Жизнь прекрасна! - Владимир Невский

– Как прошла поездка?

– Нормально, – обманываю я.

Круиз удался. Всё было великолепно: белый теплоход, синее море, хорошие попутчики, красивые женщины. Красивые женщины…. Разве кто может сравниться с Олей? Она самая-самая….

– А ты изменилась, Оля. Вроде бы стала ещё красивее

Лёгкая, едва заметная улыбка коснулась её губ.

– Не вини себя. Всё правильно, – хотелось добавить ещё что-нибудь хорошее и приятное, но, как назло, на ум ничего не шло, и я добавил просто: – Судьба значит.

– Ты не сердишься на меня? – вдруг спросила она.

Господи, она ещё совсем ребёнок. Только в свои девятнадцать лет она может задать такой наивный вопрос. Не сердишься? Конечно, сержусь. Только не на тебя. На себя, на судьбу, на ту случайную встречу, которая свела нас.

– Нет. Всё хорошо. Успокойся, – я протягиваю руку и слегка сжимаю её ладонь, давая понять, что это не просто слова.

– Спасибо.

За что меня благодарить? Я держусь из последних сил. Не уходи, слышишь, не уходи. Ты нужна мне, нужна.

Да где этот официант? Чёрт его побери! Обещал устроить всё быстро, а столько времени пролетело. Вот возьму сейчас и закачу им небольшой скандальчик с парой перевёрнутых столиков и горой разбитой посуды. Да, Олечка, я всё-таки очень сердитый. Но ты не бойся, всё будет Okay. Okay. Нет, никогда так не будет. Всё пошло кувырком. Вся жизнь. Мне кажется, что я не смогу найти на земле такого уголка, где бы смог забыть о тебе. Нет, Ольга, не смогу. Я люблю тебя, люблю.

Я заскрипел зубами. Оля оторвала взгляд от коробки и смотрела на меня долго-долго.

– Я ничем не могу помочь тебе?

Меня словно взорвало. Я схватил её за руку.

– Можешь, – говорю горячо и громко, – останься со мной.

– Отпусти, мне больно.

– Мы всё начнём сначала.

– Не надо, Коля.

– Я люблю тебя, Оля. Зачем мне эта жизнь без тебя? – я задыхался от гнева и беспомощности.

Крупные янтарные слезинки медленно скатились из-под опущенных ресниц, оставляя серый след косметики на её щеках. Одна из слезинок громко плюхнулась в пустой бокал. Среди внезапно наступившей тишины этот звук прозвучал зловеще. Это словно отрезвило меня. Я схватился за голову и склонился над столом. Всё-таки не сдержался и довёл её до слёз. Никогда раньше, не знаю почему, я не говорил ей, что люблю. И вот признался. Но это уже ничего не меняет. Где же я раньше был? Мне казалось, что она всегда будет рядом, и вся жизнь впереди. Всё откладывал. Я привык к победам и не знал вкуса поражения. Вот это первая потеря. Но какая! Как можно смириться с такой?

– Ты думаешь, мне легко? – долетел до меня её голос. – Я готовилась к этой встрече неделю. Не спала ночами. Устала. А ты…

– Прости меня. Больше это не повторится. Только не уходи. Поужинай со мной. В последний раз. Если, конечно, нам его сегодня принесут.

– Извини, но мне надо идти, – она встала.

– А ужин?

– Я не могу. До свидания.

– Прощай.

Я старался не смотреть ей вслед, чтобы потом в кошмарных снах не видеть её уходящей. Вот и всё. Поставлена последняя точка в повести нашей любви. Плохая повесть, грустная. Мне больше нравиться читать сказки со счастливым концом.

Наконец-то подошёл официант.

– Где вас черти носят? – даже не пытаюсь скрыть раздражение.

– Двадцать минут в пределах нормы, – он был невозмутим.

Двадцать минут!? Целая вечность, а жизнь пронеслась, как мгновенье одно. На столике среди закусок и дорогого вина стоял флакон духов. Обиделась всё-таки, не взяла. Я открыл бутылку, собираясь налить себе, но остановился. Взял бокал, где на донышке блестела слезинка, и плеснул туда вина. Пусть все Олины печали и сомненья растворятся, как растворится эта слезинка. Пусть она будет счастливой.

А я? Что я? Эта слезинка для меня всё равно, что капелька яда. Может, это успокоит меня и даст силы забыть.

Допетой оказалась наша песня,Досказанными стали слова,Так пусть же мир вновь будет тесным,Чтоб мог я вновь найти тебя!

1991

Десять лет спустя

Поезд дёрнулся в последний раз и остановился. В вагоны сразу же ворвался привокзальный шум. Пассажиры потянулись к выходу, где их ждала толпа встречающих. Всё смешалось в один миг: чемоданы и цветы, восторженные восклицания и поцелуи, смех и слёзы.

