Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Они опять ее включили! Слышишь, пол дрожит?
Соседи за стеной были тихие приличные люди, он бухгалтер на кондитерской фабрике имени Розы Люксембург, она сестра-хозяйка в санатории "Красные Зори". Но тетка полагает, что у них есть кладовка, замаскированная висящим на стене ковром, и в этой тайной кладовке стоит машина, которая облучает всех секретным излучением. Поэтому тетка слышит голоса. Пока что эти голоса говорят ей обидные, но неопасные вещи, но я боюсь, в один прекрасный (это я фигурально выражаюсь) день голоса скажут ей что-то такое, что она пойдет на кухню и возьмет там хлебный нож, который регулярно носит к точильщику, время от времени наведывающемуся в наш двор...
Добрый румяный врач, бывший одноклассник дяди Миши, расспрашивал маму и папу обо всех родственниках, но тогда никто еще знал про машину, которая облучает тетю Валю. Просто удивлялись, - с чего бы это вдруг она поменяла хорошую двухкомнатную квартиру в центре на эту, у базара? А оказывается, там, за стеной тоже стояла машина, - на какое-то время тете Вале удалось от нее избавиться, но потом ее секретно перевезли сюда.
- Ничего там нет, тетя Валя, - сказал я как можно убедительней.
- Ты нарочно это говоришь?
- Это трамвай. Слышите, он проехал?
Она ушла, покачивая головой и что-то бормоча себе под нос. Я вновь открыл "Вокруг света", но сосредоточиться уже не мог - в голову лезли всякие глупости. Поэтому я встал, и крикнул тетке в кухню:
- Я пойду прогуляюсь, тетя!
- Ночью? - в ужасе спросила тетка.
Еще девяти не было; с теткиной точки зрения глубокая ночь.
- Я ненадолго. Чтобы заснуть.
Это ей как раз понятно. Она сама мучается бессонницей.
- И зайди к ним. Как бы попроси соли. Может, им станет стыдно, наконец? - говорит она мне вслед.
* * *
Я думаю, если мне завязать глаза и несколько раз повернуть, взяв за плечи, как поворачивают человека, играющего в жмурки, то я все равно безошибочно определю, в какой стороне море...
Листья акации над головой мелко тряслись сами по себе. На канализационном люке сидела, посверкивая глазами, кошка.
И вновь это ощущение, что кто-то смотрит мне в затылок.
Я обернулся - никого.
Зато увидел вывеску, она горела малиновым светом, тень дерева пересекала ее надвое.
Сонная аптекарша за прилавком читала "Роман-Газету".
Днем, когда у прилавка толпился народ, я не решался. Неловко.
Сейчас, оказывается, тоже неловко. Я прокашлялся.
- Мне это... Ну, изделие. Номер...
Я понял, что забыл номер.
- Презервативы ему нужны, - сказал кто-то звонким голосом.
Я покраснел и кивнул. Девушка стояла рядом, кофточка с золотой нитью облегает грудь, юбка туго натянута на ягодицах.
- Четыре копейки в кассу, - аптекарша стала выбираться из-за прилавка.
- Мне много надо, - прошептал я.
- Сколько?
- Ну... пять.
Это много? Или нормально? Что они подумают? Заподозрят неладное?
- Двадцать копеек в кассу, - флегматично сказала аптекарша.
* * *
- Меня зовут Лиля, - сказала она.
Под фонарем листва казалась жестяной, в конусе света клубилась мошкара. Воздух был жарким и тяжелым, как вода, мне казалось, я плыву, раздвигая его плечами.
- Алик, - хрипло сказал я.
- У вас есть девушка, Алик?
- Нет... я недавно приехал... я...
- Зачем же тебе презервативы, Алик?
Я шепотом сказал:
- На всякий случай.
Лиля. Влажное имя. Как волна.
Она нагнулась, поправляя ремешок босоножки, подол ее юбки при этом поехал вверх. Я отвел глаза.
- И не было девушки? Совсем-совсем?
- Нет, почему. Была. Три года назад. Еще на первом курсе.
- Так давно? - удивилась она. - Почему?
Потому что там, где я провел полгода, кормят бромом. И еще много чем.
Этого я ей не сказал.
Она придвинулась ко мне ближе. Я чувствовал жар, исходящий от нее даже сквозь одежду - ее и мою.
- Пойдем, студентик, - прошептала она мне на ухо, - пойдем вон туда, я тебе кое-что покажу...
- А что там?
- Беседка. Ну, такая, знаешь, беседка. У тебя ведь есть все, что нужно, да? Ну так пошли...
Она нарочно оказалась в той аптеке? За мной следят? Может, их там целая банда? Вот так ловят на живца, уводят в укромное место, а потом... Я же ее совсем не знаю...
- Ну? - она нетерпеливо пританцовывала на ходу. Рука у нее была горячая и влажная.
- Лиля! - раздалось из темноты, - Лилька!
Они со смехом вынырнули из боковой аллеи, несколько парней, девушки, светлые платья и рубахи светились в темноте.
- Ой! - обрадовалась она, - это Жорик. Вот здорово! А вы куда?
- На Морвокзал, - сказал солидный Жорик. - там у них бармен новый. Идешь? И этот с тобой?
- Это... как тебя зовут? - обернулась она ко мне.
Она уже забыла.
- Альберт, - сказал я.
- А это Алик. Точно. Пошли с нами, Алик?
- Нет, - сказал я сухо, - извините, нет.
- Ему домой надо. В кроватку. Да, Алик?
