Дочь генерала - Александр Петров

— Сергей, можно я скажу тост?

— Нет, конечно. Нельзя. Первым обязан говорить мужчина: так принято, — мягко улыбнулся Сергей, обнаруживая способность связно говорить.

Девушка безропотно села. Дочь военного, она с раннего детства привыкла к тому, что есть дисциплина, есть подчинение старшему — и это залог победы, необходимость, которая не обсуждается. Сергей с удовлетворением заметил это несомненное достоинство девушки и продолжил:

— Я предлагаю пригубить бокалы этого ароматного напитка за успехи в нашем труде. — Все дружно опрокинули рюмки и громко крякнули. После чего Сергей сказал: — А теперь, когда выдержан протокол, послушаем, что накипело в девичьей душе.

Девушка встала и обвела застолье взглядом, который охладил Бориса, согрел Василия и обдал жаром Сергея.

— Уважаемые друзья! Дорогой Сергей! Вчера я нашла то, что искала много лет. О, это такая драгоценность! Я-то уж думала, что это утеряно навсегда, но оказывается есть. Это — искренность!.. Нет, даже так: высокая искренность!

— Точно я вчера был не в себе, — проворчал тостуемый, дергаясь конечностями.

— Вот-вот! Эта его скромность только подтверждает мою правоту. (Сергей опрокинул бокал и разлил содержимое.) Простите, я сейчас закончу мысль. (Поэт поймал вилкой пельмень, но тот упал на стол по пути к открытому рту.) Ребята, вы не представляете, какой человек живет рядом с нами. Как он читал! (Раздался мученический утробный стон.) Пел, ревел, как лев; парил в высоте! (Со звоном на пол упала вилка и весело зазвенела.) За вас, Сергей! За ваши стихи! Спасибо вам!

— Во-первых, давай на «ты». Что мы как французы какие… — Сергей вытирал салфеткой стол и пойманную вилку. — А во-вторых, ну ты… вообще!..

— О, великий! — воскликнул Борис, выпучив глаза. — Позволь коснуться краешка твоего нимба.

— А я согласен, — буркнул Василий, выпятив для убедительности нижнюю губу. — Сергей по праву заслужил признание. Наташенька вполне права, и «несть лести в глаголах ея», как говорили древние. За тебя, брат! Любо!

— Ну, ладно, — кивнул Борис, сурово махнув рукой, — коль пошла такая пьянка… Присоединяюсь и я к хору славословия, хоть знаю наперед, что мы нашему другу оказываем медвежью услугу. Но ничего! Он крепкий парень, авось выживет. Серьезно, Серега, ты молодец и… всяких тебе благ и успехов в нашем многострадальном труде! Многая лета твоему таланту и его доброму носителю! Ура!

Наташа разрумянилась и захлопала в ладоши. Теперь она всех троих опаляла горячим взором янтарных глаз.

— Тогда и я… — встал смущенный Сергей, сильно оттягивая мочку левого уха, и без того свекольного цвета. — Чего уж там… это…

— «Как все гении пера, он был косноязычен», — вставил Борис цитату, ловко закидывая в рот самый крупный пельмень.

— Это… — продолжил Сергей, вцепившись пятерней в шевелюру, рискуя выдрать солидный клок волос. — Короче, Наташа… Тут… вчера… там… был резонанс. Это когда частоты их совпадают и бах — вспышка! В общем, если тебе удалось уловить это… Наташа, ты настоящая. Ты тоже… и всё такое.

— Перевожу, — вставил Борис. — Мэтр имел в виду: если бы в тебе, очаровательная наша гостья, так опрометчиво влюбившаяся не в меня, гениального прозаика…

— …Про каких заек?.. — улыбнулась девушка.

— Нас не так просто сбить с толку, — тряхнул крупным лоснящимся лбом Борис. — Если бы ты, Наташа, как доложил выше предыдущий оратор, не имела бы искренности, то тебе не удалось бы разглядеть идентичную субстанцию в бездонной личности гения рифмы и виртуоза белого стиха — нашего друга Сереги.

— Я попрошу!.. — вскочила девушка, нахмурив брови.

— Так, сядь! — прикрикнул на даму Сергей, грохнув пятерней о стол. — Успокойся и послушай, — продолжил он, размахивая травмированной кистью и жмурясь от боли. — Наташа, у нас тут не принято хвалить и воздавать почести. Понимаешь? Это на самом деле смертельно опасно. Тебе, наверное, известно, что такое тщеславие? В среде творческих людей — это враг номер один. Помнишь фильм «Адвокат дьявола» с Аль Пачино в главной роли? Там в конце фильма дьявол говорит: «Определенно, тщеславие — мой самый любимый из грехов!» А как с ним сражаться? Смирением. Поэтому у нас тут больше приветствуются шутки, насмешки и прочее шутовство. Это смиряет, не дает уму возноситься, приземляет. Привыкай. И не вздумай обижаться на моих друзей. Поверь, каждый из них гораздо лучше меня.

