечал и в его тоне, и в движениях радостную энергичность. Так случалось, когда Варахтин обнаруживал скрытые признаки насильственной гибели. В тот вечер мне не хотелось никаких убийств: не хотелось возиться под дождем, рыскать по кустам и скользким тропкам, лезть в болото...

— Роковое наваждение да и только, — заключил он вслух. — Всё тонут и тонут... в холод и в самую омерзительную погоду.

— Так точно, — бодро подтвердил урядник, — роковое наваждение.

Спустя еще несколько минут Варахтин закончил предварительный осмотр и распорядился погрузить тело на подготовленную телегу. Когда мы отошли к тарантасу, он склонился к моему плечу и, вытирая салфеткой руки, с обычной важностью прошептал:

— А барыню-то, похоже, того...

Я поглядел ему в лицо, хотя его совсем не было видно в этой, как тот заметил, мзге.

— Очень на то похоже, — кивнул он на мой немой вопрос. — На затылке — явный след от удара тупым и очень твердым предметом... Обо что она могла удариться там, — он махнул рукой в сторону болотца, — в этой жиже?.. Но мало того: похоже, бедняжку еще и душили... Напоследок: для верности. Завтра уточню наверняка.

— Как насчет ограбления? — уже сам сильно в этом сомневаясь, спросил я.

— Нет, кудеярами тут не пахнет, — уверенно решил Варахтин. — Нет, Павел Никандрович. Колечко там с камушком... в опись пойдет. Тысяч на пять, не меньше. И свои не тронули — примелькалось, и чужие не взяли — с пальца никуда... А тот — тот вместе с пальцем откусил бы. Чего ему ловушки посреди болота устраивать? В трясину была охота лезть? Тут, думаю, выше брать надо. Дела с наследством или с долгами...

Максиму Ивановичу уже почти все было ясно. Мне же пока было вполне ясно только то, что домой хода нет, что оставаться здесь до утра, что придется немедля обследовать этот самый «чертов мост».

Через четверть часа я под неусыпными взорами доктора и урядника благополучно закончил опасный цирковой номер на шатких досточках моста. Никаких подпилов там не было, а получалось, что, расщепившись, обломилась доска под скобой и по таковой причине рухнула вниз.

— Не ломовой же она жеребец, чтобы под ней доски разъезжались! — недоумевал в тарантасе Варахтин. — Пудов пять, больше не будет.

Озябши, я достал из саквояжа флажку с коньяком, и мы с доктором сделали пару своевременных глотков.

— Надо было раньше, — довольно крякнув, сказал Варахтин. —