Путешествие в Европу - Сулхан-Саба Орбелиани

Сам Саба более подробно рассказывает о гонениях, которым он подвергался со стороны грузинского духовенства.

«Грузинские епископы и священники стали преследовать меня за то, что я был в Риме, — пишет он… — Духовенство пожелало созвать собор и сокрушить меня. Созвали собор во Мцхета и потребовали, чтобы я произнес хулу на папу. Я не мог отречься… Они пытались причинить мне много зла».

* * *

Начиная с XIII века конгрегация пропаганды веры в Риме энергично добивалась подчинения грузинской церкви папе римскому. Грузия, в свою очередь, искала в Западной Европе при поддержке католических кругов прежде всего сильного и культурного покровителя. Эфемерные надежды на помощь Европы особенно ярко проявляются с первой половины XIII века, то есть в тот период, когда Грузия была политически в крайне тягостном положении.

Наиболее гибкие политические деятели страны рассчитывали благодаря содействию папы получить помощь европейских государств. «Сердца наши и взоры устремлены к тебе, и мы смотрим на тебя с большой надеждой… Вырви нас из волчьей пасти, не обрекай на гибель», — писал Георгий XI папе Иннокентию XI.

В этих словах ясно выражены стремления определенных общественных кругов Грузии, выдающимся представителем которых был Сулхан-Саба Орбелиани. Поэтому мы полагаем, что правы были те римские миссионеры, которые считали, что Саба стал монахом, желая свободнее действовать в целях объединения грузинской и римско-католической церкви. А в конечном счете эти его помыслы были направлены к освобождению Грузии от постоянных посягательств со стороны персидских и турецких захватчиков.

Миссионер Джустин Ливорнский сообщает в одном из своих донесений папской канцелярии, что Саба воспитал Вахтанга и его супругу — царицу Русудан.

Как известно, царь и царица действительно с большой любовью относились к Саба. В письмах Вахтанга своему воспитателю обычными были теплые обращения, как «возлюбленный дядя», или концовки «остаюсь навеки, каким был до сих пор, покорнейшим племянником моего возлюбленного дяди», «нижайшая племянница (или племянник) моего возлюбленного дяди» и т. п. Чтобы яснее представить себе отношение царской четы к Сулхану, достаточно вспомнить волнующую картину прощания с ним в Гори в день отъезда на Запад. Миссионер Ришар описывает, какое гнетущее впечатление произвела на царицу Русудан и на царский двор весть о неизбежной разлуке с Сулханом-Саба Орбелиани.

«Как только свита Саба узнала о его решении, она тотчас же оповестила царицу, которая срочно разослала более тридцати гонцов с письмами к Саба и к владельцам имений, мимо которых мы должны были проезжать. Письма царицы, наследника Бакара и некоторых офицеров глубоко растрогали Сулхана. В них сообщалось, что царица, узнав о нашем отъезде, впала в глубокую скорбь и так неутешно рыдала, что сейчас находится чуть ли не на краю смерти. Но Саба всех успокоил, заверив, что скоро вернется, и мы продолжали наше путешествие».

Авторитет Сулхана-Саба, особенно в первый период царствования Вахтанга (1703–1712), казался незыблемым. До того как Вахтанг VI стал правителем Картли, Саба делил с ним все трудности неспокойной скитальческой жизни в глухих уголках Грузии.

Коренное улучшение народного хозяйства, достигнутое в период кратковременного царствования Вахтанга VI, литературные, исторические, географические и юридические памятники тех лет наглядно говорят о том, что страна, направляемая опытной рукой Сулхана-Саба Орбелиани, вступила на верный путь.

Однако царствование Вахтанга оказалось недолговечным. После смерти Кайхосро I он вместе с Саба отправился в Иран. Шах принял Вахтанга с большими почестями, но все же потребовал от него перехода в магометанство, на что получил решительный отказ. Тогда Султан-Гусейн назначил правителем Картли брата Вахтанга — Иасе, принявшего магометанство, а самого Вахтанга приказал отправить в Кирман. И Картли снова страждет от предательства и кровавых столкновений.

Саба не отступился от своего воспитанника даже в этой, казалось бы, безнадежной ситуации.

Именно ради спасения Вахтанга он и предпринял позже трудное путешествие в Париж и Рим и, опираясь на свои католические связи, добивался там материальной и моральной поддержки против исконных врагов.

