Змеиные слезы - Элеонора Гильм

погубила моего внука! Ты, все ты виновата!»

В память ворвался голос свекрови. Она не упускала ни единой возможности, колола и колола, да только ядовитые слова ее вовсе не были важны. Самат, самый прекрасный сын восьми лет от роду, ушел на небеса. И перед этим любые слова и молитвы были бессильны.

Орхан-әфәнде, сын тархана5-землевладельца, взял ее третьей женой. «Фарида, глаза твои блистают во тьме, руки красивы, словно отец твой не бедняк, а богатый эмир», – так сказал он однажды, увидев Фариду на базаре с корзиной, полной яблок. И заплатил хороший калым. Отец ее купил целое стадо овец и благодарил Всевышнего за щедрого зятя.

Фарида стала привыкать к новой жизни. В шестнадцать лет многое кажется удивительным и достойным восхищения. Не жалея спины, она кланялась седому свекру, своему любимому мужу, его младшему брату, красавцу Туфану. Кланялась она и свекрови, и двум старшим женам Орхан-әфәнде. Фарида проводила дни в праведной работе на кухне и в саду, а муж часто звал в свои покои, гладил каштановые волосы, говорил про шелк и усладу.

Хатын и сама не заметила, что села на мягкое ложе и, вспоминая нелегкую историю жизни, стала раскачиваться – движением тем пыталась облегчить боль. Ощутила жажду, вновь потянулась к кувшину, забыв, что осушила его недавно. Он оказался полон, вода вновь пахла цветами и покоем, Фарида выпила ее и уснула.

***

– Мы помогли тебе, а теперь и ты помоги нам, – шуршал кто-то под ее ухом. Фарида повернулась на другой бок, вспомнила про пещеру, полную загадок, и вытянула себя из дремы.

В эту ночь – или день, она и сама не знала, – ей привиделось жуткое: змей с улыбкой ее сына. Гад ползал в высокой траве, точно не знал другой жизни. Она шепотом прочла молитву, ужаснулась своей лени – сколько она не совершала намаз, не омывала руки и ноги.

Вновь горел факел, рядом с ложем стоял золотой кувшин, но что-то в пещере неощутимо изменилось. Какой-то негромкий, размеренный звук заполнял ее, холодил кожу. И Фарида невольно вспомнила о плеске речных волн, о камнепаде, о шуме ветра в кронах деревьев.

– Очнулась?

Голос говорившего был странен. Глухой, словно вырывавшийся из подземелья, он сдавливал нутро ее, заполнял его все без остатка и рвался наружу. Фарида выдохнула, и стало чуть легче.

– Кто ты?

Как она жалка, слаба в сравнении с тем мощным потоком, что звучал в ней.

– Поди сюда и узреешь меня.

Голос словно бы смеялся над ее замешательством. Фарида поглядела на себя – впервые пришло в голову подумать о такой мелочи. Заляпанная одежда исчезла, загадочный хозяин обрядил ее в белоснежную рубаху с синей вышивкой на груди, по узким запястьям и подолу. Пряди ее, не прикрытые волосником и покрывалом, обрели ненужную свободу. От стыда Фарида раскраснелась: обладатель голоса посмел к ней прикоснуться и увидеть ее волосы. Но голос не дал утонуть в этой пучине и вновь позвал к себе.

Фарида, словно зачарованная, пошла к тому голосу, в самый темный угол. И когда увидала хозяина пещеры, то побежала прочь, заметалась, словно умалишенная, пытаясь найти выход. А он смеялся, и смех тот казался ядом.

***

Орхан-әфәнде был добр к Фариде, скоро она понесла. Старая бабка, принимавшая всех детей в слободе, сказала, что в животе молодой хатын мальчик. И вся семья поверила.

Фариду кормили бараниной и молоком, освободили от всякой работы. Старшие жены Орхан-әфәнде рожали только девочек, словно кто-то их проклял, и муж мечтал о наследнике.

В положенный срок Фарида родила мальчика. Во всей слободе не было людей счастливей ее семьи. То было сладостное время, и даже сейчас, потеряв свое долгожданное дитя, улыбалась, будто наяву ощутив его теплое, медовое тельце на своих руках. Сына назвали Саматом. На празднестве, устроенном в его честь, все желали долгих лет жизни, родной дядя, Туфан, подарил ему жеребенка со звездой во лбу, а мать надеялась, что сын проживет вечность6.

Он был крепок, ее ненаглядный сын. Не плакал, не хворал, часто улыбался, держался в седле, точно джигит, и любил всех на свете. Орхан-әфәнде ночью звал Фариду любимой женой, а днем дарил серьги, янтарные ожерелья и хаситә7 с драгоценными камнями. Он баловал и сына, прощал ему любые шалости и звал «своим батуром».

Ах, если бы Фарида не была так глупа!

***

– Погляди на меня, хатын.

Голос стал громче. Она вздрогнула, но все ж не решилась убрать руки от лица.

Когда она обмывала уснувшего навеки сына, ей было страшно.

Когда она ушла из родного дома, ей было страшно.

Когда она ждала ядовитых укусов, ей было страшно.

Но, лишь на миг узрев хозяина пещеры, она ощутила нечто больше, чем обычный страх. О нем пели сказители. Его имя повторяли дети. По ночам его видели в отблесках огня или танце теней на бревенчатой стене.

И вот Фарида стояла пред свернувшимся на мягком диване, слышала его глубокое дыхание и молилась, чтобы не лишиться рассудка.

***

Родители Фариды были бедны. Она не обнимала их долгие годы после свадьбы. Благодарная за каждый день, хатын не осмеливалась испросить у мужа позволения навестить родителей и показать внука.

Но однажды Орхан-әфәнде, находясь в особо благодушном настроении после сытной трапезы, завел речь про уважение к старшим, семью и родителей, что вовсе не молодеют. Туфан сказал о мудрости старшего брата, подобной разлившейся по весне Идели8. На следующий же день Фарида нарядила сына в лучшую рубаху, полосатые штаны и новую тюбетейку, села в крытый возок и, словно ханша, поехала в гости.

В тот день она пролила целые ручьи слез и услышала много добрых слов. Мать тут же принялась стряпать пироги с красными ягодами, отец не спускал с коленей долгожданного внука, а Фарида рассказывала, как ей чудесно живется, да только думала о другом.

Самат уже клевал носом, тени стали длинны и печальны, когда они собрались в обратную дорогу. Мать сложила в корзину свою стряпню, Фарида не посмела отказать. Родители вышли со двора, мать вытирала глаза платочком, отец бодро улыбался, да только в глазах его читалось иное.

– Хочу домой, – приплясывал сын и размахивал корзиной с пирогами.

– Внучек, приезжай к нам. Фарида, ты наше единственное дитя! Не забывай нас, – говорили родители.

– Әни, – повторял сын нараспев.

Он, размахивая корзиной, выскочил на дорогу, изрытую сотнями подков, и Фарида крикнула ему: «Иди сюда, баловник», догнала в несколько шагов, обхватила маленькую липкую ладошку. Самат все