Вячеслав Руднев не спешил. Сквозь пыльное окно он равнодушно смотрел на эту пёструю толпу. Его никто не встречал в родном городе. Он приехал сюда в командировку.

Когда за окном немного поутихло, Руднев словно очнулся. Встал, сказал себе под нос: «Пора». – И вышел на перрон.

Вокзал был новым, незнакомым. Всё меняется. Изменился и сам город. «А ведь прошло всего десять лет», – подумал Руднев, когда таксист резко затормозил около гостиницы «Россия», нахально содрал десятку и скрылся за поворотом. Номер был забронирован, и особых проблем с устройством не было. На завод, куда привели его дела, идти было уже поздно, в гостинице – слишком казённо и тоскливо, и Руднев решил пройтись по местам своего детства и юношества. Его сразу же потянуло в парк, который, как казалось, не тронуло время. Только на старых чугунных скамейках блестела новая краска. А вот и она – их любимая скамейка. Руднев остановился, взял с неё желтые и красные листья и подбросил их в воздух. Они медленно и величаво опустились на асфальтированную дорожку. Он сел и закурил.

Они познакомились здесь, в этом парке тишины и чистоты среди быстро растущего города с его заводами, кислотными дождями и машинами. Тогда он только вернулся из армии и ещё щеголял в форме, с гитарой за спиной. Нина и её подружки сидели на этой лавочке, плели венки из одуванчиков и весело смеялись. Вячеслав и двое его друзей подсели к ним. Разговорились, посмеялись вместе. Руднев играл на гитаре. Все были в восторге, кроме неё. Она подшучивала над ним. В его душе рождалась злость, которую он старался не показывать. И если бы на месте Нины оказалась любая другая девчонка, он бы не сдержался. А на неё он не мог долго обижаться. В ней было что-то необыкновенное. Какая-то неведомая сила. Вячеслав попал во власть этой красивой девчонки по имени Нина.

Руднев очнулся, когда вечерняя прохлада охватила его. Он встал, окинул ещё раз взглядом парк и направился в гостиницу. Какая-то тяжесть ложилась на плечи. Хотя она была всегда, но сегодня удвоилась. Он уснул лишь с помощью снотворного. Ему ничего не снилось, и проснулся он с головной болью. На заводе, к его большому изумлению, все бумаги были подписаны. Хотя он предполагал, что на уговоры и доказательства ему понадобится, как минимум, четыре дня. Впереди было три свободных дня. Можно было вернуться домой, поваляться на диване перед телевизором. Можно остаться здесь, наедине с собой. Вспомнить всё и вновь терзать себя за ошибку. А она была, всего одна, но не даёт покоя все эти годы. И вряд ли когда-нибудь придёт облегчение.

Нина очень любила Лермонтова. Просто грезила им. Томик его стихотворений всегда лежал у неё на столе. Над кроватью висел портрет поэта. Чтобы сделать ей приятное, Вячеслав выучил несколько его стихов и прочитал их ей. Читал с чувством, словно это он написал и посвящает именно ей. Она слушала его заворожено, с широко открытыми глазами. А когда он признался ей в любви с помощью отрывка из поэмы «Демон», где Демон клялся в любви Тамаре, Нина заплакала. Разве можно об этом забыть? Сейчас Руднев не может спокойно читать Лермонтова. А в голове остались лишь строчки:

«Делить веселье все готовы,Никто не хочет грусть делить».

Как нельзя лучше сказано о нём самом. Интересно, а любит ли она его сейчас? Вспоминает ли этот вечер признания? Или только тот, роковой, который испортил всю её жизнь?

Оно были счастливы, жаждали новых встреч друг с другом. И каждая их новая встреча была по-своему прекрасна. Любимым их местом для прогулок был этот парк, где они часто мечтали о будущем. Этим мечтам не суждено было исполниться. А тот вечер Руднев не забудет никогда.

Была весна. Днём по асфальту текли бурные, шумные речки, которые по ночам превращались в сплошной лёд. Слава и Нина возвращались с танцев. Они баловались, толкали друг друга и смеялись. Но один раз Нина не удержалась на ногах и упала, громко вскрикнув. Слава испугался, Нина не только не могла встать, но и потеряла сознание. Гримаса боли исказила её прекрасное лицо. Слава поймал такси и отвёз её в больницу. Позвонил её родителям, а сам остался в холле, в ожидании врача. Ходил и молил Бога, чтобы с ней всё было хорошо. Наконец вышел врач.

– Что с ней?

– Травма позвоночника, – после минутного молчания сказал он.

Словно ножом полоснуло по сердцу, мысли стали путаться. Позвоночник? Это значит….

– Она будет ходить?

– Навряд ли, – врач покачал головой.