Восход звезды - Кэтрин Ласки

Эсперо тряхнул головой, словно желая прогнать мучительные мысли – рой мух, жужжавших в голове. Тогда он был узником, марионеткой, исполнявшей людские приказы. Он ни за что не отречется от свободы, от дикой жизни. Перед невидящими глазами коня возник образ молодой кобылки Эстреллы.

Именно она увела Эсперо и других лошадей из ужасного человеческого мира. Когда люди выбросили их за борт, ее мать, Перлину, растерзала акула. Но остальные спаслись, и Эстрелла, копыта которой никогда раньше не ступали по твердой земле, почувствовала себя по-настоящему дикой лошадью. Однако Эсперо, как и остальные, был рожден в Старом Свете и впервые подкован, когда ему было всего несколько месяцев от роду.

Удивительно, что именно Эстрелла впервые показала ему, как расстаться со старыми привычками, забыть людскую дрессировку, уздечку и мундштук, который засовывали ему в рот. Она показала, как отбросить все, чему их учили люди, и открыть для себя счастье свободной скачки. Неужели же Эстрелла погибла в пожаре? Увидит ли он ее еще когда-нибудь? Эсперо все сильнее ощущал нарастающее внутри него отчаяние.

В том каньоне Первый Табун оказался из-за коварства жеребца по имени Пегасус. Вспыхнувшее в каньоне пламя набросилось на лошадей, опалило Эсперо гриву и хвост, ослепило его. Он не знал, спаслись ли остальные или сгинули в пожаре, да и сам не понимал, как спасся. Эсперо ослеп, его легкие обгорели, но он выжил.

Конь прищурился, мучительно желая увидеть, как ночь сбрасывает поблекшую темную кожу, под которой проступает алая плоть зари. Как же темно! Слишком темно. Затянуто ли небо облаками? Светит ли луна? Если бы удалось сохранить для себя хоть чуть-чуть лунного света, чтобы найти место для сна! Эсперо так хотел поймать хоть один лучик, чтобы лелеять и хранить его под веками; может быть, с его помощью удалось бы найти старых друзей.

Для поисков нужны все чувства, но глаза – в первую очередь. Эсперо знал следы каждой лошади из табуна. Анжела и Корасон ступали легко, будто боялись разбудить призраков прошлого, хоронившихся где-то под землей. Копыта Грулло, самого крупного и тяжелого из них, оставляли глубокие отпечатки, а Эстрелла, даже галопируя, казалось, едва касается ногами земли. Это потому, что молодую кобылку никто никогда не подковывал, на нее никогда не надевали седла. Она всю жизнь была свободной и несла с собой удивительную чистоту, как облако звездной пыли в древней ночи.

Эсперо хотел найти всех. В этом темном и пустом новом мире он был ужасно одинок.

* * *

Менее чем в полулиге от Эсперо мальчик рыл могилу. Моросил дождик, но земля была мягкой, так что дело продвигалось быстро. Он завернул хрупкое тело Гару в тонкую шкуру антилопы, которую взял с собой специально для этого, и аккуратно опустил его в вырытую яму, подложив под голову камень. Так она сможет смотреть на звезды, даже когда он зароет могилу, потому что глаза мертвых могут видеть другой мир, мир отанга, и сквозь землю. Кроме антилопьей шкуры, Тихо захватил с собой блестящий обломок обсидиана, чтобы положить его мертвой в рот. Камень превратится в мед и станет служить для нее пищей в пути по тропе духов.

Похороны не заняли много времени. Все, что оставалось сделать, – разжечь трубку Гару. Тихо набил ее кедровой корой, но та, влажная от дождя, никак не хотела загораться. Мальчик долго, пока не разгорелись угольки, дул в чашечку – он не мог взять чубук в рот, потому что на трубке должен был остаться след губ Гару. Так ее путь к отангу будет правильным и легким. Наконец Тихо поднял трубку, повернулся к северу и запел прощальную песнь.

Тень ветра,Огонек светлячка,Дыхание в холодной ночи, —Вот твоя жизнь на этой земле.Но всегда наступает вечностьТак иди же в свой путь к отангуВ объятиях матери-неба.

Он пропел ее четыре раза: вначале – обратившись лицом к северу, потом – к востоку, потом – к югу и, наконец, – к западу. Ветер слегка поменялся, дым и слова несло прямо в лицо, но Тихо продолжал петь, пока кора в трубке не догорела до конца.

Глава вторая

Похищенный сон

В конце концов Эсперо провалился в сон без сновидений, в темную пустоту, где не было ни огня, ни опаленных грив.

Его разбудил запах дыма. «Пожар! Снова пожар!» Конь задрожал так сильно, что едва мог двигаться.

Вокруг царила все та же густая чернота. Он сделал шаг и врезался в ствол кедра. Отшатнувшись, Эсперо медленно пошел по кругу и вдруг услышал быстрые сухие щелчки.