Я молчал.
- Да ты не грусти. Увидимся.
Она легко чмокнула меня в щеку, обдав запахом сладких духов. Я смотрел, как они, смеясь, уходят в темноту, по перечеркивающим дорожку полосатым теням... Я ненавидел себя. Пять, думал я. Пять километров. Без всяких скидок. Вот тебе, вот тебе, вот тебе...
* * *
Он пришел в четверг, под конец дня. Наверное, заехал с работы, под мышкой у него был портфель без ручки. Еще у него были носки в полосочку и дырчатые сандалеты. Брюки чуть коротковаты, словно он из них вырос.
Он торопливо поздоровался. Не потому, что был невежливым, просто спешил - через полчаса мы закрывались, и уборщика тетя Зина уже начала возить шваброй по линолеуму. И попросил... молодого Вертера.
Может быть, думал, что связник ему что-то там оставил?
Но когда я вынес синий томик, не столько затрепанный, сколько полинявший от времени, он разочарованно сказал:
- А другого издания у вас нету?
- С картинками, что ли? - не удержался я.
- Нет, просто другого... год, издательство...
- У нас и этого-то никто не берет, - сказал я честно. - Зачем нам два Вертера?
- Ну да, у вас, наверное, все больше фантастику просят.
Мы подписались на такую красно-белую серию, где печатали наших и не наших фантастов, и два тома - Саймака и Стругацких - у нас уже заиграли.
- Да, - сказал я, - Классику сейчас вообще мало кто берет. Только ученики и учителя.
Обычно я не слишком-то стремлюсь разговаривать с посетителями, но тут мне стало интересно. Зачем это он им понадобился? И что они такое делают в своем КБ, что он брюки себе новые не может купить, а продает шпионам государственные тайны?
- Вот вы вообще что кончали? - спросил он строго, - библиотечный техникум?
- Три курса истфака, - сказал я.
- Ну, тогда вы должны понимать. Будущее - это то, чего нет. Вообще нет. Понимаете? Какое придумаете, такое и будет. Их тысячи, миллионы, этих будущих. А прошлое - одно-единственное. Оно требует к себе уважения.
- Поэтому вы и предпочитаете классику?
- Да. Возможно.
- Книги врут, - сказал я неожиданно для себя. - Даже хроники. Летописи. Написал что-то один-единственный человек, а мы ему верим. А может, он это по заданию партии и правительства писал?
- Или сам добросовестно заблуждался, да? - улыбнулся он. Зубы у него были слишком белые и ровные - наверняка искусственные.
Мне нужна хотя бы пара недель. А там пусть делают, что хотят.
- Вы правы, - сказал он задумчиво, - Это действительно нельзя проверить. Но ведь не в этом дело! Для нескольких поколений то, что написал хронист, и есть самая настоящая правда. Возьмем, например, "Слово о полку Игореве"...
- Подделка, - решительно сказал я, - это кто-то из мусин-пушкинского круга, скорее всего, с благоволения и ведома самой Екатерины. Текстовый анализ доказывает...
- А его в школе учат, - печально проговорил он.
- Ну, вреда от этого нет. Кто-то прочтет, и начнет интересоваться историей. К тому же его на цитаты растащили. Мыслью растекашеся и все такое... Я думаю, тут дело в созвучии - растекашеся - каша... То есть, размазывать кашу по столу... А "мысль" на самом деле - мысь, белка. То есть, белкой скача по дереву, сизым орлом под облаком... зооморфный ряд метафор.
- То есть, - уточнил он, - "Слово" вошло в культурный контекст примерно как "Горе от ума"?
- Ну да...
- Так какая разница, кто его написал? И зачем? Несколько поколений знают, что Игорь собрал дружину, и сказал ей "луце ж потяту быти, неже полонену быти", а в это время потемнело солнце... Даже пытаются вычислить, когда это конкретно случилось - привязать к какому-то определенному полному солнечному затмению. Слушают оперу "Князь Игорь", сочиняют стихи про Ярославну, как она плачет на городской стене...
- Даже песня такая есть - "Как зовут тебя? Ярославна! Ярославна моя, постой!". Хотя это на самом деле не имя, а отчество, - вставил я.
- Ну, да... Звали ее, кажется, Евдокия, но про это поэты не пишут. Слишком неромантичное имя. Оно встроено в другой культурный контекст. Дуня, Дуся - по созвучию с "дурой". Простолюдинка. Пустите Дуньку в Европу, и все такое...
- Избранная - Алета Григорян - Социально-психологическая
- Ш.У.М. - Кит Фаррет - Контркультура / Научная Фантастика / Социально-психологическая
- Внедрение - Евгений Дудченко - Попаданцы / Социально-психологическая / Фэнтези
- Цифровое реле - Владимир Игоревич Ашихмин - Космическая фантастика / Научная Фантастика / Социально-психологическая
- Акарат а Ра, или Исповедь военного летчика - Сергей Михайлович Крупенин - Русская классическая проза / Социально-психологическая
- Проклятый ангел - Александр Абердин - Социально-психологическая
- Девятнадцать сорок восемь - Сергей Викторович Вишневский - Прочее / Социально-психологическая
- «Профессор накрылся!» и прочие фантастические неприятности - Генри Каттнер - Научная Фантастика / Социально-психологическая / Юмористическая фантастика
- Живые тени ваянг - Стеллa Странник - Социально-психологическая
- Волчица (СИ) - Андрей Мансуров - Социально-психологическая