— И это, товарищи, правда! — солидно подтвердил Борис.

— Наташенька, извини, насчет тщеславия действительно так. — Василий поднял на гостью умоляющий взгляд. — Прости нас, все мы тут немножко чудаки.

— На букву «че», — уточнил Борис, доедая за обе щеки салат оливье под всеобщее замешательство.

— …Мне уйти? — спросила девушка у Сергея, сбитая с толку.

— Как хочешь, конечно, — небрежно пожал он плечами. — Но я бы на твоем месте не спешил. Посиди. Расслабься. Мы сейчас что-нибудь придумаем.

— А я попрошу Наташеньку мне попозировать, — сказал Василий, улыбаясь, как китайский мандарин. — Раз уж такая лепота под нашу крышу заглянула!

— Надеюсь, в одежде? — протянула девушка настороженно.

— Я бы на этом не настаивал, — задумчиво протянул Борис. — В конце концов, здоровый эротизм, как составная часть великой любви, никогда не мешал вдохновению.

— По-моему, девушка эротична и в одежде, — возразил Василий.

— А мне бы хотелось побольше простого созерцания за счет небезопасного воображения.

— Обойдешься, — решил, подумав, Василий. Потом обернулся к девушке: — Не обращай внимания. Это просто мысли вслух. Вон там у нас гардероб, где одежды навалом, на любой вкус. Можешь выбрать, чего пожелаешь. Как говорит один наш добрый знакомый: «честному вору все в пору». А мы пока тебе трон установим.

Они с Сергеем выдвинули на центр задрапированный багровым крепом пьедестал и взгромоздили на него вольтеровское резное кресло. Василий повернул мольберт и укрепил на нем грунтованный холст. Сергей придвинул свое глубокое кресло, открыл блокнот и сунул в карман авторучку. Борис разложил Васин этюдник, выдвинул телескопические ножки и установил на нем ноутбук. Друзья приготовились к сеансу и стоя ожидали появления из-за перегородки модели.

…И она появилась. Девушка надела темно-синее вечернее платье до пола с открытыми плечами, распустила шелковистые волосы по нежным перекатам плеч. Опущенные глаза прикрывали длинные пушистые ресницы. Под восторженное молчание мужчин она плавной походкой подошла к возвышению. Забытым жестом дамы, садящейся в карету, обеими руками слегка подобрала подол, взошла на ступень и царственно расположилась на троне.

— Вот это да-а-а, — выдохнули мужчины и заняли рабочие места.

— Так и сиди! — вскричал Василий, схватил лист ватмана и толстый карандаш.

С полчаса они втроем лихорадочно работали. Василий один за другим сделал три карандашных наброска, затем принялся наносить тонкие линии углем прямо на холст. Борис часто щелкал по клавиатуре компьютера, изредка поглядывая на девушку. Сергей подолгу смотрел на нее затуманенным взором, шептал одними губами, потом будто очнувшись, покрывал чернильными строчками листы блокнота. Наташа терпеливо сидела, стараясь не шевелиться. Через полчаса румянец покинул ее щеки. Еще через десять минут модель начала едва заметно ерзать. К концу первого часа — тихонько поскуливать. В ее некогда восторженном взгляде, устремленном на Сергея, появилась мольба, а гладкое лицо прорезали страдальческие морщинки.

— Можешь немного отдохнуть и размяться, — позволил, наконец, портретист, удовлетворенно разглядывая карандашный эскиз.

Девушка соскочила с пьедестала и, повизгивая от счастья, закружила по студии. Сначала она приблизилась к Сергею, но тот захлопнул блокнот, встал и занялся приседаниями. Потом она в ритме вальса пронеслась мимо писателя, который не отрываясь от клавиатуры, завершал длинную замысловатую фразу. И, наконец, остановилась у мольберта, слегка подпрыгивая. Она обвела пальчиком контур фигуры и сказала:

— Маэстро, а маэстро, ты мне льстишь. Я ношу сорок шестой размер одежды, а ты, Васенька, размахнулся на пятьдесят второй.

— Будем считать, что этот портрет на вырост, — улыбнулся Василий. — Видишь ли, в настоящее время мои картины покупают шведы и финны. А «горячие скандинавские парни» желают видеть русских женщин такими… сочными, мясистыми и поджаристыми.

— Ну, что ж, приятного им аппетита! — иронично вздохнула модель. — Значит, мой прообраз уедет на берега Балтики? Жаль.

— Ничего, ничего! Пусть нашей красоты займут, коль своя в дефиците. Кстати, высокий процент красивых женщин свидетельствует о высоком потенциале нации. Когда красавицы иссякнут, нация вырождается. Или наоборот?.. У нас в этом плане все нормально. Вот, помню, в шестидесятые годы одна красавица на миллион случится, и то радовались. А теперь — о-го-го! — каждая десятая загляденье, а каждая сотая — просто богиня! Значит, еще поживем! Да ты не волнуйся, Наташенька, я могу и для тебя портрет написать… сорок шестого, натурального размера.