Дипломатическая деятельность, которой Саба отдал волей-неволей последние годы своей жизни, стала известна, главным образом, в связи с этой его миссией в Европу. Однако, как выясняется, это было далеко не единственное дипломатическое поручение, доверенное ему правителями Грузии. Так, по сообщению царевича Иоанна, Саба, находясь при иранском дворе, «весьма потрудился, съездив в Исфагань с поручениями царей».

Известно также, что Сулхан в 1711 году выполнял какие-то дипломатические поручения царя Кайхосро. «В декабре 1711 года, — читаем в „Словаре“, — Саба отправился в Хорасан. Царь Кайхосро призвал его 11 декабря и отправил со многими дарами».

Так или иначе, уже до поездки в Европу Сулхан завоевал всеобщее уважение на родине своей дипломатической деятельностью.

Поездка же ко двору Людовика XIV и папы Климента XI выдвинула его в число крупнейших дипломатов того времени.

Мы уже говорили о том, что на протяжении веков грузинские деятели не теряли призрачных надежд на помощь со стороны Западной Европы. «Мы думаем и даже видим, что солнце начинает озарять своим ослепительным сиянием всю остальную часть земли», — писал после падения Византии картлийский царь Константин Изабелле Кастильской.

Сулхан-Саба в бытность свою в Версале обратился к Людовику XIV со следующими словами: «Великий король, ваша держава стала помощью царям и покровителем веры даже в таких отдаленных краях, как наша страна».

Именно эта «помощь царям» и внушала несбыточные надежды Вахтангу, Саба и другим государственным деятелям Грузии первой половины XVIII века. Ведь еще в 1709 году Саба писал папе: «Пусть ваша защита и помощь делом снизойдут на нас, православных, которые терпят большие бедствия от врагов».

Опасаясь вызвать гнев сторонников Ирана, Саба вынужден был соблюдать самую строгую конспирацию, поэтому-то он и уехал тайно из Грузии.

Мы не имеем никаких сведений о том, как добрался Саба до Константинополя, поскольку первая часть его «Путешествия», к сожалению, пока еще не найдена. Однако на долю Саба, очевидно, выпали большие трудности. Их-то и подразумевал Вахтанг, когда писал Саба. «Я очень огорчился, узнав, что вы сильно измучились в пути».

В апреле 1714 года Саба был принят в Версале «королем-солнцем» — Людовиком XIV, рассказал ему о тяжелом положении Грузии и просил освободить Вахтанга из плена, для чего, по мнению Орбелиани, необходимо было вручить 300000 экю в качестве «подарка» влиятельным лицам Персии. За это грузинский посол обещал французским коммерсантам открыть удобный торговый путь через Грузию и приобщить всю страну, в том числе мелкие племена Закавказья (24 провинции), к римско-католической церкви.

Людовик XIV дважды принял Саба, дозволил ему осмотреть Версаль и Париж, с готовностью обещал деньги для выкупа Вахтанга и свою моральную поддержку.

Успокоенный его заверениями, Сулхан-Саба Орбелиани все свободное время отдавал изучению незнакомой ему страны, ее богатой культуры.

Сохранился любопытный анекдот о пребывании Саба во Франции: когда он в качестве государственного посла Грузии предстал в Версале перед Людовиком XIV, последний только что оправился от болезни, страдал от упадка сил и был не в духе. Саба сердечно поздравил его с выздоровлением. В ответ король заметил, что, хотя он и избавился от одного злейшего врага — болезни, но на него ополчился другой враг — старость.

— Это нелегкая вещь — перевалить за шестьдесят лет! — заключил король, которому уже перевалило за семьдесят.

— Государь, — ответил Саба, — ваше величество с такой грацией носит этот возраст, что каждому хотелось бы обладать им!

Ответ Саба понравился и королю и придворным, его передавали из уст в уста. Он стал известен также при дворе русского императора… «Фельдмаршал Александр Иванович Барятинский, — писала Ольга Ильинична Грузинская, — во время своего наместничества в Грузии не раз слыхал о старейшем грузинском посланнике и как-то рассказывал о его удачном ответе… Александру II».

Случилось, что Андриан Иванович Блюменталь поехал в Петербург, чтобы представиться государю. День представления был уже назначен, когда почтенный старик неожиданно заболел и не попал на прием… Государь всегда был особенно к нему милостив и не раз посылал осведомиться о его здоровье. Наконец Андриан Иванович оправился настолько, что мог явиться ко двору… Он извинился за то, что два раза обеспокоил царя просьбой…

— Настоящая причина этой невольной неучтивости — мои семьдесят пять лет, — добавил Блюменталь.