«Змея! – подумал он. – Плохая змея с ядовитыми зубами».

Конь слегка отступил и прыгнул в сторону, тут же снова врезавшись боком в дерево. Но теперь он почуял кое-что хуже, чем гремучая змея. Человек. Это был запах человека.

Эсперо застыл на месте и, широко раскрыв глаза, уставился в пустоту.

* * *

Проделав все, что было положено, Тихо убрал трубку, завернулся в овчину и сел, чтобы поразмыслить. Куда ему теперь идти? Назад, к племени? Без Гару он там превратится в омо – его, конечно, не бросят умирать, как младенца-калеку, но он превратится в живого призрака. Никто не станет с ним разговаривать. Никто не станет делиться с ним пищей. Первое время они будут просто отводить глаза или делать вид, что не замечают его, а потом на самом деле начнут глядеть насквозь, как будто у него нет тела. Он превратится в воздух и в конце концов умрет.

Обычно человек становится омо в качестве наказания за какой-нибудь проступок – не за тяжкое преступление, вроде убийства, а за нарушение принятых норм поведения. Отчуждение начинается постепенно и распространяется как зараза. К нему постепенно присоединяются все люди племени, потому что, если кто-то откажется, он тем самым даст понять, что проступок ставшего омо вовсе не так уж плох, а это грозит расколом.

Тихо взглянул на свою кривую ногу. Одного этого достаточно для испытания единства племени на прочность. Никто не разрешил бы своей дочери дружить с Тихо, а уж о браке и подавно речи быть не могло.

Он всегда это прекрасно сознавал. Сколько мальчик себя помнил, с ним рядом никогда не было других детей. Он не мог участвовать в их играх или учиться охотиться вместе с ними. Он почти ничего не знал о жизни племени. Они с Гару всегда обитали чуть поодаль от остальных и не участвовали в праздниках. У них был свой очаг.

Так они жили. Но если он сейчас вернется к племени, все станет гораздо хуже.

Стало быть, обратной дороги нет. Да и Гару бы такой его поступок обидел. Если сейчас она сидит на коленях Матери Духов в конце своего пути по Тропе, разве ей захочется, посмотрев вниз, увидеть, что с мальчиком, которого она растила одиннадцать лет, так ужасно обращаются? Наверное, она бы расплакалась. А когда дух проливает слезы, пусть это всего лишь слезы по хромому мальчишке, на земле случаются бедствия – засуха, болезни, голод. Да и людям в племени такой призрак ни к чему.

Тихо встал и потянулся, чтобы расправить затекшие мышцы.

Земля, глинистая и сырая от непрекращающегося дождя, чавкала под ногами, и он вдруг заметил следы животного, каких никогда раньше не видел. Мальчик наклонился и прикоснулся к отпечатку. У этого существа, кем бы они ни являлось, не было пальцев. Крупное нераздвоенное копыто – или что-то, очень на него похожее, – глубоко утопало в грязи. Что же это за зверь? Тихо вспомнил, как Гару прямо перед смертью повела носом. Он склонился еще ниже и уловил остатки запаха, который не был ему знаком. «Гару учуяла этого зверя!»

Глубокие и ясные отпечатки проследить было несложно, но когда Тихо пошел по следам, то обнаружил, что они ведут кругами, как будто животное заблудилось и не знало, куда идти.

Дождь наконец понемногу стих. Среди кедровых и березовых стволов стал сгущаться туман. В следующее мгновение Тихо остановился как вкопанный, не веря своим глазам. Под густым разлапистым кедром стояло самое удивительное существо, которое ему когда-либо приходилось видеть. Животное дрожало; время от времени по его шкуре как будто пробегала мелкая рябь. Острые уши прижимались к голове.

Тихо стал осторожно подкрадываться поближе. Животное мотнуло головой и фыркнуло. Его запах не был похож на сальный запах барана или мясной – пумы; Тихо к тому же ощущал сильную вонь горелой шерсти. Шкура диковинного зверя была серебристо-серой, но местами на ней виднелись обгоревшие куски. Мальчик понял, что это животное попало в огонь одного из пожаров, что часто случаются в это время года в каньоне.

Существо повернулось к мальчику и сделало странное движение губами.

Тихо видел, что оно напугано. Напугано и покинуто. В клубящемся тумане зверь казался предрассветным призраком. «А я-то думал, что это я призрак», – мысленно заметил мальчик. Существо в самом деле выглядело так, словно сбилось с пути в отанг и заблудилось между мирами.

Туман, подсвеченный жутко-мертвенным светом луны, постепенно становился всё гуще. Тихо казалось, что он находится нигде и в то же время везде, в каком-то месте, подвешенном между воздухом и водой, между облаками и землей. Сильный порыв ветра пронесся по кронам деревьев, набросив на луну плотное покрывало туч, и наступила полная тьма.